Подъехав к дому Ольги вплотную, остановился рядом с калиткой под сенью большой стройной рябины, захлопнул дверцу машины, посмотрел вокруг. Тишина, птички щебечут, в палисадниках цветут добрые старые мальвы, петунии и золотые шары. Кругом ни души. Как в безмятежной деревне, а не в центре миллионного города. Поколебавшись и зачем-то поправив рубашку, хозяйскими шагами подошел к калитке, отодвинул деревянную задвижку, вошел в огород.

Через ухоженные грядки к обратной стороне домика тянулась знакомая узкая тропка. Осторожно, чувствуя себя шкодливым мальчишкой, пробрался к двум низким окнам. Заглянул в первое. Маленькая пустая кухонька. Прошел к другому. Оно было распахнуто настежь, на ветру слегка колыхалась легкая ситцевая занавеска.

Отодвинул шторку, просунул голову внутрь. Дыхание перехватило, как от удара. Оля, до плеч укрытая белой бязевой простыней, спала на маленьком диванчике как раз рядом с окном, подложив руку под голову и бесшумно дыша. Мужчина задумчиво хмыкнул. Некрасиво, конечно, вламываться таким образом к обиженной тобой девушке, но ничего не поделаешь. Вряд ли она пригласит его в дом, если он сейчас разбудит ее и попросит открыть ему дверь. Выгонит – и будет совершенно права…

Бережно снял с подоконника три больших керамических горшка с цветами, поставил на завалинку, перекинул длинные ноги через подоконник, очутился в комнате. Аккуратно поправил занавеску, чтобы из чужого огорода не было видно, что происходит внутри, подошел к дивану.

Осторожно, стараясь не разбудить девушку, присел на краешек и стал всматриваться в ее бледное, уставшее лицо. От чуть заметных теней под глазами болезненно сжалось сердце. Это его вина. Если бы можно было повернуть время вспять, он никогда не говорил бы ей злых и несправедливых слов… Под его пристальным взглядом Оля беспокойно заворочалась, тяжело вздохнула, но не проснулась, измученная разочарованием и бессонной ночью.

Он замер, боясь ее разбудить. Через пару минут девушка успокоилась и снова начала дышать ровно и бесшумно, небрежно сбросив с плеч простыню. Грудь, не стянутая лифчиком, освободилась, шелковистая кожа ярко засветилась при дневном свете. Мужчина не выдержал, наклонился и нежно прижался к ее губам, требовательно положив горячие руки на хрупкие плечи. Ольга на мгновение оцепенела, но потом ее теплая рука обхватила его шею, она ответила на поцелуй.

Глеба затрясло. Умом он понимал, что она крепко спит, что ей просто что-то снится, но чувства взыграли так мощно и неуправляемо, что он не смог бы остановиться, даже если б над ним загромыхали молнии и начался ливень. Задыхаясь, с трудом заставил себя оторваться от ее губ и тут заметил, что предательская простынка сбилась до пояса. Он увидел полоску матового живота и кромку белых трусиков. Это испытание оказалось не по его слабым силам, он безнадежно застонал и вытянулся рядом с девушкой на узеньком краешке дивана, рискуя в любой момент свалиться на пол.

Обхватив тоненькую талию, прильнул к нежному телу, боясь разбудить девушку и получить увесистый удар в бок. В душе жарким огнем вспыхнула надежда: а вдруг ей снится он? Возможно, проснувшись, она не станет его прогонять? Может быть, забудет обиды и простит?

Повернул к себе ее голову, снова прижался к мягким губам. Тело заливал жар, внизу живота пульсировала тяжелая боль, раздирая внутренности. Не понимая как, он очутился сверху, не пытаясь, правда, раздеться.

Оле стало жарко, душно, неудобно. Приятный сон о поцелуях и нежных ласках с участием Глеба сменился неприятной, даже угрожающей тяжестью. Она захотела повернуться и почувствовала, что ей действительно что-то мешает. Испугавшись, негромко вскрикнула. Поняв, что девушка проснулась, Глеб хрипло прошептал:

– Не бойся, милая, это я, Глеб!

Девушка не поверила своим ушам. Какая же он свинья! Решительно вывернулась, соскочила на пол, чуть не упала. Не глядя на Глеба, быстро натянула платье. Он повернулся в ее сторону и, по-детски кусая губы, наблюдал за ней, не пытаясь помешать. Просто лежал и потерянно смотрел.

Оля оделась и повернула к нему пылающее от гнева и испуга лицо.

– Так, решил продолжить начатое? Чего церемониться со шлюхой? Если не соглашается сама, можно и так, без разрешения!

Растерянность на его лице медленно сменилась пониманием. Он неловко сел, угрюмо наклонил голову.

– Извини, я был не прав. Мне очень стыдно за свои несправедливые слова, поверь… – Поднял голову, с напряжением посмотрел ей в лицо, стараясь внушить, что говорит правду. – Но и ты со своим бессовестным братцем тоже хороша! Посмеялись вы надо мной вволю! – Внезапно вырвалось у него: – Забавно наверное, было наблюдать, как я бегал за шлюшкой, упрашивал и уговаривал, что уж и говорить!

Девушка возмущенно вскинулась:

– Это называется нападение – лучший способ защиты? С больной головы на здоровую? Когда это ты меня уговаривал? Скорее оскорблял без перерыва. А что касается моего социального статуса, припомни-ка: ты сам мне не верил, хотя я постоянно повторяла тебе, что я порядочный человек! Ты сам сделал дурацкие выводы и свято в них уверовал. Как же, ты ведь непогрешим!

Глеб раскаянно выбросил руки вперед ладонями.

– Извини, я последний дурак, но ведь обстоятельства наших встреч действительно были… гм… необычными! А я привык мыслить стереотипами! – Измученно проведя ладонями по щекам, признался: – Черт, я ничего не соображаю. Я всю ночь проторчал здесь, у твоего дома, надеясь тебя увидеть. Извиниться хотел. Было так совестно за свою несдержанность… – Упершись локтями в колени, наклонился и виновато продолжил, по-дет-ски заглядывая ей в глаза: – Я не прав, кругом не прав, но, может быть, ты сможешь меня простить? Давай представим, что мы только что встретились. Как говорят, начнем все сначала?

Ольга отрицательно покачала головой. Он помрачнел еще больше, не зная, как ее убедить.

– Как это – сначала? – усмехнулась девушка. – Память, что ли, потерять? Оскорбления простить можно, но вот забыть их сложно. Тем более за такое короткое время.

Он радостно встрепенулся, будто услышал чудесное обещание.

– Время? Может, тебе просто нужно время, чтобы успокоиться? Скажем, месяц? А потом я приеду и мы поговорим? Без обид?

Под окном дико заорали выяснявшие отношения соседские коты. Девушка выглянула, шикнула на них и повернулась к Глебу.

– Какой месяц! Тут и за год не забудешь! Ты что, считаешь, что слегка покаялся – и уже все прекрасно?

Глеб порывисто вскочил, схватил ее за плечи.

– Я всегда был спокойным, уравновешенным парнем, пока не встретил тебя! Это за последние полгода я стал бестолковым неврастеником! Я же извинился! Как мне еще добиваться прощения? На коленях ползать, что ли?

Девушка постаралась освободиться, но это ей не удалось, он цепко держал ее. Она разозлилась.

– Не нужны мне твои колени! Я тебя не просила меня перевоспитывать! Благодетель нашелся! Руки убери!

Он помедлил, не желая отрываться от ее нежного, такого желанного тела. Ему хотелось уложить ее на диван и заняться любовью, залечивая нанесенные им же раны, забыв обо всех нормах морали, этики, здравом смысле и всякой другой ерунде, придуманной людьми. Но, взглянув на ее не на шутку рассерженное лицо, пересилил себя, неохотно уронил руки.

Девушка почувствовала: нужно взять тайм-аут. Она уже сама не понимала, чего хочет. На губах еще горели поцелуи, растревоженное желанием тело требовало совсем не того, чего хотела трезвая голова. Но кипящая в сердце обида не давала говорить спокойно. Мысль о передышке показалась спасением.

– Ладно, давай не будем встречаться некоторое время. Скажем, год! – Она решила, что потом скостит половину, если он будет сопротивляться. – Успокоимся, решим, чего хотим. Физическое влечение проходит быстро, если не видеть предмета страсти.

Глеб зашипел, как от острой боли.

– Понятненько. По-твоему, я просто сексуально озабоченный козел, так?

Она небрежно передернула плечами.

– Заметь, это ты поставил себе диагноз, а не я. Я тебя в постель еще ни разу не тянула.

Глеб заметался по маленькой комнате, натыкаясь то на диван, то на шкаф, почему-то постоянно оказывающиеся у него на пути. Зло пнул подвернувшийся под ноги ни в чем ни повинный стул, не замедливший подскочить и лягнуть его в ответ ножкой по голени. Глеб чуть не взвыл от боли. Даже мебель была против него! Чтобы не подвергаться нападениям агрессивного стула, сел на диван и обреченно затих. Срок наказания казался несоразмерным преступлению. Насчет года он был категорически против! На месяц еще был согласен, поскольку чувствовал свою вину, но был уверен, что не выдержит и трех месяцев, не то что год.

Оля скептически следила сначала за его рваными прыжками, затем за безнадежным сидением. Не выдержав, спросила:

– Вчера ты был абсолютно уверен, что больше ко мне не подойдешь. Что же изменилось сегодня?

Он вскочил и низко навис над ней, уперев руки в бока.

– И не собирался я отказываться от встреч с тобой. Злился на себя, на тебя, бесился, чего уж скрывать, но прекрасно понимал, что ты мне безумно нужна. А от злости чего только не ляпнешь!

Ей стало не по себе от его мрачного решительного взгляда, и она решила немного уступить.

– Ну хорошо, полгода!

– Три месяца!

Мужчина сказал это с таким сомнением в своей выдержке, что она поняла: и на этот срок особо рассчитывать не стоит. С тяжелым вздохом согласилась:

– Ладно! Но чтобы честно: без звонков, подглядываний, расспросов и всего прочего!

Он заколебался. Не хотелось давать невыполнимых обещаний. Но, посмотрев на ее грозно насупленные брови, поспешно согласился. Не стало бы хуже! Если она действительно сможет через три месяца разговаривать с ним спокойно, не вспоминая ту грязь, которую он вылил на ее бедную голову, это уже будет прекрасно!

– Договорились! Но и ты не пытайся за это время подыскать кого-нибудь получше!

Нахмурившись, она недовольным жестом указала ему на выход. Он потерянно пошел по темному коридору, не оглядываясь на идущую следом девушку. Приоткрыв дверь, внезапно повернулся к ней, пробормотал: