Под утро людей в церкви значительно поубавилось. Долгая праздничная служба подходила к концу. Пахло еловыми ветками, украшавшими образа, воском горевших свечей и сказкой. Злата завороженно стояла в уголке. На её глазах только что на протяжении нескольких часов свершалось Чудо. Стены храма то растворялись, открывая взору происходившее две тысячи лет назад в Вифлееме, то вновь возвращались на место. И Злате неожиданно стало радостно и немного страшно. Никогда прежде не посещавшая её мысль заставила вздрогнуть и счастливо поёжиться. Ей представилось, что в эту ночь вот так же, как и она, как все, пришедшие сюда люди, стоят другие православные в других храмах по всей земле; так же возносят горячие искренние слова благодарности только что родившемуся Младенцу Христу и Пресвятой Богородице… А потом пришла следующая, тоже очень-очень радостная, мысль, что точно так стояли верующие и много-много лет назад, в совсем другие, почти сказочные времена, так стояли её прабабушки и прапрабабушки, и те, кто были до них…

Но эту мысль Злата уже не успела додумать, потому что, глядя на молодого, светящегося счастьем и верой батюшку, трепетно и радостно заканчивающего службу, неожиданно заметила неподалёку от него, в хоре, среди других певчих своего таинственного соседа. Заметила и не смогла больше отвести от него глаз.

Стоял он в тени, но Злата увидела и красивый костюм, который был на нём сегодня вместо джинсов и пуловера с закатанными рукавами, заметила и спокойное, торжественное выражение лица, прикрытые глаза, лёгкую улыбку, игравшую на губах. И с удивлением поняла, что он сильным красивым баритоном уверенно выводит слова рождественских песнопений, не глядя в разложенные перед певчими ноты. Надо же, как ошиблась! Не случайно он здесь, не мимоходом. До конца службы Злата так и стояла, не сводя глаз с соседа и думая о нём. Очнулась она, только когда всё тот же молодой симпатичный батюшка радостно сказал:

- Дорогие братья и сестры! С Праздником! С Рождеством Христовым! Мира всем вам, счастья и, конечно, любви… - помедлил немного, ласково улыбнулся и закончил, - потому что Бог есть Любовь. И мы в этом мире должны любить и дарить любовь. А без этого всё бессмысленно… А теперь приглашаю вас всех в нашу трапезную!

Прихожане негромко загудели, кто-то подходил к батюшке, кто-то переговаривался со знакомыми. Отовсюду доносились радостные поздравления. Люди обнимались, дарили друг другу подарки, было видно, что приход живёт единой, общей жизнью. Очнувшаяся от оцепенения Злата перевела взгляд с батюшки на певчих. Соседа среди них уже не было. Она тихонько перекрестилась и направилась к выходу. Ей стало грустно. И она, увы, понимала в чём, вернее, в ком, причина.


Уже у дверей кто-то взял её за локоть, настойчиво и твёрдо повернул от двери:

- Куда же вы? – на неё, немного печально улыбаясь, смотрел сосед. – Пойдёмте с нами в трапезную. Праздник ведь такой…

Видя колебания Златы, добавил:

- А потом вместе поедем, я вас прямо до калитки довезу.

Злате было неудобно. Она поняла, что сейчас в трапезной останутся хорошо знакомые, объединённые общей верой и приходом люди, и что она среди них будет белой вороной. Сосед будто понял причину её колебаний, нагнулся к уху Златы и заговорщицки прошептал:

- Не стесняйтесь. Вам обязательно понравится. Я вас с отцом Петром познакомлю и с матушкой его, Ольгой. Обещаю – не пожалеете.

И Злата решилась. Ей вдруг очень захотелось присоединиться к этим радостным людям, для которых Рождество Христово наполнено глубочайшим смыслом и которые сейчас собираются его отпраздновать.

Сзади раздались мягкие шаги:

- Павлунь, ты куда пропал? – весёлый батюшка смеялся и поглаживал бороду. – Познакомь меня с твоей очаровательной собеседницей.

Как сквозь сон Злата поняла, что «Павлунь» - это её сосед, которого, правильно она вспомнила, зовут Павлом, а «очаровательная собеседница» - это она сама. Улыбка непроизвольно тронула губы: так забавно называет батюшка Павла, они, видимо, давно знакомы. Павел (очень шло ему это простое хорошее имя) ободряюще подмигнул Злате:

- Батюшка, это моя соседка, Злата. Случайно здесь встретились. Вот, уговариваю теперь пойти с нами в трапезную…

- Непременно, непременно, Златочка! – батюшка смешно, по-птичьи, склонил голову набок и тоже подмигнул. Злата даже головой слегка потрясла от неожиданности: очень похожими показались ей эти молодые мужчины. Оба высокие, широкоплечие, худощавые. Батюшка шатен, а Павел русоволосый, но глаза одинаковые – серо-голубые, и выражение этих самых серо-голубых глаз похожее: внимательное и озорное. Только в глазах Павла есть что-то ещё…

- Злата, а это отец Пётр, протоиерей, настоятель этого чудесного храма, - Павел, как показалось ошеломлённой девушке, с большой нежностью посмотрел на священника.

- Паш, да ладно тебе! Злата, не слушай его. Я, конечно, настоятель и протоиерей. Но для него я, в первую очередь, друг и кум. Он крестил моего среднего сына. Родня он мне, можно сказать, брат любимый, младший. – Батюшка ласково похлопал соседа по плечу. – Паш, идите в трапезную, там Оленька уже хлопочет, помогите ей, пожалуйста, а я скоро подойду.

Позже, вспоминая об этом дне, вернее, ночи, плавно переходящей в раннее утро, Злата не переставала удивляться. Как же хорошо, радостно и тепло ей было тогда!

В трапезной было весело и многолюдно, женщины всех возрастов накрывали на длинные столы, мужчины расставляли простые лавки и стулья. Мягким нежным голосом командовала всеми красивая молодая женщина лет тридцати с небольшим.

«Ольга», - подумала Злата.

- Ольга! - радостно позвал Павел и потащил Злату за руку, ловко огибая хлопочущих женщин.

- Ой, Павлунь, как хорошо, что и ты здесь! – нежно обняв Павла свободной рукой, – другой она держала огромное блюдо с пирогами – Ольга весело улыбнулась Злате.

- Он у нас такой удивительный: всегда появляется, когда очень нужно. Чутьё у него, что ли, какое? – они с соседом заговорщицки переглянулись и засмеялись. Было ясно, что этих двоих связывают нежные и очень близкие отношения.

- Злата, я вам когда-нибудь расскажу, при каких обстоятельствах мы познакомились, - пообещал Павел.

- Расскажи-расскажи! Но потом, а пока поставь-ка на стол эти пироги, а то у меня сейчас рука отвалится! – сунула ему в руки блюдо матушка Ольга.

Павел мягко пожал Злате руку, как бы извиняясь за то, что оставляет её одну среди незнакомых людей. Но она совсем не чувствовала себя неловко, необыкновенная радость и лёгкость переполняли её. От недосыпа, что ли?

- Злат, давай на «ты»? Не против? – тут же подхватила её под локоть матушка. – Меня Оля зовут, я кума твоего Павла! Тебе у нас понравится. Пойдём на кухню, там надо ещё салатики разложить. Поможешь?

- Конечно! Трижды «конечно»! – Злата засмеялась. – Конечно, давай на «ты». Конечно, понравится! Уже понравилось! И конечно, пойдём раскладывать салатики!

Злате было так приятно и странно слышать от жены священника «твоего Павла». Моего? Моего. Моего…

Пока ждали батюшку, пока до конца накрывали на стол, Павла постоянно теребили, казалось, его знают и любят абсолютно все присутствующие. До тех пор, пока не сели за стол, они со Златой никак не могли опять соединится. Соседа непрестанно звали то из одного, то из другого угла трапезной, а Злату ни на минуту не отпускала от себя хозяйка. Глядя, как Павел ловко открывает банки с соленьями, режет хлеб, перетаскивает и расставляет длинные скамьи, Ольга улыбнулась и доверительно произнесла:

- Он у нас незаменимый. Господь ему дал и светлую голову, и руки золотые, характер у него лёгкий, добрый он необыкновенно. Таких, как наш Павел, больше нет… Да ты и сама, наверное, знаешь…

Злата в задумчивости смотрела на соседа:

- Что?.. Нет, я не знаю. Мы только несколько дней знакомы. Первый раз поговорили, когда у Павла Фред умер.

- Д-а-а… - Ольга погрустнела. – Он так, бедный, переживает. Ведь Паша Фредьку на улице подобрал, у Кольцевой дороги кто-то выкинул коробку со щенками. Павел ехал уже ночью. Осень поздняя, дождь, слякоть, мерзость полная, но он как-то разглядел в темноте шевелящуюся коробку и остановился. А в ней шестеро щенков.

Паша наш, конечно, не cмог их бросить. Забрал, привёз домой, вымыл, накормил, а наутро начал пристраивать. Одного нам привёз, ещё четверых друзья разобрали. А последнего, самого маленького и слабого, себе оставил. Фредька крошечный был, больной весь, Павел тогда неделю на работу не ходил, сидел возле него. Выходил всё-таки. А потом оказалось, что щенки-то породистые. Непонятно, почему их выкинули. Может, какая случайная вязка? Ну, вот так и вышло, что Фредька Павлуню просто обожал. Совершенно не мог без него… У кого только рука поднялась?

- Что ты имеешь ввиду?

- А ты что, не знаешь, что Фреда отравили?

- Не-е-е-т… - Злата оторопела. – Как? Кто? Может, сам съел какую гадость?

- Может, и сам. Только он умный был очень: у чужих крошки бы не взял, с земли ничего никогда не подбирал. Да и яд ещё какой-то мудрёный, не просто отрава для крыс какая-нибудь. Паша экспертизу заказывал.

- Ничего себе. Как же так?

- А вот так. Ну, ладно. Давай не будем больше о грустном. Пойдём, пора за стол уже. Видишь – Петя пришёл, детей привёл. Мы им в честь Рождества разрешили со всеми потрапезничать.

Вместе с отцом Петром в трапезную восторженной гурьбой зашли дети. Один, два, три, четыре… - считала про себя Злата. Ольга перехватила её взгляд и засмеялась:

- Шестеро их пока. Старшему десять на Крещение будет, второму восемь, следом у нас три дочки: семь, шесть и четыре года, младшенькому сыну два. Видишь, он за батюшкой прячется? А летом, Бог даст, седьмой или седьмая родится. – Ольга заговорщицки указала глазами на абсолютно плоский живот.