Во время службы Морган стоял поодаль от других, печальная мужественная фигура в черном. Когда все кончилось, он не стал ни с кем говорить: ни с пастором, ни со Стивеном, ни с Элизабет. Он пошел домой и заперся в кабинете. Элизабет одна принимала соболезнования от тех, кто заехал к ним сам или прислал записку.

Следующие четыре дня только Симмонсу было разрешено входить в кабинет. Элизабет была немного обижена, что с ней так поступили, и все же понимала потребность Моргана побыть одному, чтобы примириться с трагической смертью Натаниеля.

Стивен считал, что лучше всего оставить Моргана в покое.

— Пусть побудет в одиночестве еще пару дней, — предложил он. — Я знаю Моргана, он с этим справится..

Сначала Элизабет поверила, что Морган справится со своими переживаниями, но день шел за днем, и она все более озабоченно и неодобрительно наблюдала, как Симмонс одну за другой относил бутылки бренди в кабинет к Моргану. Она решила поделиться своими опасениями со Стивеном.

— Он ничего не ел с тех пор, как заперся там. Симмонс уговаривает его поесть, но он наотрез отказывается. Мне кажется, он также совсем не спал все это время. Наверное, он решил спиться, чтобы отправиться в могилу вслед за братом.

— Очень может быть, что вы правы. У Моргана именно такой характер, — согласился Стивен. — Хотите, я с ним поговорю?

Стивен сделал несколько попыток, но безуспешно. На пятый день Элизабет решила взять дело в свои руки. Пусть Морган ее навеки возненавидит, но дальше так не может продолжаться.

Она перехватила Симмонса у дверей кабинета как раз в тот момент, когда он нес туда вечернюю бутылку бренди. Элизабет взяла у него из рук поднос.

— На сегодня ваша работа окончена, Симмонс. Я отпускаю вас и остальную прислугу.

Симмонс колебался:

— Но, мэм, он в ужасном настроении…

— Делайте, как я вам сказала, Симмонс. А пока, пожалуйста, постучите в дверь и скажите мистеру О'Коннору, что принесли ему бренди.

Симмонс наклонил голову:

— Конечно, мэм.

Он постучал три раза, и как только дверь открылась, Элизабет вошла внутрь и ногой захлопнула за собой дверь.

В кабинете царил полумрак, портьеры были плотно задернуты от яркого дневного света, запах бренди пропитал все вокруг. Элизабет всматривалась в темноту, стараясь отыскать Моргана.

— Что, черт возьми, ты тут делаешь? Голос возник откуда-то слева, где она его совсем.

Не ожидала, и Элизабет вздрогнула. К счастью, она быстро взяла себя в руки и, высоко подняв голову, очень спокойно объявила:

— Я как раз пришла сюда, чтобы задать тебе тот же вопрос.

Ее глаза привыкли к полумраку, и теперь он могла рассмотреть Моргана. Господи, какой ужасный вид! Изможденное лицо, запавшие щеки, темные от пятидневной щетины. Одежда помятая и не опрятная. Глаза налиты кровью, веки покраснели.

— Оставь меня в покое, Элизабет.

В его голосе больше не было злости, одна беспредельная усталость.

Он направился к письменному столу, и ее сердце сжалось: он двигался, как старик, словно постарел сразу на много-много лет.

Нет, она не поддастся эмоциям.

— Почему ты меня гонишь? Сидишь и жалеешь самого себя?

— Нет! Просто я хочу все забыть! — сказал он сквозь зубы.

Элизабет наконец сдвинулась с места и поставила поднос с бутылкой на конец стола.

— Нет, Морган, ты не стараешься забыть, ты стараешься себя замучить.

— Вот и убирайся отсюда, чтобы я довел дело до конца!

Гримаса исказила его лицо; он протянул руку к бутылке.

Но Элизабет опередила его. В порыве внезапной ярости она смела бутылку со стола. Раздался звук разбитого стекла, и лужа коричневой жидкости разлилась, впитываясь в ковер.

— А как насчет меня? — почти закричала она. — Обо мне ты подумал? Неужели тебе безразлично, что я чувствую?

Морган вскочил на ноги.

— Если у тебя есть хоть капля разума, уходи немедленно! Иначе твоя жизнь тоже будет погублена!

— Ты говоришь вздор, Морган, и знаешь это!

— Нет, Элизабет, это ты ничего не знаешь. Ты не знаешь…

— Я знаю все! Я знаю, что Натаниель был любовником Амелии. Я знаю, что он ее убил.

Морган побледнел.

— Откуда… Откуда ты узнала?

— От Натаниеля. Он мне все рассказал, Морган. Все.

Ее муж повел себя точно так, как она и предполагала. Он повернулся к ней спиной и вновь стал далеким.

Что-то оборвалось у нее душе, иссякли силы для уговоров. Три шага, и Элизабет оказалась прямо за бренди пропитал все вокруг. Элизабет всматривалась в темноту, стараясь отыскать Моргана.

— Что, черт возьми, ты тут делаешь?

Голос возник откуда-то слева, где она его совсем не ожидала, и Элизабет вздрогнула. К счастью, она быстро взяла себя в руки и, высоко подняв голову, очень спокойно объявила:

— Я как раз пришла сюда, чтобы задать тебе тот же вопрос.

Ее глаза привыкли к полумраку, и теперь она могла рассмотреть Моргана. Господи, какой ужасный вид! Изможденное лицо, запавшие щеки, темные от пятидневной щетины. Одежда помятая и неопрятная. Глаза налиты кровью, веки покраснели.

— Оставь меня в покое, Элизабет.

В его голосе больше не было злости, одна беспредельная усталость.

Он направился к письменному столу, и ее сердце сжалось: он двигался, как старик, словно постарел сразу на много-много лет.

Нет, она не поддастся эмоциям.

— Почему ты меня гонишь? Сидишь и жалеешь самого себя?

— Нет! Просто я хочу все забыть! — сказал он сквозь зубы.

Элизабет наконец сдвинулась с места и поставила поднос с бутылкой на конец стола.

— Нет, Морган, ты не стараешься забыть, ты стараешься себя замучить.

— Вот и убирайся отсюда, чтобы я довел дело до конца!

Гримаса исказила его лицо; он протянул руку к бутылке.

Но Элизабет опередила его. В порыве внезапной ярости она смела бутылку со стола. Раздался звук разбитого стекла, и лужа коричневой жидкости разлилась, впитываясь в ковер.

— А как насчет меня? — почти закричала она. — Обо мне ты подумал? Неужели тебе безразлично, что я чувствую?

Морган вскочил на ноги.

— Если у тебя есть хоть капля разума, уходи немедленно! Иначе твоя жизнь тоже будет погублена!

— Ты говоришь вздор, Морган, и знаешь это!

— Нет, Элизабет, это ты ничего не знаешь. Ты не знаешь…

— Я знаю все! Я знаю, что Натаниель был любовником Амелии. Я знаю, что он ее убил.

Морган побледнел.

— Откуда… Откуда ты узнала?

— От Натаниеля. Он мне все рассказал, Морган. Все.

Ее муж повел себя точно так, как она и предполагала. Он повернулся к ней спиной и вновь стал далеким.

Что-то оборвалось у нее душе, иссякли силы для уговоров. Три шага, и Элизабет оказалась прямо за его спиной. Еще мгновение, и она уже что было мочи колотила кулаками по его плечам.

— Черт тебя побери, Морган О'Коннор, я заставлю тебя меня выслушать.

Его сильные плечи напряглись, но он не двинулся.

— Знаешь, что еще мне сказал Натаниель? Он сказал, что в детстве отец бил тебя тростью по спине, когда ты брал на себя его вину. Но ты никогда не плакал. Никогда. Теперь ты можешь плакать, Морган, Кричи от боли, оттого что Натаниель больше не вернется. Рви на себе волосы, потому что Всевышний раньше срока забрал его к себе. Выплачь до конца свое горе. Но не прячь его внутри. Дай себе волю, Морган. И дай волю Натаниелю.

Слезы текли у нее по щекам, она их не замечала. Но Морган будто ничего не слышал.

Наконец силы оставили ее, Элизабет покачнулась и с рыданием осела на пол; обхватив руками колени, она раскачивалась взад и вперед.

— Ты мне нужен, — — плакала она. — Ты ведь мне тоже нужен, Морган. Пожалуйста, вернись ко мне. Прошу тебя…

Морган зажмурил глаза. Ее рыдания были для него как нож в сердце. Он опустился на пол рядом с ней и нерешительно обнял ее содрогающееся от рыданий тело. Отвел волосы от ее лица.

— Прекрати, Элизабет, перестань меня терзать! — простонал он. — С меня достаточно страданий.

Она изо всех сил прижалась к нему.

— Ты один, без всякой помощи заботился о Натаниеле. Ты один пережил измену Амелии. Но теперь ты не один, с тобою я. Не отталкивай меня,

Умоляла она. — Дай мне помочь тебе, Морган. Дай мне… любить тебя!

Он снова закрыл глаза; горечь воспоминаний бередила душу.

— Когда моя мать умирала, она просила меня заботиться о Натаниеле. Я помню ее слова… Воспитывай, защищай его. Но я не выполнил ее наказа. Может быть, я слишком его избаловал? Может быть, наоборот, уделял ему слишком мало внимания? Я не знаю и поэтому не нахожу покоя.

Я виноват в том, что случилось. Я виноват, что Натаниеля нет в живых. Если бы только я поступил по-другому… Я бы мог его спасти, если бы он ко мне обратился. Но я гнал его прочь от себя. — Голос Моргана был полон муки. — Эта ужасная история с Амелией… Опять же я его оттолкнул. Я не мог его простить, и он это знал. Ты понимаешь: он это всегда помнил!

— Ты никогда не подводил его, Морган. Ты был верен ему до самого конца, не надо терзаться угрызениями совести. — Элизабет погладила завитки волос у него на затылке. — Ты делал все, что было в твоих силах. Между прочим, Натаниель мне сказал, что сам принимал решения и часто ошибался. Он стыдился того, что причинил тебе столько страданий. Но он не винил тебя. Пора и тебе перестать это делать!

Морган погрузил лицо в душистое облако ее волос.

— Ты, наверное, меня ненавидишь, — пробормотал он. — Я говорил тебе ужасные вещи… Обвинял тебя в том, в чем ты не была виновата. Я не знаю, что на меня нашло. Я даже не спрашивал, как ты

Себя чувствуешь!

Он слегка коснулся пальцами ее живота. Элизабет еле сдерживала слезы; благодатный покой разливался по ее телу.

— Я чувствую себя прекрасно, я хочу сказать, мы оба чувствуем себя прекрасно.

— Ты… Ты действительно любишь меня? — спросил Морган, не веря себе.

Элизабет кивнула, и слезы хлынули у нее из глаз.