- Я сам женат на русской! И армянского языка не знаю! Вообще! Ни слова! Я родился в Москве, мои братья Эрнест, Эльмир, Эраст и Эдвин родились в Москве, и даже наша младшая сестра Люся родилась в Москве! – Злата хлопала глазами, не понимая, верить ли ей этому смешному старику. Анатолий Викентьевич весело кивнул ей:

- Это правда. Они все родились в Москве, говорят только по-русски, крещены в православии. И сестру родители назвали Люсей. А вот Эдика и всех его братьев почему-то на «Э».

- Да, если бы Люся оказалась мальчиком, была бы Эммануилом. Не сложилось. Так и живёт Люсей.

- Хорошее имя, по-моему, - не удержавшись, вступилась за неведомую младшую сестру пяти братьев Злата.

- Конечно, хорошее! Я разве против? У меня самого жена Люба, Любовь, кстати. А дети Юлик, Юрик и Юнна. Гены взыграли, решил всех назвать на следующую букву после «Э». Жена не хотела. Пригрозил твёрдым и мягким знаками – тогда согласилась. Я тиран и деспот. Но ласковый и верный. Поэтому жена и терпит. Да и люблю я её… Ах, да! За любовь!


Когда старики, по очереди расцеловав Злату, ушли, знаками и мимикой показывая жениху свой восторг, Павел закрыл за ними дверь и привалился к ней спиной.

- Не напугали тебя мои мастера?

- Нет. Они потрясающие. Я понимаю тебе. Сама в них с первого взгляда влюбилась.

Павел стоял и молча смотрел на неё: бледненькая, конопушки выступили ярче, глаза усталые. Но улыбается светло. Моя. Совсем моя. Такая нежная, такая родная. Как про неё Володька сказал? Иконописный лик? Как точно. Он бы не додумался. А ведь правда.

- Что ты?

- Ничего. Я очень хочу на тебе жениться. Я с ума сошёл?

- Я тоже сошла… Я очень хочу за тебя замуж.

- Так да?

- Да. Да. Да… Я же уже говорила…

- Я буду спрашивать тебя об этом каждый день до свадьбы, а потом всю жизнь.

- Тогда я всё время буду говорить тебе да. Да. Да. Да.


Потом они, давясь смехом пробирались сугробами к дому Лесновых, чтобы покормить сидевшего второй день в одиночестве Банзая. Кот выскочил им навстречу с негодующим воплем. Он терпеть не мог оставаться один и теперь горел желанием высказать загулявшей хозяйке всё, что думал. Увидев Павла, остановился в раздумье. Чужак этот заявлялся в их дом уже несколько раз, и Банзаю пришло в голову, что это неспроста. Геры не было, поэтому пришлось обойтись своим нюхом. Пах чужак вкусно. Гера бы точно сказала, чем именно, он же идентифицировал только запах собаки и его Златы. Собак Банзай не боялся, хозяйку любил, потому запах гостя его вполне устроил, и кот благодушно потёрся о его джинсы. Пришелец сел на корточки и деликатно почесал коту волевой подбородок. Знает подход к кошачьему сердцу, - подумал Банзай и удовлетворённо заурчал.

Злата покормила его, собрала в небольшую сумку самое необходимое и встала на пороге. Банзай задохнулся от возмущения: что? куда? опять? Ты меня бросить, что ли решила? Но тут сильная рука подхватила его под мягкое белое пузо и пристроила на груди, Банзай испуганно заозирался.

- Давай-ка возьмём его с собой. Ну что он тут один сидит?

- Правда? – Злата так обрадовалась, что Павел ощутил ставший уже привычным острый укол жалости. Господи, что этот жалкий Гарри с ней сделал? Почему малейшее проявление заботы, понимания, элементарного участия её так откровенно поражают? Бедная девочка! Он поудобнее перехватил ошалевшего от радости кота и выключил свет.

- Пошли?


Всю ночь Злата спала в обнимку с Банзаем. Кезик, изучивший весь первый этаж, залез в стоявшую у камина клетку и закрыл за собой дверцу: не беспокоить. Эта его привычка до слёз смешила всех вокруг. Даже старики ходили смотреть на свинку, умеющую чёрной кожаной лапкой закрывать, желая уединиться, дверцу клетки. Павел на цыпочках спустился со второго этажа и уселся в кресло. Банзай приоткрыл медовые глаза и недовольно покосился на него – толстая бело-рыжая щека наползла на левый глаз и почти полностью закрыла его.

- Спи, спи, - шепнул Павел. – Твоё сокровище в безопасности. Теперь её буду защищать я. И её, и тебя, и Геру с Ирокезом. Так что спи спокойно, смелый кот. Банзай вздохнул и удовлетворённо закрыл глаза. Павел услышал, как он заурчал. Спала самая лучшая девушка в мире, дремал её кот и беззастенчиво дрых, завернувшись в старый мохеровый шарф, морской свин с гордым именем Ирокез. А хозяин дома сидел у догорающего камина и глупо улыбался. Забытое уже ощущение юношеского восторга, полноты жизни и весны было мучительно приятно. Теперь так будет всегда, - подумал Павел. – Только так.

Подмосковье. Январь 1999 года. Вместе

В субботу рано утром Павел и Злата поехали на блошиный рынок в Салтыковку. По выходным там между рынком и путями возникало стихийное торжище. Привозили продавать буквально всё, кто что мог. И там Павел нашёл многое, что было нужно для реставрации Дома: старые дверные ручки, точно такие же, как сохранились в некоторых комнатах, кусок гобелена советских времён — один в один как тот, которым были обтянуты кресла в гостиной, кольца для карниза взамен сломанных. Но было нужно ещё много чего, и он с удовольствием ездил в Салтыковку почти каждые выходные — искал.

Злата ходила, держась за руку Павла, дивилась. Вот крынки старые, расписные. Как сохранились? Почему сейчас продают их? От бедности, или умерли прежние хозяева, а их «богатство» теперь никому не нужно?

Вот длиннющие столы, плотно уставленные самым разным товаром: ступки латунные и керамические, часы, посуда, дверные ручки самых разных видов и размеров, утюги от полых угольных до цельнометаллических, подзывные колокольчики с длинными ручками и настоящие колокола небольших размеров… Злата ахала, восторгалась. Павел шепнул ей:

- Красиво, конечно, но этих здесь называют «мафией». Они занимаются скупкой и перепродажей. Видишь, какой выбор огромный. У них дорого. Да и не очень интересно. А вот найти у хозяев или их наследников гораздо интересней. Иногда таких историй наслушаешься!

Злата только улыбалась восторженно: ей всё очень нравилось. Вот на скатерти, постеленной прямо на снег, они увидели расставленые фарфоровые фигурки: зайчики, медведи, белки, девочки, мальчики, хозяйка Медной горы, маленький Пушкин, собачки самых разнообразных пород и беспородные, птички - красота необыкновенная, руки так и тянутся. Павел со Златой купили смешного кругленького птенца неизвестной им птицы. Счастливая хозяйка приобретённую фигурку грела в руках и умилялась:

- До чего же хорошенький! Как живой!

- И не говори. Сам всегда удивляюсь, как можно такие вещи делать из холодного фарфора. – Павел взял птенчика, перевернул. – Смотри, видишь буквы «ЛФЗ»?

- Это Ленинградский фарфоровый завод?

- Или Ломоносовский. По-разному называют. Сейчас на их изделия, особенно старые, опять мода пошла. То мещанством клеймили, а теперь у старушек скупают за бесценок, а здесь и по антикварным магазинам продают.

Злата засмеялась:

- Тогда я тоже мещанка! Мне это всё так нравится.

Рядом с фарфоровым царством был развал книжный. Павел потянул Злату за руку:

- Давай поищем Лялину подарок.

- А что ты хочешь найти?

- Да ты знаешь, он подростком брал у друзей книгу Льва Шейнина «Записки следователя», зачитал чуть не до дыр. И даже сам в милицию пошёл работать. Теперь вот мечтает такую же найти… Простите! – продавец, завёрнутый в тулуп и крест-накрест перевязанный пуховым платком, с трудом разлепил сонные глаза – вставали-то в рань несусветную, такие рынки открываются затемно.

- Я вас слушаю.

- Нам бы Шейнина…

- Не знаю, был вроде… Поищите.

Павел усмехнулся:

- Ладно, поищем.

Они медленно пошли вдоль клеёнки, на которой были разложены книги, множество книг. Старые, потрёпанные, и почти новые. И даже совсем не читанные, ни разу. Со склеенными ещё страницами. Для красоты и солидности покупались, похоже. Так и простояли в шкафу, бедолаги, подтверждением образованности хозяев.

«Ну, ничего, - думала Злата, - теперь-то мода на книжное собирательство прошла, и купят вас те, кому вы действительно нужны»

- Ой, Паша! Смотри, вот же Шейнин! Такой? – Злата чуть не прыгала от радости.

- Точно! Похоже, такой. Майор наш так и говорил: бежевая, тканевая обложка. Вот он удивится!.. Дайте, пожалуйста, Шейнина и ещё вот эту, бордовую, «Педагогическую поэму»!

Когда отошли от книг, Злата спросила:

- Ты тоже Макаренко любишь?

- Очень. У меня уже десять изданий «Педагогической поэмы», вот нашёл, какого раньше не было. Думаю собрать все, если получится. И «Флаги на башнях».

- У меня «Педагогическая поэма» в двух вариантах, давай я тебе покажу, вдруг у тебя таких нет?

И снова Павел смотрел, удивлялся. Стоит рядом маленькая девчонка, волосы из-под платка выбились, кудрявятся, щёки розовые, глаза горят, фарфорового птенчика никак из рук не выпустит. И так ей всё нравится, и понятна ей его слабость к старым вещам и книгам, и интересно их разглядывать, трогать, покупать. Гуля бы его на порог не пустила с книгами или другими покупками с барахолки. И не скажешь, плохо это или хорошо. Каждому своё. Для кого-то всё это: и книги, и прялки, и утюги, и иконы – барахло. Для кого-то – отзвуки старой жизни, далёкой и интересной, которую так хочется сохранить и удержать. И Гуля не плохая, а просто чужая, не его. А Злата – его...

Купив книги, пошли дальше, у знакомого лоточника Павел увидел полукилограммовую гирьку. Сразу взял в руки, повертел:

- Ну надо же, тридцать третьего года, как раз в год рождения моего отца сделали. Семён, я возьму?

Знакомый лоточник, притоптывая ногами в валенках, кивнул:

- Бери, конечно. У меня одноклассник бывший в сельце под Нижним батюшкой служит, вот и нашёл в храме своём да мне отдал. Я продаю то, что он мне даёт, а я часть вырученных денег ему привожу. На храм. Он разорённый до ужаса, там чего только не было, много лет весовой служил, там зерно вешали, вот гирька и оттуда. Она каменная, кстати, а не металлическая.