Она подняла руку, чтобы постучать, но дверь распахнулась сама. Перед ней была не Габриэла, а Эдуардо, непреклонный и угрожающий.

– Вы не уехали?

– Нет, я… – умоляюще начала Кэти, но не успела закончить, потому что оказалась в медвежьих объятиях Эдуардо.

– Габриэла говорила мне, что я в тебе ошибался. То есть что ты… замечательная, – сердито прошептал он.

Обняв Кэти за плечи, он потащил ее в гостиную к сияющей от счастья Габриэле.

– Она говорила, что у тебя есть мужество, – резко заявил он. – Тебе придется им запастись, чтобы встретиться с Рамоном… Он будет вдвое яростнее и – не надейся – не станет поддаваться.

– Как ты думаешь, куда он может пойти вечером? – храбро спросила Кэти.

Рамон стоял, опираясь о стол, в своем кабинете. На его лице не отражалось никаких эмоций, когда Мигель и четверо аудиторов, сидевшие на роскошном диване, обсуждали бумаги о банкротстве, которые они подготовили.

Взгляд Рамона был устремлен в окно его высотного офиса в Сан-Хуане, когда он увидел реактивный самолет, взлетающий по широкой дуге в голубое небо. Посмотрев на часы, он понял, что это был самолет Кэти. Он провожал его взглядом, пока самолет не превратился в серебристую точку на горизонте.

– Как ты, собственно, и предполагал, Рамон, – заговорил Мигель, – нет необходимости заявлять о банкротстве. У тебя достаточно денег, чтобы покрыть все задолженности. Банки, ссудившие тебе деньги, которые ты, в свою очередь, ссудил корпорации, лишают тебя права пользоваться островом, домами, самолетом, яхтой, коллекцией произведений искусства и прочим. Они получат обратно свои деньги, продав это с аукциона. Единственной твоей личной непогашенной задолженностью являются два здания, которые ты строил в Чикаго и Сент-Луисе.

Мигель подошел к огромному столу и вытащил лист бумаги из одной стопки.

– Банки, которые ссудили тебе часть денег на сооружение зданий, собираются продать их другим инвесторам. Естественно, эти инвесторы и получат прибыль, когда закончат эти здания. К несчастью, с тебя могут удержать около двенадцати миллионов долларов из твоих собственных денег, которые ты вложил в каждое здание. – Он со вздохом взглянул на Рамона: – Ты, должно быть, все это давно знаешь?

Рамон нетерпеливо кивнул.

На столе рядом с ним раздался звонок, и взволнованный голос Элис сообщил:

– Звонит Сидней Грин из Сент-Луиса. Он настаивает на разговоре с вами, сеньор Гальварра. Он ругается, – кратко добавила она. – И кричит.

– Передайте ему, чтобы он позвонил мне в другое время, когда будет чувствовать себя более спокойно, а затем разъединитесь, – отрывисто произнес Рамон.

Мигель улыбнулся:

– Нет сомнения, что он слегка в шоке от того, что слухи о плохом качестве его краски, которые сейчас распространяются, подрывают его репутацию. Ими пестрят страницы журнала «Уолл-стрит» и деловые колонки американских газет.

Один из аудиторов взглянул на Мигеля, забавляясь его наивностью.

– Представляю, как чертовски он обеспокоен тем, что происходит с его акциями. Две недели назад «Грин Пайнт и кемикал» продавали акции по двадцать пять долларов за штуку, а сегодня утром – по тринадцать. Там что-то вроде паники.

Мигель откинулся на диване и с удовлетворением скрестил руки на груди.

– Интересно, что же все-таки произошло?

– Вы говорите о Сиднее Грине из Сент-Луиса? – Худощавый аудитор в очках, сидевший на правом краю дивана, впервые оторвался от бумаг. – Этот человек возглавляет группу, планирующую вступить во владение офисными зданиями, которые вы сооружали в Сент-Луисе, Рамон. Она уже сделала предложение банку выкупить и закончить их.

– Вот стервятник, – присвистнул Мигель и свирепо выругался.

Рамон не слышал его. Боль и ярость, которые он испытывал после потери Кэти, поднялись в нем бурной волной. Сидней Грин вполне подходил для удара этой волны.

– Он также член правления того самого банка, который отказался отсрочить выплату ссуды, чтобы я смог завершить строительство, – сказал он низким угрожающим голосом.

Раздался телефонный звонок. Рамон машинально ответил, пока аудиторы собирали бумаги, готовясь уйти.

– Сеньор Гальварра, – сказала Элис, – на связи мистер Грин. Он сказал, что уже успокоился.

– Соедините, – мягко сказал Рамон.

По селектору взорвался голос Грина.

– Внебрачный ублюдок! – завопил он.

Рамон кивнул, освобождая аудиторов, и взглядом остановил Мигеля.

– Ты, грязный подонок, ты здесь? – орал Грин.

Голос Рамона был опасно спокойным:

– Теперь, когда мы исчерпали тему моей законнорожденности, может быть, перейдем к делу?

– У меня нет к тебе никакого дела, ты…

– Сид, – вкрадчивым голосом сказал Рамон, – ты надоедаешь мне, а я этого не люблю. Ты должен мне двенадцать миллионов долларов.

– Я должен тебе три миллиона, – прогремел тот.

– С учетом процентов теперь это больше двенадцати миллионов. За девять лет ты нагрел руки на моих деньгах, и я хочу получить их обратно.

– Убирайся к черту! – картаво прошипел Грин.

– Я и так там! – ровно ответил Рамон. – И я хочу, чтобы ты составил мне компанию. Начиная с сегодняшнего дня это будет тебе стоить один миллион долларов в день, пока деньги не будут выплачены.

– Ты не можешь этого сделать, у тебя нет такого влияния, ты самонадеянный сукин сын…

– Только повстречайся мне, – предупредил Рамон и бросил трубку.

Мигель нетерпеливо наклонился:

– У тебя есть такие возможности, Рамон?

– Нет.

– Но если он поверит, что ты…

– Если он поверит этому, то он дурак. Если он дурак, то не захочет рисковать миллионом. Поэтому он перезвонит в течение трех часов, чтобы доставить деньги в мой банк в Сент-Луисе, прежде чем он закроется.

Спустя три часа и пятнадцать минут Мигель угрюмо сгорбился на стуле, ослабив галстук и распахнув пиджак. Рамон оторвался от бумаг, которые подписывал, и сказал:

– Ты так и не сделал перерыв на ленч. Сейчас время обеда. Позвони вниз и скажи, чтобы из ресторана прислали какую-нибудь еду. Если мы задержимся здесь еще, тебе бы лучше подкрепиться.

Мигель задержался, набирая номер:

– Рамон, а ты ничего не хочешь?

Вопрос вызвал образ Кэти, и Рамон закрыл глаза, борясь с нестерпимой болью.

– Нет.

Мигель заказал по телефону сандвичи. Как только он повесил трубку, телефон сразу же зазвонил опять.

– Элис ушла домой, – задумчиво сказал Рамон.

Какое-то время он сидел неподвижно, затем потянулся и нажал на кнопку.

Задыхающийся голос Сиднея Грина наполнил элегантный кабинет:

– …необходимо знать, в какой банк.

– Не в банк, – резко ответил Рамон. – Передай их моим поверенным в Сент-Луисе. – Он дал название и адрес фирмы, затем добавил: – Передай им, чтобы они позвонили мне по этому номеру, как только чек будет у них в руках.

Через полчаса позвонили поверенные. Когда Рамон повесил трубку, он взглянул на Мигеля, чьи глаза возбужденно блестели.

– Как ты можешь так просто сидеть, Рамон? Только что ты сделал двенадцать миллионов долларов!

Рамон иронически улыбнулся:

– Фактически только что я сделал сорок миллионов. Я пущу двенадцать миллионов на покупку акций «Грин Пайнт и кемикал». За две недели я смогу их продать за двадцать миллионов. Я возьму эти двадцать миллионов и пущу их на окончание строительства здания в Сент-Луисе. Когда я продам здание через полгода, я получу назад двадцать миллионов, которые я первоначально инвестировал, и плюс эти двадцать миллионов.

– Плюс вся та прибыль, которую ты получишь от здания.

– Плюс это, – уныло согласился Рамон.

Мигель уже надевал на себя пиджак.

– Давай пойдем и отметим, – сказал он, затягивая галстук. – Это будет мальчишник перед свадьбой и одновременно празднование твоей победы.

Глаза Рамона стали стеклянными.

– Нет необходимости в мальчишнике. Я забыл сказать, что не женюсь в воскресенье. Кэти… изменила решение.

Рамон весь ушел в документы, избегая изумленного сочувствия, которое, как он знал, было написано на лице его друга.

– Иди и отметь мой «успех» за нас двоих. Я хочу просмотреть документы на это здание.

Некоторое время спустя Рамон увидел мальчика, стоящего перед его столом и держащего два белых бумажных пакета.

– Кто-то позвонил снизу и заказал сандвичи, сэр, – сказал он, с трепетом разглядывая роскошный кабинет.

– Просто положи их туда. – Рамон кивнул в сторону стола и рассеянно полез во внутренний карман пиджака. Он достал бумажник и заглянул в него в поисках долларовой банкноты мальчику на чай.

Оказалось, что самого меньшего достоинства у него была пятидолларовая банкнота Кэти. Он не собирался разлучаться с ней и сложил ее пополам, затем еще раз пополам, чтобы отличить от остальных денег, которые были в бумажнике. Это была память о светловолосом ангеле со смеющимися голубыми глазами, и он хранил ее как сокровище.

Рамон почувствовал, что его сердце разрывается на кусочки, когда медленно вытащил деньги Кэти из своего бумажника.

Его пальцы судорожно сжали банкноту, а затем он заставил себя расстаться с ней, точно так же, как он заставил себя расстаться с Кэти. Он раскрыл руку и отдал скомканную банкноту посыльному.

Когда он ушел, Рамон взглянул на бумажник. Больше нет денег Кэти. И Кэти тоже нет. Он опять стал безумно богатым человеком.

В нем забурлил горький гнев, и руки сами сжались в кулаки. Ударить бы кого-нибудь, разнести что-нибудь в щепки!

Глава 20

Эдуардо провел рукой по темным вьющимся волосам и взглянул на Кэти – на ней просто не было лица!

– Охранник сказал, что он покинул здание три часа назад, в девять часов. Гарсия заехал за ним на «роллсе», но ни Гарсия, ни Рамон не вернулись на виллу в Маягуэсе. Если только Рамон не в доме в старом Сан-Хуане.

Кэти мучилась мрачными мыслями.