Лайни Тейтум - Трудная роль

– Да, папа?

– Ты выслушаешь меня, поверишь мне, и дело на этом закончится. Ладно?

Эдмунд медленно подошел к отцу и замер, глядя на него снизу вверх.

– Земля круглая. Повтори.

– Земля круглая, папа. Ты уверен?

– Я когда-нибудь обманывал тебя?

– Нет, папа. Я никогда не думал, что ты можешь ошибаться.

Эванджелина негромко застонала. Марианна-Клотильда смеялась до тех пор, пока на глаза не навернулись слезы.

– Вот и хорошо. Когда миссис Рейли в следующий раз скажет тебе, что Земля плоская, ты улыбнешься и кивнешь, но" будешь знать, что на самом деле это не так.

– Да, папа.

Герцог улыбнулся сыну, поднял его и прижал к груди.

– Просто неподражаемо, – сказала Эванджелина.

Марианна-Клотильда не уловила в ее звучном голосе ничего, кроме юмора. Там не было намека ни на кокетство, ни на хихиканье, к которым так привык ее сын.

– Да, я до сих пор под впечатлением… Мадам, не считайте себя непрошеной гостьей. Я давно мечтала познакомиться с вами. Сын рассказывал о вас много хорошего.

– Я говорил матери, что вы упрямы как осел, когда-то были хорошей наездницей и обожаете морские пейзажи. Ах да, кажется, я как-то обмолвился, что вы не лишены обаяния.

– От души надеюсь, что вы не углублялись в подробности.

– С чего это вы взяли? В конце концов, я разговаривал с собственной матерью. А она восхищается мной и тоже считает, что я не могу ошибаться.

– Это верно, – подхватила Марианна-Клотильда. – В конце концов, это мой собственный сын. А что остается матери, как не восхищаться своим мальчиком?

Эванджелина фыркнула, герцог еще раз подкинул Эдмунда в воздух, а МарианнаКлотильда сказала:

– Мадам, проходите и садитесь. Я позвоню, чтобы нам принесли чаю. Можно мне называть вас Эванджелиной? Обращение «мадам» устарело так же безнадежно, как и мнение о том, что Земля плоская.

– Не знаю, бабушка, – проворчал Эдмунд. – Миссис Рейли всегда говорит об этом так уверенно…

– Эдмунд, Земля круглая, – сказал герцог. – Круглая!

– Да, папа. Бабушка, папа сказал тебе, что я самый меткий стрелок на свете?

– Он сказал, что ты уже раз десять в упор застрелил павлина Рекса.

– Да, – сказал Эдмунд и сладко зевнул. Эванджелина наклонилась и взяла в ладони его лицо.

– Хватит разговоров. Ты устал не меньше, чем твой папа. Но ты младше, а потому сейчас пойдешь с Эллен в детскую и немного отдохнешь.

Герцог снова подхватил сына на руки.

– Я сам отнесу его к Эллен. Скоро вернусь. Я не оставлю вас на съедение дракону. Мама, пока меня не будет, постарайся не напугать ее до потери пульса.

– Папа, а как же мой рассказ? Я хочу, чтобы бабушка послушала мой рассказ!

– Расскажешь, когда поспишь. – Ричард остановился у порога и сказал: – Я попрошу Грейсона подать чай.

Молодая леди осталась наедине со старой герцогиней. Господи, пусть она подойдет моему сыну, от души взмолилась Марианна-Клотильда и снова наградила девушку чарующей улыбкой.

– Садитесь, Эванджелина. Так вы всю дорогу ехали с Эдмундом?

– Да, кроме одного часа, когда у меня разболелась голова и милорд настоял, чтобы я поехала с ним.

– Поехали с ним? – переспросила Марианна-Клотильда.

К удивлению старой герцогини, Эванджелина вспыхнула.

– Видите ли, герцог ехал на своем прекрасном жеребце и сказал… в общем, чтобы я села в седло перед ним. Больше ничего не было, ваша светлость, честное слово.

О нет, было, подумала чрезвычайно довольная Марианна-Клотильда.

– Моему сыну почти невозможно сказать «нет». При случае он может быть очень властным.

– Да, – ответила Эванджелина. – Я на собственном опыте убедилась, насколько это верно. – На самом деле он вовсе не принуждал ее. Но между ними действительно ничего не было. Оказавшись в объятиях Ричарда, она просто прижалась к нему и тут же заснула мертвым сном. Ей давно не было так спокойно.

Марианна-Клотильда похлопала ладонью по дивану. Эванджелина сняла плащ, перекинула его через спинку стула и села рядом с герцогиней. Что ж, очень мила, подумала герцогиня. К слову сказать, элегантная, стройная, но пышногрудая фигура молодой леди была весьма похожа на ее собственную. Она догадалась, что платье Эванджелины раньше принадлежало бедной глупышке Мариссе.

– Кстати, Эванджелина, – спустя несколько секунд сказала Марианна-Клотильда, – сын в конце концов признался, что пытался приказывать вам в его излюбленной манере владельца замка. Могу себе представить, как он рычал!

– Это не так, – промолвила Эванджелина. – Точнее, не совсем так. Он привык к мгновенному послушанию. Но в тот момент я не могла себе этого позволить. И тогда он…

– Знаю, знаю. Тогда он стал самой любезностью.

– Я не знала, что он может быть таким добрым. Это не в его характере. Он чаще добивается своего с помощью насмешек или просто хмурится, зная, что только глупец посмеет перечить ему, и… О Боже, миледи, я не хотела сказать ничего плохого о вашем сыне, совсем напротив! Он очень заботится обо мне. Да, именно заботится. Думаю, это слово не показалось бы ему обидным.

Марианна-Клотильда потрепала Эванджелину по руке.

– Давайте спросим его самого. Вы меня едва знаете, однако я буду с вами откровенной. Хорошо это или плохо, но мы с сыном очень похожи. Вы, моя дорогая Эванджелина, – без паузы продолжила она, – чувствуете себя очень виноватой, верно?

Как она догадалась?

– Да, пожалуй, – ответила испуганная девушка.

– Вы – член нашей семьи. И можете жить здесь, пока не надоест. Кстати, я вижу, что к вам отошли платья Мариссы. Этот цвет вам очень к лицу. Дорри пришлось как следует поработать, верно?

– Да. Она очень милая девушка.

– Еще бы. Я поняла это много лет назад. Именно я приставила ее к Мариссе. Марисса ее очень любила.

В гостиную вошел высокий, плотный, рыжий с проседью мужчина, державший в руках поднос с серебряным чайным сервизом. Густые рыжие брови дворецкого были сильно изогнуты, что придавало его лицу удивленное выражение.

– А, Грейсон… Ты принес нам подкрепиться?

– Да, ваша светлость. Надеюсь, это доставит вам удовольствие. – Дворецкий поставил поднос на столик перед дамами.

– Мы с Грейсоном росли вместе, – сказала Марианна-Клотильда, когда дворецкий, к удивлению Эванджелины, сам стал разливать чай.

– Мадам?

– Мне без молока и сахара, Грейсон.

– Он очень ловко управляется с этим делом, – объяснила Марианна-Клотильда. – Видите ли, у меня артрит. В последние годы я стала довольно неуклюжей, так что Грейсон исполняет многие мои обязанности. Это еще одна причина, почему я не могу жить в Чесли. От холода и сырости мне становится хуже. – Она приняла у дворецкого чашку и благодарно улыбнулась. – Я думаю, мы с ним составляем впечатляющую пару. Особенно теперь, когда кости у нас стали хрупкими, волосы поседели, а самомнение достигло предела.

– Именно так, ваша светлость, – сказал Грейсон, – но я считаю, что у рыжих самомнения больше.

– Да уж, – сказала Марианна-Клотильда, изящно откусив кусочек яблочного торта. – Очень вкусно. Может быть, хуже, чем изделия Динвитти, повара Филиппа Мерсеро, или миссис Дент, но вполне приемлемо. Грейсон, это мадам де ла Валетт. Она член нашей семьи, а в данный момент еще и гувернантка лорда Эдмунда.

Грейсон посмотрел на Эванджелину и неторопливо кивнул.

– Думаю, это неплохо, – сказал он и вышел из гостиной.

Марианна-Клотильда засмеялась.

– Что вы смотрите? Присоединяйтесь!

– Как они ладят с Бассиком? – спросила Эванджелина, прожевав кусок торта.

Старая герцогиня фыркнула.

– Вы очень проницательны, Эванджелина. На самом деле они никогда не встречались. Герцог согласен со мной, что прислугу следует держать врозь. Видели бы вы нашего дворецкого из северного поместья Ричарда. Я прозвала его «Царь Иван». Его чопорности могут позавидовать и Грейсон, и Бассик. Однажды он потряс меня, заявив, что Вильгельм Завоеватель был чрезвычайно доволен своим дворецким, а он, Царь Иван, является прямым потомком этого дворецкого…

Когда в гостиную вошел герцог, Эванджелина все еще смеялась. Ричард помедлил у порога и улыбнулся. Бог мой, что за улыбка! – ахнула его мать.

– Проходи и садись, милый, – сказала Марианна-Клотильда. – Налей себе чаю. Эванджелине понравился торт. Я как раз рассказывала ей про Царя Ивана.

– Царь Иван – страшный человек, – сказал герцог и с улыбкой добавил: – Эванджелина, судя по вашему смеху, моя мать не пыталась уточнять степень вашей родовитости, обвинять вас в том, что вы хотите лишить меня любви сына, и не грозила вырвать вам ногти, если вы посмеете критиковать меня или Эдмунда.

– Милорд, мы обсуждали только родословную Царя Ивана. Мои предки достаточно родовиты, но до предков вашего дворецкого им далеко.

– Этот старый методист пугал меня в детстве. Честно говоря, я побаиваюсь его до сих пор. – Ричард с привычным изяществом наполнил свою чашку, а заодно и чашку матери.

Эванджелина опять засмеялась; этот веселый искренний смех, казалось, вырывался из глубины ее души. Герцогу захотелось схватить ее в объятия, начать целовать, а потом спустить с нее платье, ласкать груди, ощутить их вкус и… О Боже, он находится в гостиной матери, пьет чай, а сам думает об Эванджелине и мечтает целовать ее до тех пор, пока она со стоном не прошепчет его имя. Герцог тряхнул головой и поперхнулся чаем.

Марианна-Клотильда постучала его по спине. Когда Ричард пришел в себя, его щеки про-" должали гореть. Это не укрылось от внимания матери, но она деликатно перевела разговор на другую тему.

– Мы еще не говорили об убийстве миссис Нидл. Да, я пользуюсь именно этим страшным словом, поскольку с правдой не поспоришь. Ричард, что тебе известно об этом деле?

– Барон Линдли со своим обычным идиотизмом сказал Эванджелине, что одно из снадобий миссис Нидл, должно быть, убило чью-то жену или возлюбленную. Этот малый якобы решил отомстить миссис Нидл и задушил ее, находясь в состоянии аффекта. Конечно, чушь, но этот старый… простите, старый идиот хотел только одного: скорее отправиться домой, высосать бутылку бренди и подсунуть подушку под свою подагрическую ногу… – Он сделал паузу. – Мы должны сказать Эванджелине спасибо. Она сделала все нужное еще до моего приезда. – Ричард опустил глаза и уставился на свою левую руку, украшенную изумрудным перстнем-печаткой. – Я только велел усилить охрану замка. Ее убийство не имело никакого смысла. Старуха была совершенно безобидна. И это ранит меня до глубины души. Почему ее убили? Почему именно миссис Нидл? Ничего, узнаем. Я этого просто так не оставлю. Нет, я найду того, кто это сделал, и выясню почему!