- Я тоже с ним дружу. Со своим Домом. – Он смотрел на неё, не отрываясь, поэтому увидел, как после этих его слов, её лицо озарилось такой нежной, такой благодарной улыбкой, что сердце вдруг будто решило вырваться на волю и гулко забухало в своей клетке. Да так громко, что он испугался, что Злата услышит. И заговорил поспешно:

– Мы с ним подружились с первого взгляда. Я, когда его увидел, просто влюбился. Даже мечтать не смел о таком чуде. А тут вдруг продают, да цена не сумасшедшая.

За разговором они зашли в вагон и встали в самом конце, у дверей. Рабочий люд уже валом валил с работы, и места все были заняты либо сидевшими пассажирами, либо вещами, вплоть до газет, сигаретных пачек и перчаток – для тех друзей, знакомых, родственников, которые должны были войти на следующих станциях. Так занимали места своим друзьям и знакомым жители дальних подмосковных городов. Павел устроил Злату в тамбуре, спиной к окну, а сам встал, уперев ладони в стекло около её рук, загораживая её от толпы, не давая прижать и сделать больно, и стал рассказывать про дом. Она слушала его так внимательно, с таким живым, неподдельным интересом, что он, будучи не слишком разговорчивым, вдруг увлёкся и рассказал ей и про покупку дома, и про эпопею с ремонтниками и удачу в лице дедков-реставраторов.

- А я, признаться, мечтала купить этот дом. И когда увидела, что он уже обрёл хозяев, расстроилась ужасно, чуть не заплакала! – Злата негромко засмеялась. – Но теперь я так рада, что у дома есть хозяин, вот такой, настоящий, живой, неравнодушный… Ты знаешь, вы друг другу очень подходите с домом. Уверена, что он тебя уже полюбил!.. – она помолчала и спросила:

- А какой он внутри, твой дом? Мне так интересно! – и Павел, воспринимавший дом как крепость и из близких до сих пор приглашавший в него лишь родителей да отца Петра с семьёй (даже верный Ясень ещё не был) выпалил:

- А заходи к нам в гости! Мы будем очень рады, я и мой Старик. – Он осёкся и добавил, - я дом так называю.

Злата засмеялась:

- Представляешь, я тоже его именно так называла. Старик. С большой буквы. Как имя собственное.

- Ты тоже? С ума сойти! Так тем более приходи, раз вы знакомы. Мы с ним будем ждать!

И Злата, не переставая любоваться энтузиазмом своего соседа, легко согласилась:

- Спасибо, я обязательно приду!

Павлу показалось, что полчаса до их посёлка промчались в десять раз быстрее обычного. Они со Златой не спеша сошли с электрички и, болтая обо всём на свете, пошли по улице. Он рассказывал ей о Фреде, о Доме, о работе, о друзьях, об обожаемых мотоциклах и машинах. Она ему – о «детях», опять о «детях» и снова о «детях». А ещё о бабушке, деде, родителях и сестре. О подругах. О любимой музыке.

Потом она спросила:

- А чем ты занимаешься?

- Кастомайзингом, тюнингом и аэрографией, - Павел улыбнулся.

- Та-а-ак, - протянула Злата. – Из трёх слов я знаю только, что такое аэрография.

- Кастомайзинг мотоциклов, а я именно этим в основном и занимаюсь – а машины мы гораздо реже делаем – это когда мотоцикл, ну или машину делают что называется «с нуля». Мы не собираем готовые модели из запчастей, а «строим» – так это называется – что-то новое, необычное, соответствующее мировосприятию заказчика. - Павел, видя искренний интерес Златы, всё больше увлекался и говорил горячо, взволнованно. – Мы подчёркиваем оригинальность, непохожесть, индивидуальные особенности человека. А он тем самым выделяет себя из толпы.

В основном работаем, конечно, с байкерами, для которых мотоцикл – часть образа жизни. Делаем «чопперы». Ты их наверняка на дорогах видела – это такие мотоциклы с вынесенным далеко вперёд передним колесом, обилием хрома и кожи. Спортбайками только недавно стали заниматься. Они ведь у нас ещё довольно редки. Вообще-то спортбайкеров чопперисты не жалуют, называют «креветками».

- Это за посадку, что ли?

- Ну да. Как ты всё быстро понимаешь, - Павел впервые встретил девушку, которая не потеряла интерес, к тому, что он рассказывал про свою работу, уже через минуту, а то и раньше.

- Ну, понимаю я не всё, но очень хочу понять, - она смеялась. - А спортбайкеры чопперистов как называют? Ведь у них обмен «нежностями» наверняка взаимный?

- Несколько неприлично величают, «чопперастами».

- М-да, оригинальное чувство юмора.

- И не говори.

- Ну, а тюнинг – это что за зверь такой?

- Это когда не «с нуля» мотоцикл или машину делают, а доводят до ума уже готовое транспортное средство. Улучшают заводские характеристики: мощность увеличивают, повышают эффективность тормозов, дорабатывают подвеску. Или создают уникальный стиль, то есть меняют внешний вид, отделывают по-другому салон, устанавливают качественную музыку. Изменение внешнего вида или салона ещё называют стайлингом. Как правило, при стайлинге устанавливают другие бамперы или спойлеры, красят в необычный цвет или даже несколько, аэрографию используют, устанавливают подсветку днища, ну, и много чего ещё. Автомобиль сразу приобретает индивидуальный стиль, становится оригинальным и выделяется из тысяч подобных. Говорят, на машины с аэрографией даже угонщики реже клюют – очень уж приметные.

Злата слушала затаив дыхание:

- Вот это да! И ты это всё сам?

Павел засмеялся:

- Да нет, конечно! У меня целая команда работает. Правая рука – Серёга Ясенев, мой институтский друг. Я, когда только начинал, его привлёк, а теперь у нас большой коллектив. А раньше… Видела бы ты, как мы всё поднимали! – он покачал головой и улыбнулся, вспоминая. – Дневали и ночевали на работе. Тогда кастомайзингом и тюнингом у нас ещё мало кто занимался, вот мы сами велосипед и изобретали. Зато сейчас работаем в своё удовольствие. Заказчиков много, даже в очередь записываются. Команда потрясающая подобралась. Я тебя непременно зазову к нам, думаю, тебе понравится.

- Обязательно! Я никогда про такое даже не слышала. А ты так рассказываешь, что теперь меня просто манит к вам, - она улыбнулась. – То есть ты у нас господин кастомайзер?

- Что-то вроде.

- Звучит, - преувеличенно восхищённо выдохнула Злата, и оба захохотали.

Уже давно стемнело, с неба, медленно кружась, опускалась тончайшая снежная пелена. Как в первый день, вернее, вечер, когда впервые его увидела, - внезапно подумалось Злате. Прошло почти три недели, и вот они с Павлом уже знакомы, и даже перешли на «ты», и идут по улице рядом, и смеются, и говорят, говорят… И нет сил и желания прервать этот разговор.

Подмосковье. Январь 1999 года. Павел

Павлу больше всего на свете не хотелось сейчас прощаться со своей соседкой и одному возвращаться пусть и в очень любимый, но всё-таки пустой – реставраторы и помощница уже наверняка ушли – дом, и неожиданно для самого себя он предложил:

- А давай не будем откладывать знакомство с Домом на потом! Пойдём сейчас! – сказал, и сердце будто замерло в ожидании ответа. Или отказа? Но Злата внезапно легко согласилась:

- С удовольствием.

И было видно, что это не просто формула вежливости, что она и вправду говорит то, что думает. Что пойти с ним в его старый дом для неё на самом деле удовольствие и радость.

Он и забыл, как это бывает, когда с человеком, вернее, не просто с любым человеком, а с девушкой, которая так нравится, в которую почти влюблён (вот влип-то!), легко и просто, и не нужно ничего придумывать. Вернее, и не знал никогда. С Гулей ему не было легко. С ней приходилось постоянно думать над своими словами, прикидывать, что она поймёт, а над чем будет насмешничать, оценивать её реакцию, анализировать, просчитывать. Кажется, это называется «жить на вулкане».

С отцом Петром, матушкой Ольгой, верными друзьями Володькой Лялиным и Ясенем, а ещё с мамой, конечно, ему было легко, но это были совсем другие отношения. А тут вдруг девушка, но какой-то удивительной, ранее неведомой, диковинной формации. С которой можно говорить обо всём на свете и не подбирать мучительно слова. Можно смеяться, когда смешно, и грустить, когда грустно. Можно молчать, когда слов нет или они не нужны. И молчать тоже легко и удобно. Именно такой девушке он мог и хотел показать свой Дом, своего драгоценного Старика.

Когда он, поддерживая её под локоток на высоком крыльце, отпер дверь и сделал приглашающий жест, она осторожно шагнула вперёд и замерла. Лицо её, на которое он неотрывно смотрел, дрогнуло и на нём появилось такое восхищение, такой восторг, что Павлу захотелось сгрести её в охапку и расцеловать. За понимание, за умение видеть и чувствовать и за неумение или нежелание ничего скрывать под маской приличия. Но не сгрёб, конечно. Зато глаз отвести не мог, любуясь реакцией.

Она смотрела по сторонам и молчала, не сумев подобрать слова. И он смотрел и смотрел. На неё. И чувствовал, что и его Старик смотрит на неё. Вернее, на них. Пару минут было тихо. Потом соседка длинно вздохнула, а Дом ответил ей гулом ветра в дымоходе. Она улыбнулась и тихо сказала:

- Здравствуй, Дом! Вот и я!

И Павел был готов поклясться, что Дом ей ответил:

- Ну, здравствуй, девочка. Наконец-то!

А потом они вдвоём обошли и облазили весь дом, все самые дальние и самые тёмные уголки и закоулки. Павел рассказывал взахлёб, объясняя, как было и как будет, что сделали, а что только планируют. Злата гладила рукой стены, перила кованой лестницы, выщербленные изразцы (с ума сойти, настоящие изразцы!) печи и тусклые кирпичи камина. Даже садилась на корточки и короткими, изучающими, ласкающими движениями трогала серые, вытертые дощечки паркета, которому ещё только предстояло обрести вторую жизнь под инструментами реставраторов. Трогала и шептала:

- Так вот ты какой!

А Дом щурился от удовольствия и подставлял ей под тоненькие загорелые пальцы то одну свою стену, то другую. Павел же не мог отказать себе в наслаждении поделиться с неравнодушным человеком историей ремонта и реставрации, и показывал ей всё новые и новые места. Наглядевшись, наизучавшись, они, довольные друг другом и Домом, долго пили у камина чай с мятой, припасённой матушкой Ольгой, и слушали треск поленьев.