Чуть позже я резко просыпаюсь. Ты прижимаешься ко мне сзади и ласкаешь меня, твоя рука в моем белье. Твой палец двигается внутри меня. Вверх, вниз, вверх, вниз. Я чувствую твою эрекцию через свою тонкую футболку, твои быстрые вздохи у моего уха.

– Какого черта? – говорю я, отталкивая тебя.

Твои глаза сужаются:

– Тебе нравилось.

– Я спала.

Полуулыбка появляется на твоем лице.

– Поверь мне, я знаю, что тебе нравилось.

Я чувствую себя… изнасилованной.

«Я наблюдаю, как ты спишь ночью,

Гадаю, что тебе снится».

– Гэвин, это… Вообще-то…

Слов нет. Внезапно кажется, что «Диснейленд» был много лет назад. Вот что я теперь буду помнить: не веселье с друзьями, а то, что было потом, как ты касался меня без разрешения. Наслаждался тем, что это сойдет тебе с рук.

– Ты моя девушка, – говоришь ты. – С каких это пор ты не хочешь, чтобы я тебя касался? Ты ведешь себя, словно я какой-то… отморозок или типа того. Боже.

– Ну может, так и есть! То есть…

Я замолкаю, когда что-то меняется в твоем выражении лица. Не могу понять, что именно, но это… злоба. Вот что я вижу. Как в ту ночь, когда ты впервые сказал мне, что ненавидишь меня. И внезапно я прекрасно осознаю тот факт, что я одна в квартире с парнем, который намного сильнее меня. Парнем, который выглядит так, словно хочет сделать мне больно.

«Успокой его», – говорит паникующий голос внутри меня.

Внезапно я в ужасе, когда ты подползаешь ближе, прижимаешь меня к подушкам.

– Скажи, что любишь меня, – шепчешь ты, твои глаза становятся щелочками. Ты садишься на меня и снимаешь рубашку, потому наклоняешься, и твои губы едва касаются моих. – Грейс. Скажи мне. Или, клянусь богом, я пойду повешусь в ванной.

Меня начинает трясти. Твои глаза прожигают мои, а твои руки сжимаются вокруг моих запястий и прижимают меня к постели.

– Я… я люблю тебя.

Ты тянешь вниз мои трусы. Спускаешь их. Этого не может быть. Не может. Нет.

– Гэвин, нет, пожалуйста…

– Скажи, что хочешь меня, – рычишь ты. Я вздрагиваю. – Грейс.

– Я хо… хочу тебя.

Ты берешь мою руку и кладешь ее на свой ремень. Я закрываю глаза и притворяюсь, что ты Гидеон. Я притворяюсь, что я где-то в другом месте, далеко от этой квартиры, от тебя, от твоего сердца, бьющегося у моей груди.

«Отпусти меня, – мне хочется кричать. – Пожалуйста, отпусти меня».

Ты совсем не нежен.

Потом я принимаю душ, прижимая кулак ко рту, чтобы всхлипы не отдавались эхом от плитки. Я так чертовски напугана. Я молюсь, чтобы ты не захотел меня снова. Если это случится, я не выдержу.

Ты открываешь стеклянную дверь душа и заходишь внутрь, улыбаясь, подставляешь голову под поток воды. Ты ведешь себя так, словно все хорошо, словно то, что случилось на твоей кровати, было занятием любовью. Я становлюсь «раскаивающейся и раболепной женщиной». Ты просишь меня помыть тебе спину. Я так и делаю. Потом ты разворачиваешься и смотришь, как я смываю тебя с себя. Мыло двигается вниз от груди до бедер, ног. Наконец оно смывается в водосток. Я остаюсь в душе после того, как ты выходишь. Я жду, пока вода станет ледяной. Пока все твое исчезнет.



Глава 40


Сегодня я с тобой расстанусь.

Я расстанусь с тобой, даже если ты начнешь плакать и твои электрически-голубые глаза станут очень яркими, твои ресницы потяжелеют от слез. Я расстанусь с тобой, даже если больше никогда не увижу тебя на сцене, как твои губы целуют микрофон, и не буду думать: «Это мой парень».

Испробуй любой свой прием, каждое милое слово, каждый раненый взгляд. Брось мне свое лучшее оправдание, самое безумное обещание – брось так сильно, чтобы я могла расправиться с ним. Дай мне все, что у тебя есть. Этого будет недостаточно, чтобы я осталась с тобой.

– Четыре слова, милая. Просто четыре слова. Ты сможешь, – шепчет Нат. Я. Расстаюсь. С. Тобой.

Она сжимает меня в крепких объятиях, а потом вместе с Лис прячется за ближайшим внедорожником на парковке Рузвельт Хай. Она пообещала расстаться с тобой за меня, если я этого не сделаю. Я дала ей разрешение тащить меня прочь от тебя, если будет нужно. И она это сделает.

Я попросила тебя встретиться на школьной парковке во многом из-за того, что это людное место. Потому что я больше тебе не доверяю. Я боюсь оставаться с тобой наедине.

Я расстаюсь с тобой прямо перед выпуском. Потому что я не позволю тебе разрушить этот день. Я не дам тебе еще что-то забрать у меня.

Я проведу целое лето с друзьями, которыми пренебрегала последний год. А потом я уеду в далекий университет. И найду того, с кем не захочу расставаться.

Как только мы расстанемся, я позвоню твоей маме. Если ты постараешься причинить себе вред, это твое дело. Я больше не могу нести тебя. И не буду.

Ты идешь ко мне, шляпа надвинута низко на глаза. Ты улыбаешься, увидев меня, и танцуешь маленький танец, потому что этого дня мы так долго ждали. Но я собираюсь сделать его худшим днем твоей жизни. Мне плохо из-за нервов. В первый раз ни одна часть меня не любит тебя, ничего не поднимается, когда ты подходишь ко мне прогулочной походкой. Я больше не хочу иметь ничего общего с тобой.

– Как моя девочка? – говоришь ты, подходя.

Я чувствую, как трещины проходят по сердцу, и оно начинает ломаться. На тебе галстук, который я купила тебе на Рождество, с черепами и скрещенными костями. Я знаю, что он тебе нравится. Я знаю, что ты надел его для меня. И это странно, что ты, которого я раньше любила, наложился на парня, который прижал меня к кровати и входил в меня, пока я пыталась не кричать. Мне так грустно из-за нас. Чем мы были. Чем могли бы стать.

– Грейс?

Слишком поздно для Гидеона, но еще не слишком поздно для меня. Для меня. Хорошо чувствовать себя эгоисткой, но это сложно.

Я открываю рот, но слова не хотят произноситься. Несмотря ни на что, я не хочу разбивать твое сердце. Если бы я хотела. Было бы намного легче сразить тебя улыбкой. Но я не крутая воинственная королева-ниндзя.

Пока что.

– Что случилось? – спрашиваешь ты. Ты «обеспокоенный парень».

Слезы наполняют глаза, и я качаю головой, словно слова могут просто выпасть, и мне не нужно будет их произносить. Нат придется добавить заколок-невидимок в мою прическу – я чувствую, как выпускная шапочка сползает.

Ты тянешься ко мне, хватаешь за руки, твое прикосновение теплое.

– Детка, что случилось?

О боже, ты думаешь, что дело не в тебе, что произошла какая-то выпускная драма. Твой голос такой нежный, вопрос такой невинный. Ты хочешь защитить меня, и это слишком. Конец старшей школы, конец наших отношений. Начало всего остального. «Не знаю, смогу ли я это сделать». После того, что ты сделал со мной в тот день, это должно быть самым легким делом в мире. Почему же это не так? Что со мной не так? Я поворачиваю голову и вижу Нат и Лис. Это прибавляет мне сил – то, что они меня поддерживают.

– Я расстаюсь с тобой. Прямо сейчас. Пожалуйста, ничего не говори.

Слова вырываются потоком, и пот течет по мне: «Пожалуйста, боже, пожалуйста, позволь мне сделать это в этот раз». Я столько раз пыталась это сделать, а в конце концов нужна простая вещь: четыре маленьких слова. Я-расстаюсь-с-тобой.

Ты не представляешь, как тяжело любить тебя.

Сука.

Шлюха.

Потаскушка.

Перестань быть ребенком.

Тебе повезло, что я так сильно тебя люблю.

Ненавижу тебя.

Я убью себя, если ты меня бросишь.

Ты смотришь на меня. Никаких угроз. Никаких слез. Впервые ты даже слова не произносишь. Потому что знаешь, что в этот раз я серьезно.

А потом я ухожу от тебя.

И не оборачиваюсь.


Эпилог

Рождество наступило в августе.

Мы с Натали украшаем искусственную елку. Алисса включает любимую рождественскую музыку. Дом пахнет сахарным печеньем, и рождественские чулки аккуратно развешены у камина.

Сегодня вечером у нас вечеринка. Лис пригласила Джесси, а Нат – друзей детства, которые ходили в другую старшую школу, и Кайла, который знает всю историю моих с тобой отношений. Он много времени проводит с нами, к нему мы обращаемся, если что.

Мы втроем – Нат, Лис и я – живем в доме Нат одни с самого выпуска. Ее братья и сестры – в летнем лагере вместе с мамой, которая работает там медсестрой. Нам предоставили свободу, нам доверяют, мы достойны доверия.

Наши дни перетекают один в другой, одна длинная полоса идеальных моментов: мы поем под саундтрек «Аренды», просыпаемся с полными стаканами «Пепси», пережариваем или недожариваем еду. Мы живем в прекрасном коконе, защищенные от тебя, Роя и всего, что хочет испортить нам жизнь. Мы молодые и свободные, и никогда не умрем.

Мои лучшие друзья собирают меня по частям объятиями, смехом, танцами поочередно. Прошлый год начинает забываться под их заботой. Иногда я просыпаюсь грустной и злой из-за всего этого потерянного времени, месяцев, потраченных впустую на любовь к тикающей бомбе. Они ведут меня покупать «Пепси Фриз». Они прописывают мне двадцать минут прыжков на батуте или заставляют садиться поздно ночью в машину Нат, чтобы проехать мимо твоей квартиры и показывать неприличные жесты. Иногда я плачу, гадая, как я вообще могла быть такой слабой, такой чертовски бесхребетной. Без тебя я наконец вижу, как ты приковал мое сердце к своему. Манипуляции, словесное и физическое насилие, игры разума. И все равно я по тебе скучаю. Это хреново? Но это так. Я скучаю по любви, даже если эта любовь была больна, неизлечимо больна.

Эти девчонки, это лето – лучшее лекарство. Они показывают, как мне может быть достаточно меня самой, что ты мне не нужен, чтобы быть самой собой. Они показывают мне, как наполнить дни хорошими воспоминаниями, ловя и запирая их, как светлячков в банке. Они светятся, светятся и светятся.