— Что с тобой? Тебе нравится здесь?

— Думаю, что да. Дома мы более сдержанны.

— Правда? Я думал, что каюны очень темпераментный народ.

— Но я не из каюнов, — ответила Трилби. — Мои родители — выходцы из Вирджинии. Они переехали в Батон Руж после Гражданской войны. С тех пор моя семья жила там.

Пожатие его руки стало более нежным и ласковым.

— Ты никогда не распускаешь волосы?

— Я… ну, я не знаю, — пробормотала она. — Вы всегда считали меня легкомысленной. И поэтому мне казалось, что если я распущу волосы, вам это не понравится…

Он поморщился.

— Я не знаю, почему Сэлли оговорила тебя, — в его глазах было сожаление. — Если бы я знал тебя немного лучше, я бы никогда не поверил ей.

— Ваш кузен относится ко мне чисто по-дружески, — ответила она. — Он был добр ко мне. И только.

Торн поднес ее ладонь к своим губам и медленно поцеловал, дрожь прошла по ее телу.

— Я буду добр к тебе, Трилби, если ты мне это позволишь. — Он ласково посмотрел на девушку. — Я искренне сожалею, что вел себя так грубо. Ни о чем в жизни я не сожалел так сильно.

Она изо всех сил сопротивлялась сладкому наслаждению, которое вызывал его взгляд. Ее тянуло к нему, несмотря на сопротивление, и ей это не нравилось. Он негодяй, он совсем не похож на Ричарда…

— Я не держу на вас зла, — медленно сказала она. — Вы меня не знали.

— Я хочу тебя узнать, — хрипло ответил он. Его глаза потемнели. В них была мудрость и спокойствие, отчего она почувствовала себя еще более неловко.

Оркестр заиграл медленную страстную мелодию. Торн потянул Трилби за руку в круг танцующих и обнял за талию.

— Потанцуй со мной, Трилби.

Они двигались в такт музыке. Он не делал ничего, что могло бы оскорбить ее, но у нее подкашивались ноги от ощущения тепла, которое излучала его сильная рука на ее талии, рука, которой он сжимал ее ладонь. Она взглянула в его глаза и не смогла отвести взгляда.

— Я уже не кажусь тебе таким дикарем, Трилби? — тихо спросил он. — Или ты не можешь забыть мексиканца, которого я привез к вам на ранчо?

Она слегка покраснела.

— Я думаю, что, в сущности, к таким вещам можно привыкнуть.

— Нужно привыкнуть, — сказала он с легкой усмешкой. — У тебя есть сила воли. Тебе только надо ее развить.

— Я думала о возвращении на родину, — вдруг сказала она.

Тело Торна напряглось.

— Почему?

— Я… Я скучаю по родине. Скучаю по Ричарду, — выпалила она, стараясь словами защитить себя от его прикосновений.

— Ты забудешь его со временем, — возразил он.

Внезапно его рука плотно обвила ее талию, он притянул ее к себе и прижался щекой к ее волосам.

— Не надо, — умоляюще прошептала Трилби, задыхаясь. Он сильно прижал ее к своей широкой груди.

Интимность этого объятия, обволакивающая теплота его сильного тела заставили ее сердце бешено забиться.

— Торн!

Звук его имени в ее устах бросил его в дрожь. Его рука осторожно ласкала ее спину.

— Я не отпущу тебя и не позволю уехать.

— Я не подхожу… для жизни здесь, — сказала она едва слышно. Ее глаза беспомощно закрылись. Запах его тела проникал в нее, несмотря на все усилия успокоиться, и делал ее безвольной. — Я городская девушка.

— Ты можешь научиться жить на ранчо.

— Это не вам решать.

— Не зарекайся, — мрачно ответил он.

Она хотела возразить и уже придумала, что ответить, как Саманта потянула отца за рукав.

— Папа, можно мне съесть кусочек жареного пирога? — спросила девочка. — Он называется тамал.

— Ты сожжешь себе язык, — усмехнулся Торн, отпустив Трилби, и присел на корточки перед дочерью. — Это чисто мексиканский пирог, дочка, совсем не такой, какие печет дома Мария, — он посмотрел на Саманту с непривычной для него ласковой улыбкой, и это успокоило Трилби.

— Ты уверен?

Он кивнул.

— Ну, хорошо, — сказала недовольно Саманта. Она смущенно посмотрела на Трилби. — Вы очень хорошо выглядите, мисс Лэнг, — добавила она.

— Вы тоже, мисс Вэнс, — ответила Трилби, улыбаясь.

Саманта улыбнулась в ответ и быстро убежала.

— Она все равно купит этот пирог, и потом у нее всю ночь будет болеть живот, — сказал Торн с досадой.

— Она очень похожа на вас, не так ли?

Он посмотрел ей в глаза.

— В некотором отношении, да, — кончиком пальца он нежно дотронулся до ее мягких губ. Она вздрогнула и отступила назад. Торн улыбнулся, потому что хорошо понимал, что с ней происходит. — Ты очень смущена. Когда мы танцуем, твое сердце стучит, как барабан. Я это слышу, когда прижимаю тебя к своей груди.

Она покраснела.

— Джентльмен не стал бы этого говорить.

— Я не джентльмен, — напомнил Торн. Он пристально, не отрываясь, смотрел на ее губы. — Мне хотелось бы затащить тебя за дом и целовать до тех пор, пока ты не станешь звать на помощь. Я хотел бы, чтобы твои губы стали красными, как шейные платки мексиканцев.

— Мистер Вэнс, как вам не стыдно?!

Он оглянулся, отыскивая глазами ее родителей. Они беседовали с кем-то из знакомых. Усмехнувшись, он вдруг взял Трилби за руку и потащил за собой, в темную узкую аллею.

— Что вы делаете? — в ее голосе было отчаяние.

— Что подумают люди?

Он прервал ее поцелуем, поднял и прижал к себе. Он целовал ее долго, с необычной для него нежностью. От нее пахло кофе, его голова закружилась. Он прижал ее к себе сильнее, ее губы раскрылись под его нежным, но требовательным, поцелуем.

Трилби сопротивлялась недолго. Она ощущала его страстную силу, чувственность его губ расслабила ее. Она сдалась сразу и полностью, ее руки обвили его шею, невозможно было устоять против наслаждения, которое он давал. Она отбросила все доводы, которые держала в уме, и просто отдалась его горячему чувству.

Поцелуй продолжался. Ее тело пульсировало и горело, она все крепче прижималась к нему, к его сильной груди, так крепко, что его грудь, казалось, слилась с ее грудью. Она была увлечена страстью, не в силах сопротивляться, и могла только еще сильнее прижаться к нему, чтобы продлить наслаждение, ее чувственность росла тем быстрее, чем больше она ей отдавалась.

Внезапно он понял, что она отвечает ему. У него не было женщины со времени смерти жены, а Трилби доставляла поистине волшебное наслаждение его изголодавшемуся телу. Он застонал, и она почувствовала, как его рука коснулась ее груди, его пальцы поглаживали через платье ее сосок, пока тот не стал твердым. Это неприлично, думала она в отчаянии. Его нужно остановить!

Но она испытывала необычные ощущения. Он давал ей темное, запрещенное наслаждение, и оно было восхитительным. Она почувствовала, как он слегка повернул ее, чтобы его руке было удобнее ласкать ее грудь.

— Милая… — прошептал он прямо в губы, теряя голову. — Ты самая сладкая женщина в моей жизни, Трилби, — он застонал от страсти. — Позволь мне дотронуться до тебя.

Он начал расстегивать ее платье. И он еще говорил, что не думает о ней плохо. Полная интимность и непозволительность того, что он делал, вдруг огнем обожгла ее мозг и тело. Она вдруг толкнула его в грудь в ужасе от того, что он делает. Отшатнулась от него, ее лицо покраснело, она задыхалась.

— Что с тобой? — у него слегка кружилась голова.

— Ты сказал, что не веришь тому, что сказала твоя жена, но ты веришь этому — иначе ты не стал бы так вести себя со мной. Ты оскорбляешь меня, — шептала она, ее трясло от гнева и возмущения. — Отпусти меня! — крикнула она, толкая его в грудь, когда он попытался удержать ее.

Лицо Торна исказилось.

— Это не было оскорблением, Трилби. Успокойся и выслушай меня, — он крепко держал ее за руку.

Но она с силой вырвалась и бросилась бежать в сторону танцующих. Глаза ее наполнились слезами. Он все еще считал ее падшей женщиной. Он прикасался к ней таким неприличным образом! А она позволила ему это делать! Она… поощряла его!

Он схватил ее за руку, когда она добежала до кружащихся в танце пар, и заставил ее танцевать, повернув и прижав к себе.

— Это не было оскорблением, — повторил он, глядя в ее гневные глаза. — Черт возьми, ты же женщина, не так ли? Разве твоя мать не рассказывала тебе о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной?

— Приличные мужчины не дотрагиваются до приличных женщин так, как вы, — прошептала она со слезами в голосе.

Он глубоко вздохнул, его взгляд остановился на ее мягких светлых волосах. А он еще считал ее опытной женщиной! Он даже не знал, как справиться с этим стрессом.

— Пожалуйста, выслушай меня, по крайней мере, позволь попытаться объяснить тебе…

— Я хочу домой, — ответила она задыхающимся шепотом. Ее глаза гневно смотрели на него. — Я ненавижу вас.

Сэлли много раз говорила ему то же самое. После того как она обнаружила, что беременна, она говорила это почти ежедневно. Глаза Трилби выражали такое же презрение, как и глаза его жены. Ему было не по себе. Гнев пересилил вину и сочувствие.

Он сразу же отпустил ее.

— Как угодно, мисс Лэнг. Мы поедем сразу же, как только ваши родители будут готовы. Возможно, для меня вы недостаточно женщина!

Он сказал это с презрением и пошел прочь. Она смотрела, как он уходит, гордость ее была уязвлена. Ей не хотелось портить праздник остальным, но было невыносимо оставаться здесь после того, что случилось. Она не знала, почему позволила ему увезти себя с танцев и почему позволила прикасаться к себе таким неприличным образом.

Ее лицо горело, когда она спрашивала себя, действительно ли она женщина без морали и не ясно ли это сразу же опытному мужчине.

Возможно, только теперь Торн увидел, кем она, в действительности, была. Она еле сдерживала слезы и бросилась к своим родителям.

— Какая ты красная, Трилби! — воскликнула Мери, смеясь. — С тобой все в порядке?

— Я плохо себя чувствую, — сказала Трилби без всякого объяснения, прижимая тонкую руку к животу. — Мне очень жаль, но не можем ли мы уехать отсюда?