Жених смотрит на меня пристально. И ощущение, что я бедная родственница, навязавшаяся на его голову. Но по лицу ничего не прочесть. Он молча встаёт, забирает у меня пакет с вещами и, не оборачиваясь, идёт к выходу. Друг его сидит, развалившись, за столом. Синица обслуживает клиента. По всей видимости, пришла пора остаться один на один.

Мы садимся в машину. Водитель, ну, конечно. Жених присаживается рядом. Видимо, для более тесного знакомства. Мне становится не по себе. А как он сейчас захочет моего белого тела? Извращенец хренов?

Он не посягает. Сидит на приличном расстоянии, но всё равно изучает и моё лицо, и мою реакцию. Что ж, истерик катать не буду. Кажется, я всё же решила, что пройду этот идиотизм до конца. И даже приготовилась к не очень хорошим последствиям. Ну, буквально вчера я сказала себе, что потеря девственности — это никакая не катастрофа. И рано или поздно все девушки проходят через это. И не все — по любви.

— Выкинь всякие глупости из головы, — голос мужчины звучит резко и громко. Я пытаюсь сдержаться, но вздрагиваю от неожиданности. Понимаю: мысли читать ещё не научились, но он настолько уверен в себе, что я бы не удивилась даже. — Всё, что тебе нужно, — слушаться меня. И будет меньше проблем. Никто не собирается тебя насиловать. У тебя одна-единственная миссия — быть женой. Это не так уж и много. И девушки глупее тебя прекрасно справились бы с этой задачей.

— Надо было тогда искать поглупее, — улыбаюсь, понимая, что поплачусь за своеволие и попытку возражать.

— Я нашёл то, что мне подходит. Начнём с простого. Назови меня по имени.

— Эдгар, — послушно произношу его имя. Он не очень похож на иностранца. А может, и похож. Ухоженный, весь из себя. У него красивый лоб — великолепной лепки. А ещё виски — я их и в самый первый день заметила. Сейчас, в полумраке машины не видно, но они у него припорошены изморосью. Почти незаметно на светлых волосах, но я помню. И мне это понравилось тогда.

— Скажи любую фразу, назвав меня по имени и обращаясь на «ты», — продолжает ставить барьеры Командор.

— Эдгар, ты же купишь мне норковое манто? — хлопаю глазками, как дурочка. Ну, не могу я сдержаться, чтобы не похохмить, пока есть возможность.

Он на секунду замирает, ощупывая моё лицо рентгеновским взглядом.

— Конечно, куплю, дорогая. И ты обязательно наденешь его на благотворительный бал. Правда, сейчас лето, и с тебя сто потов сойдёт, а ещё все будут пялиться на тебя, как на новогоднюю ёлку. Но главное же результат? Я, наверное, подарю тебе не манто, а шубу в пол. Богаче. Красивее. Эпатажнее. И всем будет понятно, что Гинц обожает свою молодую жену.

Издевается. Ну, ладно.

— Главное, чтобы другим было понятно, что ты меня любишь? — кажется, я верно нащупываю правильный ответ. — Ты знаешь, дорогой, шуба — это пошло, вчерашний день. А манто — изысканно и элегантно. Но про бриллианты не забудь, пожалуйста. Да покрупнее, будь добр. А то никто не поймёт тебя, если ты своё самое главное сокровище упакуешь хуже, чем оно того достойно.

— Настоящему бриллианту не нужна конкуренция. А то не ровен час затмят истинную красоту и огранку.

— Ты не прав, дорогой: оттенят и подчеркнут достоинства. Тут главное правильно подать.

Он снова на секунду останавливается.

— Браво. Урок адаптации пройден. Думаю, тебе не составит труда и дальше говорить мне «ты» и называть по имени.

— Нет, конечно, Эдгар, это несложно, — побольше покладистости в голосе.

— И вот такой тон больше подходит. Сарказм отключаем. Язвительность тоже. Милая, чистая, доверчивая лань.

— Не пойдёт, — возражаю доброжелательно.

Он вопросов не задаёт, смотрит лишь колюче и вопросительно. Придётся пояснить, чтобы понял.

— Лань весит около шестидесяти килограмм. А я — слегка за пятьдесят. Десять килограмм набирать ради того, чтобы походить на лань, я не собираюсь.

Пауза. Тишина. И тут он рассмеялся. Совершенно потрясающий смех, что словно маску с него сорвал. Расколол на части броню сухаря и диктатора.

Он смеётся, запрокинув голову. У глаз его — лучики морщинок. И выглядит — будто лет на десять моложе. И, кажется, я не могу оторвать от него глаз — настолько он завораживающе прекрасен в этот миг. Он так меня и поймал — с потрясённым лицом, со взглядом, прикованным к нему намертво, с пальцами, что судорожно зажали ткань платья.

8. Эдгар

А она забавная. Вместе со смехом ушли куда-то и усталость, и тяжёлый перелёт. Может, это и к лучшему, что она не бессловесная овца. Если будет просто красивой куклой рядом — хорошо. А если будет живой куклой — лучше. Меньше вопросов, косых взглядов, шёпота за спиной. Хотя разговоров хватит выше крыши. Но её непосредственность может сыграть на руку.

Бриллиант в манто. Хм. Интересно посмотреть, как она будет выглядеть преображённая. Ей пойдёт белый цвет под тёмные волосы. А ещё пронзительно синий. Под глаза. Надо заняться и этим тоже.

— Это твоя квартира, — вручаю я ей ключи.

Консьерж вышколен, глупых вопросов не задаёт, но внимательные взгляды кидать ему никто не запрещает. И, вижу, девочка немного расстроена или задета, хоть и пытается сделать вид, что ей всё равно. Надо сказать старому козлу, чтобы глаза прятал и поменьше жильцов презрительно мерил.

— Квартира твоей любовницы? — медлит она, но ключ в раскрытую ладонь принимает.

— Нет, — отрицания достаточно. Мне безразлично, какие картины нарисует её слишком живой и восприимчивый мозг. Я бы никогда не унизился до того, чтобы поселить свою невесту, будущую жену, после кого-то. Да и любовниц предпочитал селить на разных территориях. Так оно спокойнее.

Она нерешительно топчется у порога, не смея пройти внутрь. Показываю ей пример. Вхожу. Включаю свет. Две комнаты. Кухня. Удобства. Если бы она сразу прошла внутрь, могла бы понять: до неё здесь никто не жил. Слишком пусто и стерильно чисто: идеальный ремонт и запах краски, штукатурки, новых обоев. Не самый худший запах. В нем только нет жизни. Сплошная пустота.

Новая мебель. Огромная кровать посреди спальни с новейшим матрасом, покрывалом, подушками. Девчонка проводит пальцами по наволочке. Глаза у неё как блюдца. Только истерик мне не хватало.

Беру её за руку. Она вздрагивает. Как в сторону трусливым зайцем не отпрыгнула — не знаю. Плохо. Веду её на кухню. Мебель, плита, утварь. И прокол — абсолютно девственный холодильник. Чёрт. Ни чая, ни кофе в шкафчиках. Хорошо хоть вода в кране есть.

Некстати понимаю, что голоден. Это Сева остался пробовать разносолы в «Дон Кихоте». А я, кажется, даже толком не обедал. Девчонка, наверное, тоже.

Делаю по телефону заказ и искоса наблюдаю, как она потерянным судёнышком бродит по кухне, дёргает жалюзи и что-то высматривает в полумраке.

— Подойди ко мне, — командую, выводя её из задумчивости. Она послушно подходит. — Ближе, — я жену хочу или собаку? Недовольно бьётся где-то на подсознании жестокая мысль.

Снова прикасаюсь к ней и чувствую, как она подавляет в себе желание отпрянуть.

— Так не пойдёт, — ловлю её напряжённо-недоумённый взгляд. — Ты боишься меня?

— Нет, — вероятно, врёт. Но получается у неё неплохо.

— Я противен тебе?

— Нет.

— Тогда почему ты каждый раз вздрагиваешь, когда я к тебе прикасаюсь?

— Не привыкла? — она задирает вверх подбородок. Не резко, совсем немного, но этот жест от меня не ускользает. Какая смелая строптивая девочка. Зажатая со всех сторон, как плохо посаженное дерево.

— Тогда самое время привыкать, — снова беру её за руку и перебираю пальцы. Затем притягиваю к себе. Ближе. Между своих ног. Соляной столп её имя. Жена Лота[2].

Провожу ладонями от кончиков пальцев до предплечий. Она снова вздрагивает. Зажимаю бёдрами ноги, чтобы не сбежала.

— Ничего не будет, не бойся, — слишком резко, чтобы её успокоить. — Ты должна привыкнуть ко мне. Времени мало, но ты же будешь стараться?

— Буду, — голос её звучит отстранённо. Только мёртвой статуи мне не хватает рядом. Варшавин будет безумно рад меня обстебать, смешать с грязью и снова послать куда подальше.

Я отпускаю её и поднимаюсь. Я большой, а она кажется хрупкой и очень юной. Поднимаю её подбородок. Смотрю в глаза. Она взгляд не отводит, но её всё же слегка трясёт. Я чувствую дрожь её тела. Не прикасаясь. Улавливаю пальцами, что едва-едва касаются кожи.

Наклоняюсь и прижимаюсь губами к губам. Свежие. Нежная. Пахнет мятой. У поцелуя холодный вкус. Отстраняюсь.

— Ты целовалась когда-нибудь?

Она проводит языком по губам, словно пытается тоже уловить вкус. И почему-то именно это отдаётся толчком внутри. Жаром в паху. Ядом в жилах. Не отвечает. Медлит. Хочет солгать?

— Сколько тебе? — я знаю ответ.

— Девятнадцать. И да, я целовалась.

— Нечасто, судя по всему.

— Нечасто, — распрямляет она плечи. Почти вызов. Дурочка. Это скорее достоинство, чем недостаток. И тут меня осеняет.

— А сколько мужчин побывало в твоей постели?

Прищурившись, слежу за её лицом. За малейшим колебанием. За мимикой. Эмоциями. Она неискушённа — это я понял. Насколько — сейчас выясним.

— Двое, — в глазах её сверкает и тухнет насмешка. Девочка хочет поиграть? Ну, что ж. Не стоит её разочаровывать.

— И как? Ни один из них не научил тебя целоваться?

— Скорее, я одаривала их поцелуями, — разводит она руками, мечтательно улыбаясь.

И мне хочется стереть эту улыбку. И эту мягкость. И свет в глазах. По-настоящему искренний. Неужели я ошибся?..

— Покажи, как ты это делала, — хотел холодно, вышло с хрипотцой.

— Боюсь, вам не понравится, — она хихикает, как школьница. Впрочем, она и так почти со школьной скамьи.