Ваня поднял на нее глаза. Кто ж она такая, что Ваня ее узнать мог? Порноактриса, что ли? Иначе чего бы стесняться и бояться… а девушка смотрела на него в упор, курила и немного напряженно крутила в пальцах зажигалку.

Длинные пальцы, красивые.

Нет, странная она, очень странная. Другие девушки хотя бы какие-то колечки-браслетики носят. А у этой – ничего. Даже сережек, по-моему, никаких нет.

И не кокетничает почему-то. Хотя Иван-то уж себе цену знает, привык, что в его обществе девушки начинают флиртовать, хихикать, опускать глазки и вообще всячески проявлять признаки гендерного беспокойства. Любые девушки, любые. Даже те, которым больше пятидесяти – вот такая у Ивана мощная маскулинность. И не то, чтобы он этим гордился, нет. Может быть, только в ранней юности… Просто привык. Даже надоедать стала такая одинаковая и предсказуемая реакция.

А эта Андреа ведет себя совершенно нетипично – как будто у нее завязаны глаза, и Иванову сногсшибательную внешность она в упор не видит. Как будто Иван в принципе не имеет пола.

– А как ты поняла, что я тебя не знаю?

Андреа от души расхохоталась.

– Да ты послушал бы себя сейчас – и сразу бы понял, как! А что… в этом даже что-то есть. Пикантное. И смешное.

– Не люблю, когда меня держат за дурака, – обиделся Иван.

– Так кто ж виноват, что ты меня не узнал, – подмигнула девушка и примирительно положила ладонь на его руку: – Да ладно тебе, не бери в голову. Я просто Андреа. Просто – Андреа из штата Калифорния.

Странно – ну совершенно, совершенно не кокетничает с ним Андреа. Неужели настолько верна старику Дугласу? Или просто Иван не понравился?

– Ладно, проехали, – отыграл назад он, – я просто любопытный, а ты мое любопытство разожгла очень сильно.

Девушка опять хмыкнула и уткнулась в меню.

2.

После обеда они решили прокатиться на катере.

Они болтали о каких-то мелочах, но Ивану все время казалось, будто его спутница тщательно думает над каждым сказанным словом – может быть, сказывался языковой барьер, или просто девушка привыкла взвешивать сказанное, но даже в невинном трепе про город, реки и каналы все время чувствовались секундные паузы. Иван никак не мог понять, из-за чего они возникают, но они были.

В остальном же они весьма живо обсуждали все подряд.

Девушка действительно оказалась интересной. Она много знала из истории Петербурга, и иной раз Ивану приходилось слушать ее рассказы, хотя изначально гидом собирался быть он. Чувство юмора у Андреа тоже было на месте – немного не русское, конечно, но они смеялись от души, поддевая друг друга и развлекаясь какими-то комментариями увиденного.

Прогулочный кораблик, на который они сели, вез их под мостами по каналам. Они даже не слушали унылый голос экскурсовода, смеясь, разговаривая и делясь впечатлениями.

– Мы въезжаем под знаменитый Поцелуев мост, – прогнусавила экскурсовод, – по традиции молодожены, проплывая под этим мостом, должны поцеловать друг друга, чтобы их жизнь была счастливой.

Андреа что-то говорила в этот момент, а Иван вдруг подумал о том, что ему хочется ее поцеловать. Очень хочется. До одури. Ну и что, что она Дугласовская? Дуглас не узнает. Что-то подсказывало Ивану, что девушка не будет сильно против. Когда низкие темные своды моста поглотили их кораблик целиком, Иван решительно обнял девушку и поцеловал в губы, прервав ее монолог.

Она не отстранилась, наоборот, ответила на поцелуй, обняла его тоже, прижалась. Ивану показалось, что раньше он не целовался вообще – ощущения были совершенно другие, острые, новые, яркие. Катерок выплыл на свет, и Андреа отстранилась, отвернувшись.

– Это был Поцелуев мост, – оправдался Иван, – можно было… ну… целоваться… извини.

– Это ты меня извини, – вдруг ответила Андреа немного виновато, – зря я… надо было сразу сказать тебе.

– О чем? – насторожился Иван.

– Ну, ты посмотри на меня, – Андреа повернулась к нему, глядя в упор своими странными глазами и как-то отчаянно повторила: – Посмотри на меня.

– Смотрю, – оторопело кивнул Иван и честно изучил девушку. Она нахмурилась, и на ее скулах заиграли желваки.

– Ну?…

– Что – ну? Что я должен видеть?

– Ох ты, черт… Ваня… ну я же мужчина. Андре Митчелл, муза Арьена, лицо модного дома Арьен.

Иван отшатнулся в сторону и резко выдохнул: ему показалось, что его ударили под дых. Изюминки? Кекс, черт его дери! Твердые скулы. Широкие брови. Отсутствие груди. Ноль макияжа и маникюра. Это – мужчина. Черт возьми, какой же это красивый мужчина! Женственный.

Хотя… да, вот то странное, что никак не мог объяснить Иван: фигура была не модельной женской. Она была просто мужской. Стройной, худощавой даже, но – мужской, с узкими бедрами, длинными ногами. И брови у него – мужские. И скулы. И взгляд этот, без кокетства – не смотрят так женщины, не смотрят… теперь понятно, почему Дуглас заставлял носить Андре кепочки и очки – это не просто любовница. Это – любовник. Да еще и известный.

Андре молчал, глядя куда-то поверх воды канала, по которому они проплывали. Ветер трепал его светлые волосы, речной трамвайчик успокаивающе качало на воде, а Иван не знал, что делать – то ли обернуть все в шутку, то ли сделать вид, что смертельно обижен тем, что его так разыграли.

– Ты очень обиделся? – Андре, наконец, повернулся и заглянул ему в глаза.

Иван заставил себя улыбнуться.

– Нет. Кто ж виноват, что я не узнал музу Арьена.

– Мне Дуглас сказал, чтобы я ни в коем случае не снимал очки, – виновато признался Андре, – и чтобы я не говорил тебе, кто я такой. Но мне стало так смешно, когда ты меня за девушку принял… помнишь, я в кафе кепку снял? Подумал: ну, сейчас поймет. А ты не понял… я подумал, что и не буду говорить…

Андре замолчал и принялся искать в карманах сигареты. Нашел, закурил, выдохнул дым через тонкие ноздри.

Они в молчании дослушали экскурсовода, доехали до причала и снова вышли на Невский.

– Ну, куда теперь? – нарушил молчание Иван, поглубже засовывая руки в карманы. Его спутник пожал плечами и снова вытащил сигарету. Они медленно пошли к Дворцовой площади.

– Ты ужасно много куришь, – машинально отметил Иван, – даже больше, чем я.

– Ну что поделать, вредная привычка.

– Ты проголодалась… то есть… прости… проголодался?

Андре хмыкнул:

– Нет, но от кофе я бы не отказался. Если ты хочешь есть, мы можем посидеть в кофейне и что-нибудь перегрызть.

– Перекусить, – поправил Иван и толкнул дверь кофейни, – давай зайдем, погреемся. Ветер сегодня с залива, я замерз.

Они сели у огромного окна, Иван заказал кофе.

– Ну ладно, и правда, что мы молчим, как неродные, – вдруг зло сказал он, – Давай начинать все сначала. Ты – Андре, я – Иван, мы вышли гулять по Петербургу, колыбели революции, родине твоего пра-прапредка. На кораблике мы уже поплавали. Теперь, может быть, ты хочешь зайти в Эрмитаж? Ты был в Эрмитаже?

– Нет, не был, – зябко повел плечами Андре, – я очень бы хотел, но на улице действительно прохладно, трудно гулять без перерыва. Вряд ли я готов сейчас пройти полгорода, чтобы попасть в Эрмитаж.

– Можно забегать в кофейни периодически. По большому счету, в Петербурге это самый удачный вариант прогулок – гулять и греться. Гулять – и греться. По очереди.

– Я вообще не ожидал, что здесь в апреле так холодно, – поежился парень, – я легкомысленно оставил все теплые вещи дома.

– В отеле, ты имеешь в виду?

– Нет, в Лос-Анджелесе. Поэтому я здесь одеваюсь по принципу капусты. Футболка, сверху – еще одна, шарф до ушей, куртка… и все равно мерзну. У меня вещи все легкие. Покупать что-то теплое не хочется, все равно через три дня уезжать, да и из павильонов я не выходил до сегодняшнего дня…

– Ты уже уезжаешь? Один, без Дугласа? У нас вроде съемки еще не закончились…

Принесли кофе, и Иван про себя поблагодарил всех святых, радуясь, что снова завязался хотя бы какой-то разговор, пусть и не такой живой, как до поцелуя, но все же. Андре задумчиво помешивал трубочкой латте.

– Да, один. У меня показ в Нью-Йорке. Дуглас, понятное дело, остается здесь. Он говорит, что у вас еще как минимум недели на две все затянется.

– Как же он тебя отпускает?… – усмехнулся Иван, и Андре вскинул на него свои светлые глаза. Заманивает морячков русалка на верную погибель, заманива… тьфу. То есть, конечно, уже не русалка.

– Думаю, что ты опять ошибаешься. Ты сегодня часто ошибаешься, заметил? Но этой тайны Дугласа я тебе раскрывать не буду, извини.

Иван смутился. Кажется, он вообще сегодня ничего не понимает…

– Но ты же говорил, что Дуглас прячет тебя от жены?

– Говорил. Прячет, да. Но вовсе не из-за того, о чем ты подумал. Впрочем, ты не одинок в своем заблуждении – примерно 99,9% думают так же, как и ты. Но вы все неправы. А Дуглас очень любит свою жену.

Они снова помолчали. Ивану надоело ходить вокруг да около – в конце концов, что он мучится? Через три дня этот парень уедет на свои показы, а он, Иван, останется здесь, среди своих друзей-знакомых-любовниц-коллег-и бог знает кого еще. Почему бы и не спросить?

– Значит, ты не гей?

Андре смотрел в окно, вертя в руках трубочку. Казалось, толпа на Невском полностью поглотила его внимание, и когда Иван уже собрался было повторить свой вопрос, парень растянул в улыбке губы.

– А разве для тебя это имеет какое-то значение? Ну ок, я гей. Но к Дугласу это не имеет отношения. Твой интерес удовлетворен?

– Вполне, – Иван уткнулся в кофе, ощущая себя немного неловко.

– А расскажи мне о себе теперь? Что тебе нравится?

– Зачем тебе это? – Иван откинулся на спинку диванчика, – Ты уедешь через три дня, а через четыре забудешь и Петербург, и меня вместе с ним. Нет, послушай, мне не лень произнести монолог о себе, таком чудесном и прекрасном, но… зачем? Не очень люблю говорить бессмысленные вещи…