Лайни Тейтум - Трудная роль

– Не говорите глупостей. Ехать вам некуда. Поэтому делайте то, что вам велят.

– Вы становитесь упрямым, милорд. Вам нет никакого дела до того, куда я поеду и чем буду заниматься.

Герцог резко встал.

– Хватит, Эванджелина! Я не понимаю причины вашего сопротивления. Немедленно объяснитесь.

– Я ненавижу Лондон и отказываюсь туда ехать.

– Вы никогда там не были.

– Это неважно. Не поеду, и все!

– Сядьте, закончите обед и не устраивайте истерику. Это некрасиво. Я поговорю с вами позже.

Но Эванджелина продолжала стоять на своем.

– Нет, не поговорите! С какой стати вы мне приказываете? Я вам не служанка. Хотя, как и Баньон, с удовольствием задушила бы вас галстуком.

Герцог сел, скрестил руки на груди и остался неподвижен.

– Что ж, ладно, – продолжала Эванджелина. – Судя по бесстрастному выражению вашего лица, вы не передумали. – Она бросила салфетку на тарелку. – Прощайте, милорд. Это было полезное знакомство, хотя и короткое.

Он вскочил так быстро, что опрокинул стул.

– Проклятье, Эванджелина, вы никуда не уйдете! Еще один шаг, и я вас высеку!

Девушка расхохоталась.

– Идите к черту! – сказала она, круто повернулась и пошла к дверям. Эванджелина была уверена, что за ними стоит Бассик, все лакеи и горничные замка, прислушиваются и гадают, что происходит. Она обернулась и презрительно бросила:

– Если бы у меня был пистолет Эдмунда, я бы вас застрелила!

Но уйти не удалось. Герцог догнал ее, схватил за руку и повернул лицом к себе. Она не сопротивлялась. Это значило бы понапрасну тратить силы. Герцог был вне себя. Она заметила это по жилке, пульсировавшей на его шее.

Он потряс ее за плечи, наклонился и сказал прямо в лицо:

– Вы никуда не уйдете. Понятно?

Ричард посмотрел на ее губы, потом на грудь… и тут же забыл о своем гневе. Это было невыносимо. Он привлек Эванджелину к себе, взял за подбородок и заставил поднять голову.

Эванджелина утратила чувство времени. Она смотрела на него, и этот взгляд был красноречивее слов. Ричард коснулся языком ее сомкнутых губ.

– Раздвинь губы, черт побери!

Сначала она почувствовала его гнев, а затем безумное желание, владевшее им.

Казалось, Ричард и сам не знал, какое из этих чувств главнее. Он целовал ее, целовал снова и снова. Потом заставил откинуться и начал целовать ее шею и плечи. Застонав, рывком спустил на талию ее красивое синее платье, уставился на груди, после чего прильнул к ним губами.

Это ошеломило ее.

Так вот что такое страсть, подумала она. Неистовое, почти болезненное влечение. Она распознала его, но не могла понять.

Внезапно Ричард отпустил ее. Он смотрел на Эванджелину как слепой, пытаясь овладеть собой, а затем зарылся лицом в ее волосы.

– О Боже, – пробормотал он. – Простите меня.

Она заставила себя выпрямиться, отпрянула и застыла на месте, обнаженная до пояса. У нее был один-единственный шанс остаться в Чесли. Ничего другого не оставалось…

Эванджелина посмотрела на герцога так, словно он не вызывал у нее никаких чувств, кроме легкой досады, и беспечно сказала:

– Милорд, я начинаю думать, что вы соскучились по женскому обществу. Уж не поэтому ли вы хотите увезти меня в Лондон? Похоже, в настоящий момент у вас нет дамы, которая могла бы доставить вам удовольствие. А во мне вы видите существо беспомощное, беззащитное и целиком зависящее от вас.

Герцог отпрянул от нее как ужаленный. Страсть умерла; теперь на ее месте был медленно закипавший гнев. У Эванджелины закружилась голова, но она знала, что пути назад нет, чем бы это ни кончилось. А вдруг он ударит ее? Эта мысль заставила ее окаменеть.

Наконец он произнес так тихо, что Эванджелине пришлось напрячь слух:

– Некоторых женщин называют суками. Неужели вы такая и есть? – А затем добавил окрепшим голосом:

– Признаюсь, вы удивили меня. Если вам так хочется, можете оставаться в Чесли. Буду ждать от вас отчетов об успехах Эдмунда. Спокойной ночи и до свидания.

Ричард вышел, оставив ее стоять посреди комнаты в спущенном до талии платье. Он не обернулся, только тихо закрыл за собой дверь.

Эванджелина смотрела на эту закрытую дверь и знала – нет, была уверена, – что не сможет его предать. Она скажет ему правду, и он поверит. Они с лордом Петтигрю арестуют Джона Эджертона. Помогут вырвать ее отца из лап Ушара. Да, так и будет.

Ей понадобилось время, чтобы привести платье в порядок. Следовало поторопиться. Нужно было сказать герцогу, что через час она встречается с Эджертоном. Они должны будут разработать план. Она выбежала из столовой, по длинному коридору прошла в вестибюль и увидела у парадной двери Бассика. Тот стоял и качал головой.

Она остановилась и перевела дух.

– Что случилось, Бассик?

Он посмотрел на нее и медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Мадам, не случилось ничего такого, что мы с вами могли бы исправить.

– Я вас не понимаю.

– Его светлость уехал, – сказал Бассик. – Уехал в Лондон. Ровно три минуты назад.

Эванджелина чуть не выбежала из замка, но остановилась. Возможно, все к лучшему. Сначала надо во всем разобраться. Получить доказательства измены Эджертона. А потом можно будет отправить кого-нибудь к герцогу.

Да, это имеет смысл. Но при Эджертоне надо будет держать себя в руках. Нельзя позволить, чтобы он что-то заподозрил.

Ждать не было сил, и она выскользнула из замка рано, плотно закутавшись в плащ. Лето кончилось. Было холодно. Пока еще не слишком, но ближе к вечеру обещал ударить настоящий мороз. Она осторожно шла к гроту по длинной тропе, освещенной месяцем. Спустившись в бухту, Эванджелина обернулась и посмотрела на море. Волны росли, затем неторопливо устремлялись вперед, раскатываясь как огромный свиток, и наползали на песок с тихим шорохом, похожим на шепот.

Девушке не хотелось заходить в пугающе темный грот. Она подошла к скале у входа, села и стала ждать. Может быть, Эджертон не придет. Может быть, его уже обнаружили и отец находится в безопасности. Да, как же… Надеяться на это не приходится. Эванджелина знала, что актриса из нее никудышная, но сегодня вечером она обязана убедить Эджертона в своей покорности.

Завтра, думала она, завтра я отправлю герцогу записку. Он вернется и поможет мне.

А Джон Эджертон пусть отправляется в ад!

Чувство вины постепенно отпускало ее.

Холодало. Она вздрогнула. Где же Эджертон? Может быть, она чего-то не поняла или напутала…

– Добрый вечер, Эванджелина. В отличие от большинства женщин вы пунктуальны. Это приятно.

Она резко обернулась, чуть не свалившись со скалы. У входа в грот виднелся силуэт Джона Эджертона, освещенного лунным светом. Долго ли он ждал в темноте и наблюдал за ней?

Она медленно поднялась, сжимая в кулаке воротник плаща.

– Я поняла, что мужчины пунктуальны куда меньше. Возможно, во всем виновата их привычка вваливаться в комнату, когда все остальные уже на месте.

– Вы очень молоды, ваш опыт ограничен, а потому ваше мнение не имеет никакого значения. Вы здесь. Если бы вы опоздали, я бы усомнился в ваших намерениях. Вчера вечером у меня не было возможности сказать вам, как я рад этой новой встрече. Конечно, я бы предпочел восстановить знакомство по-другому, но, увы, так было суждено. Однако я отвлекся. Когда вы придете в грот в следующий раз, прихватите с собой фонарь. Входите.

Эджертон поставил свой фонарь на землю, опустился на колени и зажег его. Затем он встал и обернулся к Эванджелине. Его лицо озарял тусклый желтоватый свет.

– Через двадцать минут с помощью этого фонаря вы подадите сигнал. – Он сделал паузу и пристально осмотрел девушку. – Вы-испуганы. Что ж, неплохо. Это избавит вас от ошибок. Ошибок, которые могли бы оказаться роковыми для вашего дражайшего отца. Она молчала.

– Теперь слушайте меня. На причале вы встретитесь с несколькими людьми. Я буду ждать здесь и следить за вами. Слушайте и запоминайте, потому что у нас мало времени. Это очень важный шаг для вас. Сегодня вечером вы измените Англии. Дело простое, но оно послужит нашей цели. Тем самым вы перейдете Рубикон. Возврата не будет.

Если бы у Эванджелины был пистолет, она пристрелила бы Эджертона, не сходя с места. И без всяких сожалений. Не будет возврата? Как бы не так!

– Вы глупец, сэр Джон. Думаете, сможете победить меня? Не лгите самому себе. Вы всего лишь жалкий старик. Ушар держит в плену моего отца. Вы знаете, что у меня нет выбора. Все остальное не больше чем жалкая мелодрама. Так что не обольщайтесь, черт побери!

Эванджелина решила, что сейчас он ее ударит. Эджертон уже занес руку, но опомнился и медленно опустил ее.

– Не провоцируйте меня, Эванджелина. Вы всерьез считаете, что я не могу забыть девушку, отец которой отказал мне?

– Мой отец тут ни при чем. Это я отказала вам. Он улыбнулся; в темноте эта улыбка казалась устрашающей.

– Эванджелина, теперь вы в моей власти, так что не забывайтесь. В вашей смелости есть что-то забавное. Я охотно побеседовал бы с вами, но не сегодня. Нам предстоит важное дело. Нужно торопиться.

– Вы англичанин. Почему вы предаете свою страну?

Он пожал плечами, покосился на фонарь, а потом поднял глаза.

– Все мы делаем свой выбор, Эванджелина. Я решил помочь великому человеку выполнить то, что ему предначертано судьбой. Его судьба чрезвычайно важна для будущего, в том числе и для моего. Вам этого не понять. Нет, не пытайтесь спорить со мной. Сейчас для этого нет времени. Нам предстоит очень серьезное дело. Ваши обязанности будут различными, но не опасными. Вашей главной функцией станет проверка. Никого не направят ко мне, пока вы не подтвердите, что он действительно тот, за кого себя выдает.

Эджертон вынул из кармана плаща сложенный лист бумаги и вручил его Эванджелине.