Яна Перепечина - Только так. И никак иначе

А Трофимовна наша, эту дурь сынули своего объясняет страданиями «деточки» от того, что Злата замуж вышла, ему взаимностью не ответила. В общем, не знает уже в чём ещё девчонку обвинить. Совсем уж из ума выжила!..

Ну, вот я и пришла, - женщина остановилась и взялась за ручку тележки. - Спасибо вам, молодой человек. Вы мне очень помогли, а то вот нагрузилась, да не учла, что снегу-то навалило столько, что тут на тракторе надо ездить, а не с этим недоразумением, - она весело махнула рукой на свой ярко-зелёный баул. – Меня, кстати, Ольгой Васильевной зовут. А вас, я слышала, Павлом? – Он кивнул, не скрывая лёгкого удивления. – Да вы не удивляйтесь, у нас же, как в деревне, все на виду. Если нужна буду – милости прошу. Рада буду такому гостю. А Трофимовну не слушайте. Поверьте мне. Я здесь всю жизнь живу, всех знаю. У нас народ неплохой, но она – это что-то невероятное. Понятно, что не от хорошей жизни злобствует, но всё равно иначе как невыносимой её и не назовёшь. Не повезло Лесновым с соседкой, – Ольга Васильевна положила ему на рукав свою маленькую ручку в пушистой белоснежной варежке. – До свидания! Заходите, Павел, когда будет время и желание. Она зашла во двор, и Павел, уже повернувшись спиной, услышал, как весёлые детские голоса закричали:

- Баба! Бабуля! Ты где так долго была?!

- Тише! Тише, мои хорошие! Где была, там нет меня уже, с вами я теперь…

«Ну вот, я, кажется, начинаю обзаводиться знакомствами и получать приглашения», - Павел улыбнулся, покачал головой и пошёл к своему дому.

Гера пропала рано утром. Не успел Батяня встать, как она засуетилась, заскребла лапой по двери, всем видом показывая, что ей очень нужно на улицу по срочному и неотложному делу.

- Батянь! – крикнула со второго этажа Злата, - ты её выпусти, пожалуста, пусть подождёт на улице, а я сейчас спущусь и схожу с ней. Ты сам не ходи, завтракай спокойно. А я как раз прогуляться хочу, погода больно уж хорошая.

Погода и вправду была хороша. Солнце, которое не показывалось почти месяц, вдруг вспомнило о Москве и окрестностях и светило так ярко, что приходилось жмуриться даже дома.

Когда Злата в своей любимой телогрейке вышла во двор, Геры уже не было. Сначала Злата не волновалась: покричала, позвала и пошла на улицу, удивившись только, что умная её собака почему-то вышла без неё. На свежем снегу, выпавшем ночью, среди нескольких цепочек людских следов, ясно виднелись крупные собачьи. Было похоже, что Гера, не дождавшись хозяйку, направилась к озеру, излюбленному месту их долгих прогулок. Почему-то стало не по себе при виде этой цепочки отпечатков, словно от лёгкого, но очень неприятного и досаждающего пореза тонким листом бумаги. Вроде и не сильно, но уж очень болезненно и мешает постоянно. Злата попыталась было понять, в чём дело, но Геры всё не было видно, и она ускорила шаг.

Помахивая поводком и периодически посвистывая, надеясь, что собака услышит её и прибежит, Злата торопливо направилась по следам, уже начиная сердиться на озорницу эрдельку. Дойдя до перекрёстка, где следовало повернуть направо, она следы потеряла: в конце улицы грохотала снегоуборочная техника, которая прошла здесь буквально пару минут назад и смела весь снег до льда и асфальта, захватив даже обочины. Поколебавшись, и уже не отгоняя нахлынувшее беспокойство, Злата стала бегать, озираясь по сторонам, и громко свистеть, боясь, что Гера не услышит её. Напрасно. Собаки нигде не было видно.

Павел стоял у окна на лестнице, ставшего в последнее время любимым, и поглядывал на двор соседей. Златы нигде не было видно. Он уже собирался уходить, когда она появилась на дороге и бегом направилась к калитке, потом резко остановилась, растерянно посмотрела назад и что-то крикнула, подождала и закричала вновь. Потом безнадёжно махнула рукой и кинулась к дому. В её резких, рваных, таких не свойственных ей движениях было столько отчаянья, что Павел похолодел.

Когда он, на ходу застёгивая свой старый любимый бушлат и натягивая перчатки, быстрым шагом подходил к их калитке, Злата выбежала ему навстречу и, увидев его, почти упала в объятья.

- Гера пропала! – закричала она. – Я не понимаю, как она могла уйти одна! Я не понимаю, куда она делась! Да что ж такое-то?!

Павел покрепче обхватил её за плечи и сильно прижал к себе:

- Ну, всё-всё… Я здесь. Я рядом. Мы сейчас сядем в мою машину и объедем весь посёлок. Мы обязательно её найдём.

Она дрожала в его руках так сильно, что он чувствовал эту дрожь даже через её нелепый ватник и свои толстые кожаные перчатки. Почему-то больше всего на свете ему хотелось сейчас так и стоять, прижав к себе тоненькую смешную девочку, с надеждой заглядывающую ему в глаза. Он немного отстранил её и посмотрел вниз, на её загорелое конопатое личико с полыхающими от мороза щеками. Подумалось: как яблочки щёчки светятся. Такие вот необыкновенной красоты яблоки росли в саду у его горьковской бабушки. Нежно-розовые, с тонкой светящейся кожей и яркими бочками. Вот и у неё щёчки такие же нежные, розово-смуглые, а на скулах ярче, гораздо ярче. Неуместная и странная ассоциация промелькнула вмиг и застряла почему-то острым горячим комом в горле. Он трудно сглотнул и, стянув зубами перчатку, коснулся ставшими вдруг непослушными пальцами чуть вьющихся, выбившихся из-под яркого малинового павлово-посадского платка тёмных прядей:

- Пойдём ко мне, на машине мы её быстрей найдём. – Злата испуганно сжала губы, но закивала с готовностью и очень решительно:

- Конечно. Спасибо. – Рукой она заправила под платок волосы, и лицо её стало совсем юным и чистым. Павел проглотил очередной ком и удивлённо подумал: да что ж такое-то?! Что за морок?! Стоит перед ним девчонка почти, испуганная, растерянная, а он при виде неё теряет волю, как мультяшный редкий полосатый слон при звуках флейты. Воспоминание о смешном мультике про колобков, ведущих следствие, немного помогло. И Павел, ухватив чаровницу в крайне соблазнительном комплекте из валенок, телогрейки и малинового цветастого платка за руку, торопливо зашагал к своей машине.

Несколько часов они ездили по посёлку и окрестностям, Злата почти на ходу выпрыгивала из машины, кидаясь к каждому прохожему с расспросами. Всё напрасно, эрдельку никто не видел. Время от времени они возвращались к дому в надежде, что собака нашлась. Завидев их в окно, на крыльцо спешно выбегала бабушка и потерянно качала головой. Злата молча забиралась обратно, и они продолжали своё безрезультатное кружение по улицам.

Стемнело по-январски рано, и они вынуждены были вернуться. Соседка его почти перестала говорить и как-то сжалась, как будто в панцирь спряталась. Павел сдал её совершенно расстроенным бабушке и Батяне и, отказавшись от позднего обеда, ушёл к себе.

Было невероятно грустно, и снова всколыхнулись острые и больные воспоминания о Фреде. Он уселся перед камином и тяжело задумался. Странные дела творятся в Датском королевстве. Чем дальше – тем страньше и страньше. По извечной наивности оптимиста он думал, что всё самое плохое уже случилось. И, конечно, ошибался.

Злата, с трудом забывшаяся тяжёлым, душным, давящим сном, проснулась от яркого света, плясавшего за незанавешенным окном, и не сразу поняла, что происходит. Босая, она пробежала по холодным доскам пола к окну и ахнула: огонь увлечённо облизывал стены их летней кухни. Злата отчаянно зажмурилась и потрясла головой. Но ничего не изменилось. Кухня полыхала, потрескивала, а искры бешено плясали на фоне тёмного беззвёздного неба.

- Бабуля-а-а! Дед! – дико завопила она, понимая, что их комната смотрит окнами в другую сторону и пожар им не виден.

Когда все они, одетые наспех, ошалевшие и испуганные выскочили на улицу, пожар уже разгорелся с такой силой, что спасать крепкое деревянное строение было уже поздно. Но оставался ещё дом, стоявший неподалёку. Ветер, как назло, дул в его сторону. Дед метнулся на кухню, распахнул окно и выкинул на улицу шланг. Злата быстро размотала его и крикнула:

- Давай! – дед открыл кран на кухне, и из шланга полилась вода. Злата сунула шланг бабушке, а сама побежала к колодцу. В сутолоке проскользнула мысль: надо бы пожарных вызвать. Но тут же забылась. Заниматься этим было некогда.

Краем глаза видя, как бабушка, зажав для напора пальцами срез шланга, поливала тонкой тугой струёй стены дома, Злата торопливо вытащила из колодца привязанное верёвкой ведро и выплеснула воду в другое, следом набрала и второе ведро. Подхватив их, побежала, спотыкаясь в больших валенках, к дому и на бегу выплеснула воду на начинавшие уже нагреваться стены, сначала из одного ведра и следом, отбросив, не глядя, пустое первое, - из другого.

За спиной уже полыхал сарай, лопались от сильного жара стёкла. У колодца возился, громыхая вёдрами, дед.

- Только бы его сердце не подвело! Бедные мои старики! - Злата судорожно сглотнула, подхватила вёдра, повернулась на пятках, чтобы опять бежать к колодцу и отшатнулась, наткнувшись на чью-то грудь. Павел! Не столько увидела, сколько почувствовала она. И следом почему-то промелькнула, как молния другая мысль: теперь всё будет хорошо. Павел отнял у неё вёдра и легонько подтолкнул:

- Беги бабушке помоги! – а сам рванул к колодцу.

Вдалеке послышался звук пожарной сирены. Откуда они? Наверное, кто-то из соседей увидел и вызвал. Злата бегала со шлангом, который забрала у бабушки, вдоль стены дома и старалась полить как можно больше площади. Только бы не загорелся, только бы устоял! Рядом из вёдер то и дело плескал на сруб Павел. Бабушка с дедушкой подносили воду. Захлопали двери пожарной машины.

Но даже среди общий шум было слышно, как на улице завыла-запричитала дурным голосом Трофимовна: