Письмо Яру я сочиняла на протяжении пары месяцев: все слова казались пошлыми, глупыми заимствованиями из книжных сериалов или дешёвых фильмов. Подготовиться к побегу, найдя тихое место для того, чтобы пересидеть и подумать о том, как мне жить дальше, оказалось гораздо проще.

Конечно, надо было не исчезать вот так, а спокойно сесть и поговорить, но это только в теории легко. На практике мы бы просто покричали друг на друга, а потом Яр сделал бы всё, чтобы не дать мне уехать.

И я бы снова отложу  задуманное. Кто знает, возможно, со временем даже превращусь в эгоистку, готовую пожертвовать близким человеком ради собственного комфорта?

Нет, пока я полна решимости, надо действовать. На следующий день, дождавшись, пока Яр уедет по делам на пару дней, я взяла чемодан, в которым было лишь самое необходимое, и улетела на Гоа. Помедитировать, попрактиковаться в йоге, встречая рассветы на берегу океана, и привыкнуть к мысли, что мой брак закончен.

***

Уже сидя в самолёте, мне захотелось всё переиграть. Встать и выйти на холодный московский ветер, взять такси и, по-тихому вернувшись домой, выкинуть письмо, оставленное для Яра возле ноутбука.

В нём я сообщала, что не могу и не хочу жить с ним дальше, потому что на данном этапе наши жизненные цели разошлись. Это было отчасти правдой. Как и то, что я просила подать его на развод первым, конечно, это будет правильно, ведь пострадавшая сторона именно он.

Так же умоляла не искать меня в ближайшие два месяца, дать время прийти в себя, чтобы с холодной головой и каменным сердцем подписать все бумаги. В последних строках я всё же не удержалась и перешла на трогательно-нежный тон, уверяя мужа, что делаю всё это ради нас. Чтобы расстаться, пока у обоих остались приятные воспоминания.

И это тоже было верно. Я понимала, что разлад между нами — дело времени. Конечно, есть пары, прожившие бездетными до глубокой старости, но это было их общее желание.

Ольга Денисовна, как бы хорошо ко мне не относилась, всё же начнёт капать Яру на мозги, что ему нужен ребёнок, а измену на стороне я не прощу. Даже ради такой причины.

Не смогу видеть живое напоминание собственного бессилия и терпеть рядом с любимым ребёнка, который рождён другой. Рано или поздно это приведёт меня либо к нервному срыву, либо к болезненному разрыву.

Конечно, сейчас мне тоже невыносимо больно, но лучше отрезать руку или ногу сразу, чем переживать день за днём, а потом всё равно прийти к изначально очевидному финалу.

Пока я раздумывала, самолёт набрал высоту и уносил меня всё дальше от того места, где я была счастлива. Всё решено безвозвратно.

Я отвернулась к иллюминатору, надвинула на глаза повязку для сна и постаралась отключиться. Не думать, не плакать, не искать пути отступления. Я буду жить здесь и сейчас, дробить боль на мелкие кусочки и проглатывать их, как горькие лекарственные пилюли. Только так, не иначе.

По прилёту я долго тряслась на автобусе, потом села на поезд, который умчал меня туда, где почти нет туристов, зато есть покой и местные гуру, за пару монет готовые обучать медитации, предоставить кров в виде бунгало, или как тут его называют, и поделиться нехитрой пищей.

Одной тхали — круглого подноса с маленькими пиалами, наполненными рисом и различными гарнирами, мне хватало, чтобы насытиться.

Я сознательно отказалась от благ цивилизации, отключила телефон и окунулась в постижении искусства простой жизни, призванной помочь мне перезагрузиться. Всё же минимальные удобства в виде персонального туалета я себе купила и принялась ходить на беседы к гуру.

Нас, европейцев, было около десяти человек. При местном храме, посвящённом одной из богинь, я приняла месячный обет молчания. Это оказалось трудным делом, но помогало очистить голову «на ура».

В первое время я, признаться, ждала чуда. Беременности, например, или что мистическим образом здесь появится Ярослав, но ни того, ни другого не произошло, и я смирилась.

Не с тем, что останусь одна, нет, к этому я пока не была готова, а с тем, что ничего не решится само собой. И заодно выяснила, что занятия йогой два раза в день приносят мир в мою истерзанную сомнениями душу.

А вот представления о медитации оказались настолько наивными, мои потуги закончились разочарованием. Попробовав пару раз, я отказалась от этой оплаченной опции. Тем более она более походила на раскуривание трубки с марихуаной.

Жизнь здесь шла в бесконечной смене дня и ночи, но ожидаемого отрешения от мирских проблем не приносила. Я всё время думала, как там Яр. Сначала ждала его, потом злилась на себя, и лишь к исходу пятой недели достигла состояния, которое местные называют «просветление», а я — апатией.

Уже и говорить мне разрешалось, но я не хотела. К счастью, здесь никто ни к кому не приставал с вопросами и не лез в душу, так что одиночества я добилась.

Дошло до того, что мне не хотелось ни есть, ни ходить на йогу, и местная жара порядком надоела, но, стиснув зубы, я терпела и не позволяла себе ежеминутно пересчитывать дни до отъезда.

Здесь существовала легенда, что бесплодие, впрочем как и остальные недуги, лечат воды священной реки Ганг, но она оказалась столь грязна, что я раз и навсегда оставила эту мысль.

Всё чаще мне снился Ярослав. Но сны были тревожными: то он заболел и лежит умирает, то напротив, ожил в объятиях другой. Я просыпалась и понимала, что до крови искусала себе нижнюю губу, а потом, выпив воды, снова  забывалась поверхностным сном, больше похожим на вялотекущий кошмар.

И однажды утром для меня забрезжил свет.


Эпилог 2

Внезапно в моём скоромном жилище появился Яр. Я как раз возвращалась после занятия йогой и уже издалека заметила его.

Сердце йокнуло, сбилось с ритма, а потом застучало ещё сильнее. Ноги стали ватными, и я почувствовала, что на глаза навернулись слёзы.

Нет, этого просто не может быть! Я никому не сообщала, где нахожусь, разве что пользовалась дебетовой картой, когда расплачивалась за билет на поезд. Но ведь прошло почти шесть недель!

И всё же мысли и сомнения смыла набежавшая волна эйфории. Возможно, это мне только кажется, и сейчас я проснусь, испытав жесточайшее разочарование. Машинально я прибавила шагу, сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Яр стоял, засунув руки в карманы светлых брюк, и выглядел так, будто пришёл из соседнего павильона. Солнцезащитные очки прикрывали половину лица и не давали увидеть выражение его глаз. Впрочем, я всё равно была слишком далеко, чтобы это оценить.

Расстояние между нами стремительно сокращалось. Яр сделал пару шагов навстречу, с сердитым видом повёл плечами, но я не дала ему возможности начать разговор первым:

— Привет! — произнесла я, стараясь дежурно улыбнуться и не дать мужу увидеть, как я рада его приезду.

Сейчас я уже жалела о своём решении уехать на край света, только подтвердила расхожую мысль: от себя не убежишь.

— Ну привет! — ответил он и, крепко схватив меня за локоть, подтолкнул ко входу в бунгало ( я так и не выучила, как называют местные хижины). — Признаться, еле тебя нашёл.

— Не слишком быстро искал, — фыркнула я и тут же осеклась. Сейчас он подумает, что я специально сбежала только за тем, чтобы догнали и вернули. — Я уехала, потому что не смогла бы уйти и жить в соседнем районе. По крайней мере, не сейчас.

— Никуда ты не уйдёшь, Герда, — Яр сорвал очки и бросил их на застеленную покрывалом кровать, больше напоминающую лежак. — Я тебя не отпущу и не надейся.

Я знала, что это не бравада. Видела по глазам мужа, что он испытывает тихую ярость напополам с желанием обнять меня. И как-то обмякла, осознав, что теперь точно никуда не уйду, но мой противный  дотошный характер требовал прояснить ситуацию.

— Ты хочешь детей, — произнесла я тихо, смотря в сторону. — А я вряд ли смогу их родить. И не предлагай мне обследоваться, лечиться, пробовать новые методики. Понимаешь, я устала, я не верю в исход и не хочу растерять здоровье в погоне за мечтой. Наверное, такой ценой ребёнок мне не нужен.

Я закусила нижнюю губу, чувствуя, что не способна сейчас здраво изложить свою позицию. Вот кому угодно другому запросто!

А когда я находилась рядом с мужем, чувствовала его взгляд, наступала растерянность. Забывались подходящие слова, оставались одни эмоции, казалось, что всё, что я говорю, выглядит просто как эгоизм. Но это было моё право — распоряжаться своим телом так, как я хочу.

— Прости, но ничего не изменилось, — добавила я, отвернувшись к стене и теребя пальцами завязки на тунике.

— Изменилось, снежная. Ты совсем исхудала, плохо пахнешь, и у тебя появился безумный взгляд, как у местных, — насмешливый голос Яра вывел из себя.

Да как он смеет? Плохо пахну! Я хожу в местный душ, но чистая вода здесь редкость, зато несколько раз в день купаюсь в океане. Хотя жара здесь такая, что не спасает даже дезодорант. И частая стирка одежды, к сожалению, не помогает.

— Вот и уходи в свой выхолощенный дивно пахнущий мир! — скривилась я и, повернувшись к нему лицом, скрестила руки на груди и гордо задрала подбородок.

Яр некоторое время стоял и смотрел на меня, будто прикидывая, стою ли я затрат его красноречия. А у меня в груди всё сжалось: вот сейчас он развернется и уйдёт. А я останусь. Хотя разве не этого я добивалась?

Так и произошло. Яр протянул мне руку, но я лишь покачала головой. Нет, зачем бы я тогда ехала сюда и терпела лишения, чтобы сейчас расчувствоваться и уйти под руку с мужем?!

Каким бы идиотским не было решение приехать сюда, сбежать от того, кого люблю, но надо гнуть линию до конца, сжав зубы и не обращая внимания на истекающее кровью и умытое солёными слезами сердце.

Яр повернулся и сделал шаг в сторону выхода. Я уже готова была окликнуть его, прокричать: «Ну как ты можешь вот так уйти? Значит, смирился?» Глупо, я сама приняла решение, так почему жду, что муж не просто с ним не согласится, но и будет настаивать на моём возвращении против воли?