Он снова открыл глаза и посмотрел на нее сверху вниз.

– Эванджелина, вы удивительно отзывчивая женщина. Вашему Андре очень повезло.

– Нет, – не успев подумать, ответила она. – На самом деле так было впервые… то есть нет. Извините.

Эванджелина все еще не запахнула халат. Герцог смотрел на ее склоненную голову. Она страстная женщина. Что случилось бы, если бы она не остановила его? Тогда он остановился бы сам. Он не животное. Просто ее слова затронули в его душе не ту струну. Ричард покачал головой. Он пьян. Когда он напивается, все кажется ему странным и потерявшим смысл, а, видит Бог, в последние дни он напивается слишком часто. Нужно положить этому конец. Пришло время вернуться к прежней жизни. К той, какой она была до Сабрины и насильственной смерти Робби.

Нужно доказать себе, что у него есть сила воли.

– Завяжите рубашку.

Но она все еще не двигалась. Казалось, это выше ее сил. Ричард сам завязал ленточки ее ночной рубашки, запахнул полы халата, отодвинулся и положил подбородок на сжатый кулак. После прикосновений к ней у него покалывало тело.

– Неужели ваш муж был настолько эгоистичен, что не заботился о вашем удовольствии?

Почему он так подумал? Эванджелина тряхнула головой, пытаясь прийти в себя.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Он быстро поднялся, потянул Эванджелину за руки и заставил встать.

– Я говорю о том, что вам нравились мои прикосновения. Они доставляли вам наслаждение. Вы брали, давали и наслаждались всем, что я делал. Разве вы не получали удовольствия от прикосновений мужа? От его ласк?

Девушка смотрела на него и молчала. Да и что она могла сказать?

Герцог выглядел так, словно готов был ее задушить. Он сделал шаг назад и холодно сказал:

– Этого больше не повторится. По крайней мере, пока вы живете под моей крышей. Я бы не хотел, чтобы вы боялись меня или испытывали ко мне антипатию.

Эванджелину терзало чувство вины. Как можно было допустить такое? Она только кивнула и опустила голову.

Внутренности герцога разрывались от желания.

– Идите спать, Эванджелина. Уже очень поздно.

Девушка долго молча смотрела на него, а потом печально сказала:

– Я никогда не смогла бы бояться вас или испытывать к вам антипатию. Вы и сами это знаете. Но вы правы, это не должно повториться. Спокойной ночи, милорд. – Дрожащей рукой она взяла свечу, быстро вышла из библиотеки и тихо закрыла за собой дверь.

Когда герцог некоторое время спустя лег в постель, он решил, что не имеет права прикасаться к молодой женщине, зависящей от него и собирающейся заботиться о его сыне. Он вспомнил о ее грудях и вздрогнул. В конце недели он, как и собирался, уедет в Лондон. Никогда в жизни его так не тянуло к женщине. О нет, она не была самой прекрасной в мире. Ричард и сам не знал, что его привлекает, но что-то в ней есть такое… Ничего, пространство и время помогут ему прийти в себя. Именно этого он и хотел.

Глава 15

Эванджелина стояла в длинном коридоре с фамильными портретами на стенах. Из высоких окон лился яркий утренний свет. Шел девятый час. Стоял второй из обещанных теплых дней, которые в середине февраля были настоящим чудом. Она смотрела на портрет герцога Портсмутского, жившего в семнадцатом веке. Лицо герцога было длинным, красивым и очень язвительным. Она сказала давно покойному вельможе:

– Милорд, отец говорил мне, что все молодые люди, которых я встречала до сих пор, очень молоды и прискорбно неопытны. Я отвечала ему, что они еще и жадны, как Анри. О Господи, Анри не сводил с меня глаз. Он хотел, чтобы я была с ним, только с ним одним, словно боялся, что я убегу с кем-нибудь из его друзей. Когда я рассказывала об этом, отец только смеялся и качал головой. Помню, он говорил, что я должна потерпеть, что мальчики становятся мужчинами так же, как девочки женщинами…

Она сделала паузу и посмотрела на свои туфли – ее собственные, а не Мариссы. Обувь Мариссы была Эванджелине безнадежно мала. Но платье из темно-зеленого муслина, подол которого слегка касался туфель, действительно когда-то принадлежало кузине. На груди была вышита красивая толстая золотая коса, поднимавшаяся до самого круглого выреза. Девушка снова подняла взгляд на портрет. Герцог по-прежнему смотрел на нее насмешливо. Слова Эванджелины никого не интересовали, хотя после ночи в библиотеке, когда Ричард ласкал ее обнаженные груди, ей было о чем подумать. Она понизила голос и мрачно, в тон собственным мыслям, сказала:

– Но папа был не прав. Я встречала и более зрелых мужчин. Мужчин, которых он называл умудренными опытом, но и в них не было ничего, кроме скуки. – Эванджелина испустила тяжелый вздох. – Должно быть, я совсем сошла с ума, если стою здесь и разговариваю с вами. Я понимаю это, но, по крайней мере, вы не злоупотребите моей откровенностью. О Боже… То, что я делала сегодня ночью и позволяла делать герцогу, было чудесно. О таком я и не мечтала. Но я не имела на это права. Не буду лгать себе самой: мне хотелось зайти еще дальше. Увидеть, что он сделает, и услышать, что он скажет… Вы по-прежнему молчите, а я размечталась, что вот-вот услышу ответ. Нет, я окончательно свихнулась.

Ричард стоял за любимым его матерью мраморным бюстом какого-то древнегреческого драматурга и улыбался. Интересно, много ли он пропустил из этой односторонней беседы с его далеким предком? Однако хватило и услышанного, чтобы заставить его застыть на месте. Чудесно, вот как? От этой мысли его бросило в пот. Надо было уложить ее на ковер у камина. Честно говоря, ему было бы все равно, кто будет сверху. Он целовал бы ее до тех пор, пока она не застонала бы, а потом вошел бы в ее чудесное тело и…

– Ваша светлость, кажется, вы стоите здесь без всякой цели. Джентльмен со столь высоким титулом, как ваш, обязан иметь цель. Есть какие-нибудь сложности?

Он обернулся и увидел рядом Бассика, выглядевшего точь-в-точь как профессор Оксфорда. Дворецкий тоже стоял без всякой цели, высокомерный и насмешливый, как тот проклятый герцог, с которым секретничала Эванджелина. Проклятье! Какое красивое имя! Так и льется с языка. И давно старик стоит здесь?

– Черт побери, Бассик, ты ходишь бесшумно как тень!

– Многим это нравится, ваша светлость.

– Что это у тебя на лбу? Пот?

– Ваша светлость, для этого слишком рано, но, возможно, позже мне действительно придется вытереть лоб носовым платком. Очень необычная погода для английского февраля. Можно подумать, что сейчас август. Могу я быть чем-нибудь полезным вашей светлости?

– Мне ничего не нужно. Я просто услышал, что мадам с кем-то разговаривает, и захотел посмотреть на ее собеседника. Оказалось, что это один из моих предков. Сомневаюсь, что он очень красноречив. Ступай, Бассик. Я сам отведу мадам завтракать.

– Да, ваша светлость. – Бассик круто повернулся и чинно зашагал по бесконечному коридору.

– Эванджелина, вы здесь? – продолжая улыбаться, окликнул девушку герцог. – Мне показалось, что вы с кем-то беседуете.

На несколько секунд воцарилось молчание, а затем она виновато ответила:

– Да, здесь. Я любовалась рамами. Тут столько золота!

Эванджелина шагнула ему навстречу, одетая в одно из платьев Мариссы, которое он помнил. Интересно, где Дорри раздобыла столько дополнительной ткани, чтобы прикрыть эту чудесную грудь? Эванджелина выглядела великолепно. Но перед мысленным взором герцога стояли обнаженные груди, сегодня ночью белевшие в свете камина. Он со свистом втянул в себя воздух. Этого нельзя было допускать!

– Если бы я лишился своего состояния, то продал бы несколько этих золоченых рам. Думаю, их хватило бы надолго. – Он опустил глаза и добавил, не в состоянии противиться искушению: – Знаете, они очень красивые.

– Вы о чем? – Эванджелина уставилась на герцога, прекрасно понимая, что он имеет в виду, но тут же опомнилась и отвела взгляд.

– О портретах, естественно. А теперь прошу вас завтракать.

– С удовольствием. Я проголодалась. А Эдмунд будет завтракать с нами?

– Я не хочу, чтобы он опрокинул мой кофе и овсянку. Нет, оставим Эдмунда Эллен. После завтрака я заберу его на все утро. Так что можете продолжать свой очаровательный диалог с моими предками. О мальчике не беспокойтесь.

Неужели Ричард подслушал ее разговор с пращуром? От этой мысли Эванджелине захотелось провалиться сквозь землю.

– У вас не болит голова?

– О нет! Я один из тех счастливчиков, которые почти не страдают от похмелья, сколько бы ни выпили. А как вы сами чувствуете себя, Эванджелина?

Она шла рядом, глядя прямо перед собой, и молчала, как будто проглотила язык. Ричард добавил, понизив голос:

– Я мог бы сказать, как вы чувствовали себя сегодня ночью, но боюсь испортить вам настроение, а это не входит в мои планы. Вы задерете подбородок на добрых два дюйма. Нет, я не буду дразнить вас, хотя очень хочется. Обещаю вести себя как положено джентльмену. – Он тяжело вздохнул.

Она отчаянно пыталась вспомнить, не говорила ли портрету о предательстве. Нет, конечно нет, однако до этого было недалеко. Чувство вины рвалось наружу, но она заставила внутренний голос умолкнуть. Не сейчас. Она обречена страдать, но тут ничего нельзя поделать. Да, другого выхода нет. Придется выкинуть из головы все мысли о Ричарде, превращающие ее в рабыню.

Герцог привел ее в очаровательную солнечную комнату, смотревшую на восток. В окна лился яркий утренний свет.

– Я вижу, что миссис Дент образцово выполнила мои указания, – сказал он, выдвигая для Эванджелины стул. Вошел лакей и занял свое место у двери.

– О Боже, – сказала девушка, с удовольствием глядя на стоявшее перед ней блюдо с круассанами.

– Доброе утро, ваша светлость. Доброе утро, мадам, – сказала миссис Рейли, вплывая в комнату. Сегодня на ней было бледно-розовое платье с воротником и манжетами, отделанными чудесными валансьенскими кружевами, перехваченное под грудью лентой темно-розового шелка. Все это выглядело очень эффектно, но не слишком гармонировало со связкой ключей, висевшей на узком кожаном поясе, который перехватывал стройную талию экономки. – Я вижу, вы обратили внимание на круассаны. Его светлость заказал их специально для вас. В конце концов, вы ведь наполовину француженка. Миссис Дент надеется, что они придутся вам по вкусу.