Он улыбнулся ей. Рози подумала, что стоит запомнить его слова в точности, чтобы потом повторить их маркизу.

Затем ее настиг удар.

После рождества маркиз заявил ей, что в феврале намеревается уехать в Монте-Карло. Рози знала, что у него там вилла. Она часто слушала его рассказы о развлечениях и веселье, царящем в Монте-Карло, о том, насколько моден этот курорт, который регулярно посещают даже принц и принцесса Уэльские.

Рози ждала, что маркиз пригласит ее поехать вместе с ним. Но шли дни, а он ничего ей не говорил, и она к своему ужасу поняла, что он намерен ехать один.

— Ты ведь не надолго уезжаешь, правда?

— Все зависит от того, насколько мне там будет весело, — ответил он. — В прошлом году я выдержал только неделю.

У Рози несколько отлегло от сердца, и она сказала себе, что ей не следует вмешиваться в ту часть его жизни, которая проходила отдельно от нее.

Перед отъездом маркиз был очень занят, но тем не менее проводил с ней почти все ночи, и она была счастлива как никогда.

— Ты очень красива, Рози, — сказал он, когда они лежали на большой удобной кровати, которая занимала чуть ли не всю спальню в этом доме.

— Мне важно только, чтобы ты всегда так думал, — ответила Рози, понимая, что он нисколько не кривит душой.

Аплодисменты, которые она заработала в тот вечер, были приятны только потому, что маркиз сидел в своей ложе, все видел и слышал. Занавес поднимался шесть раз, и вся сцена была уставлена огромными корзинами с орхидеями.

Наконец она распрощалась с радушной публикой и унесла с собой лишь букет красных роз, посланный маркизом. Оказавшись в гримерной, она обнаружила среди стеблей браслет с бирюзой и бриллиантами. Рози охватила легкая дрожь, когда она, надев браслет, начала поспешно переодеваться.

Спустившись по железной лестнице к служебному входу, она увидела ожидавшего ее маркиза. Он выглядел великолепно в вечернем плаще с красной подкладкой, наброшенном на плечи. На белой накрахмаленной манишке сияла красивая жемчужина.

Рози почувствовала, как в ее груди, подобно приливу, вздымается любовь к этому человеку.

— Как у тебя получается быть таким добрым и великодушным? — спросила она, садясь в карету.

— Я решил, что браслет понравится тебе, — ответил он своим низким голосом.

Они поужинали в «Романо». Рози была очень влюблена, и потому ей казалось, будто все вокруг завидуют, что ее сопровождает самый выдающийся мужчина в Лондоне.

Когда они возвращались в Сент-Джонс-Вуд, ей показалось, хотя всего лишь на краткий миг, что он смотрит на нее как-то странно и непривычно.

В ту ночь они страстно любили друг друга. Рози от счастья чувствовала себя на небесах.

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! — повторяла она, и в голове у нее промелькнуло, что если бы он сейчас попросил ее стать его женой, то это было бы самое большое чудо, которое могло бы с ней случиться.

Маркиз покинул ее дом немного раньше, чем всегда. Рози подумала, что ему на следующий день предстояло долгое путешествие и он хотел как следует отдохнуть.

Перед уходом он поцеловал ее очень нежно, но без страсти, и сказал:

— Береги себя, Рози, дорогая.

Маркиз спустился по лестнице и вышел на улицу, где его ждала карета.

«Он скоро вернется», — уверенно подумала Рози, прежде чем уснуть.

На следующий день она получила письмо, в котором говорилось, что между ними все кончено. Рози с трудом верила тому, что читала. И все же внутренний голос подсказывал ей, что в прошлом маркизу приходилось писать такие письма десятки раз.

Он благодарил ее за счастье, которое они пережили вдвоем, и выражал уверенность, что она поймет: даже самое лучшее в жизни не может продолжаться вечно.

Но как было Рози понять, если она потеряла его как раз тогда, когда полностью и безраздельно полюбила?

Она не плакала, только внезапно ей показалось, что вся она обратилась в камень. Чувств никаких не осталось, мозг перестал действовать.

Она отправилась в театр, двигаясь как заведенная кукла, и на сцене в тот вечер играла не прежняя Рози, а лишь ее тень. Она была как марионетка, которую дергает за веревочки невидимая рука.

Рози даже не сознавала, что другие актеры начали ее избегать. Стоило им встретиться в коридоре, они поспешно убегали. Глаза ей открыла Эми, ее костюмерша, которая проработала с ней три года. Добрый характер Эми был не лишен, однако, резкости, заставлявшей ее всегда говорить правду.

Никто в театре не заговаривал с Рози о Коултхосте, только Эми, собираясь домой, сказала ей:

— И вот что — нечего терзаться из-за этого мужчины, который не стоит вас, как не стоит ни одной безмозглой дурочки, готовой отдать ему свое сердце, в чем малышка Милли вскоре сама убедится!

Последние слова заставили Рози молчаливо уставиться на Эми в неподдельном изумлении.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

— Я говорю о новой девушке, которая играет Весну в первом акте и участвует в живой картине «Диана-охотница».

— А какое она имеет отношение к маркизу? — спросила Рози изменившимся голосом, который звучал как чужой.

— Об этом вы лучше у нее спросите, когда она вернется из Монте-Карло! — ответила Эми. — Этот хлыщ, его светлость, уговорил директора отпустить ее на недельку. Некоторым везет!

— Я не верю! — воскликнула Рози.

Она знала, о ком говорит костюмерша, — девушка лишь недавно поступила в труппу. Милли казалась совсем юной и неопытной, и Рози всячески старалась ободрить ее, вспомнив, как сама была напугана, когда впервые вышла на сцену театра «Олимпик».

Когда Рози поняла, что ее любовный роман, каковым она его считала, окончен, то наружу выплыла деловая сторона ее отношений с маркизом. Стряпчие маркиза дали ей месяц, чтобы она освободила дом в Сент-Джонс-Вуде. А ведь маркиз уверял, что дом принадлежит ей. Она сделала глупость, даже не спросив, на чье имя оформлены документы и действительно ли это ее собственность.

Она заподозрила, что раз дом так красиво обставлен, то маркиз не замедлит поселить туда новую постоялицу.

Именно тогда Рози дала себе две клятвы. Во-первых, она больше никогда не отдаст своего сердца ни одному мужчине. Во-вторых, у нее будет достаточно денег, чтобы покупать все, что ей захочется, денег, которые Вивиан считал важнее любви.

Пока длился их роман, маркиз проявлял щедрость, и Рози то и дело получала от него вполне приличные суммы. Но она была настолько глупа, что оплачивала из них некоторые наряды, вещи для дома, еду и питье, так как считала мелочным отдавать ему небольшие счета.

— Так поступать я больше никогда не буду! — поклялась себе Рози.

Впоследствии она ни разу не позволила своему сердцу управлять разумом и очень дорого продавала себя. Мужчины сменяли один другого, образовав целую вереницу миллионеров. Они молили ее о благосклонности, так что она могла выбирать.

Интерес мужчин в большой степени подогревался тем, что тот, кто заполучал Рози в любовницы, пользовался восхищением и почетом у своих друзей.

Рози убедилась в правильности старой истины: мужчина ценит только то, за что ему приходится платить, а если отнести это высказывание к самой Рози, то, заплатив раз, они продолжали платить и дальше.

Она больше никогда себе ничего не покупала. Дом, в котором она жила, ее наряды, еда, слуги, драгоценности — все было оплачено, и довольно щедро. Мистер Холлингсхед одевал ее для сцены, а любовники — для выхода в свет.

В театре не было ни одной актрисы, которая могла бы похвастаться лучшими бриллиантами, мехами и нарядами. Пальцы Рози были унизаны дорогими кольцами, а когда она садилась в карету, запряженную парой великолепных скакунов, то укрывала колени соболиным пологом. Ливрейные лакеи, прислуживавшие ей, были одеты не хуже королевских слуг.

Имя Рози было у всех на устах, и если бы она захотела покинуть «Гейети», то перед ней распахнулись бы двери очень многих театров.

Достигнув сорокалетия, она поняла, что закат славы не за горами. Она никогда не считала себя настоящей актрисой, своим успехом она была обязана только внешности. И никакой грим не мог скрыть морщины и тот факт, что она больше не юная красавица из сказки, которую так долго представляла на сцене.

В сорок пять, хотя благодаря хорошему уходу она выглядела на десять лет моложе, она гордо покинула «Гейети». Лучше любого импресарио она понимала, что роли, которые ей могли бы предложить в других театрах, не для нее.

Она была не актрисой, она была девушкой «Гейети», а это совсем другое дело. Она участвовала в небольших сценках, если они были хорошо написаны и ей не приходилось изображать ничего эмоционального или драматического. От нее требовалось лишь выглядеть красивой и неподражаемо элегантной в платьях, скрывавших стареющие руки и шею.

И вновь гордость, не покидавшая ее ни в какой беде, подсказала Рози, что настала пора «опустить занавес». И лучше это сделать самой, чем позволить кому-то другому. Она ушла из театра в конце сезона. И не удивилась, когда Джордж Эдвардс, занявший место мистера Холлингсхеда, не стал уговаривать ее участвовать в следующей постановке, предназначенной для открытия нового сезона.

Рози заранее решила отказаться от любых приглашений, но, когда они не последовали, у нее только прибавилось горечи в душе. Эта горечь не покинула ее за годы, проведенные в одиночестве в очаровательной квартирке, окна которой выходили в Риджентс-парк. Квартиру приобрел для нее последний любовник, и Рози заранее побеспокоилась, чтобы он не смог отнять ее, когда их связь закончится.

— Мое! Мое! — повторяла она себе, понимая, что это очень маленькая и ничтожная компенсация за все ее потери.

Вначале из чистого любопытства ее навещали коллеги.

— Когда ты вернешься на сцену, Рози? — то и дело интересовались они.