Нику стало страшно: уж не сошла ли его мама с ума?

Когда лестница осталась позади, Анна без тени колебаний повернула влево и устремилась по обитому темным деревом коридору к тяжелой двери, которая виднелась в самом его конце. Ник — его детское сознание потеряло всякие ориентиры в горячечной пляске разыгравшихся на его глазах драматических событий — со страхом оглянулся, ожидая увидеть нагоняющего их негра-лакея.

«Он сейчас убьет нас! — подумал он. Ник уже привык думать по-английски. — Черный лакей сейчас убьет нас. О Боже, что же это? Мой отец? Но моим отцом был Крэг Томпсон…»

Ворвавшись в спальню, они остановились. Здесь было царство покоя и тишины. Широко раскрытыми голубыми глазами Ник осматривался. Это была большая с высоким потолком комната, по стенам висели невзрачные пейзажи с пасущимися коровами и картины на исторические сюжеты. Темно-зеленые бархатные шторы на окнах были задернуты. Лампы, работавшие на лампадном масле, бросали неровный свет на восточные ковры и бургундские шелковые обои. У дальней стены стояла старинная, обитая медью кровать. На ней полулежал, опираясь на подоткнутые под голову пухлые подушки, человек в ночной сорочке. В нем Ник признал мужчину, изображенного на том портрете на лестнице. Правда, такое сравнение сразу напоминало «Портрет Дориана Грея». Борода из темной превратилась в седую, лицо запало и напоминало лицо покойника, могущество, лучившееся с портрета, в жизни поистерлось с годами и из-за болезни. В комнате пахло лекарствами.

Старик вяло разглядывал нарушивших его покой пришельцев.

— Говорят, ты умираешь, — скрипуче произнесла Анна. — Говорят, твое сердце уже ни к черту. Рада слышать, сукин сын, что ты скоро подохнешь. Мой муж умер в одной из твоих вонючих угольных шахт. Я надеюсь, что ты тоже будешь сильно страдать! Но прежде чем ты умрешь, я покажу тебе твоего сына.

Она отпустила руку Ника и подтолкнула его вперед.

— Иди к кровати, — сказала она по-русски. — Пусть он на тебя посмотрит.

Ник замешкался. Он вдруг осознал, что в этой комнате смерти находятся еще трое. Дородная сиделка, стоявшая у изголовья кровати. Вторжение Томпсонов явно потрясло ее. Пожилой мужчина в черном сюртуке, видимо, врач, и высокая, элегантная молодая женщина. Она стояла в ногах у умирающего и не сводила пристального взгляда с мальчика.

— Я пытался их вышвырнуть, миссис Флеминг, — раздался виноватый вскрик негра-лакея, появившегося в дверях.

— Хорошо, Чарльз, успокойтесь, — ответила молодая женщина, продолжая смотреть своими серыми глазами на Ника.

Ее светлые волосы были собраны на затылке. На ней были черная крепдешиновая блузка и черная юбка. К блузке была приколота камея овальной формы, оправленная мелкими бриллиантами. У нее было миловидное лицо. Ник был очарован ее полной достоинства осанкой и тихим голосом, не лишенным, правда, строгих властных интонаций.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Николас Томпсон.

Она кивнула в сторону Анны.

— А это твоя мать?

— А это его отец, — вмешалась Анна, показав рукой на больного. — Одно время я работала здесь. На кухне. Этот паршивый кобель соблазнил меня. Теперь он умирает и должен что-нибудь оставить своему сыну.

Молчание.

Ник и умирающий смотрели друг на друга. Потом старик слабо кивнул сиделке, и та, наклонившись, подставила свое ухо к его губам. Ник расслышал прерывающийся шепот, затем сиделка выпрямилась.

— Капитан Флеминг, — объявила она, — говорит, что эта женщина лжет.

— Я говорю правду! — крикнула Анна.

Она отодвинула своего сына и сама подошла к кровати.

— Чтоб ты в аду сгорел! — сказала она Винсенту Флемингу.

После этих слов она плюнула умирающему в лицо.

Не обратив внимания на вскрик сиделки, она схватила сына за руку и потащила его к двери. Перед тем как выйти из комнаты, она обернулась и смерила всех присутствующих взглядом крайнего презрения.

— Я ничего и не ждала от вас, кровопийцы, — прошипела она. — Но не думайте, что Анна Томпсон от вас отступилась. Я найду адвоката. И сукину сыну все же придется выложить Нику то, что ему причитается.

С этими словами она с Ником вышла из спальни.

Последнее, что запомнилось мальчику, были серые глаза миссис Флеминг, все еще обращенные на него.


Флемингтон находился в тридцати милях южнее Питтсбурга в Аппалачах. В 1804 году прадед Винсента Флеминга купил в горах ферму с участком в двести акров, а спустя два года обнаружил, что его земля богата угольными пластами. В течение почти целого столетия «Угольная компания Флемингов» истощала эти пласты, одновременно обогащая семью хозяев. Первоначально на угольных разработках были заняты местные рабочие, потомки шотландских и ирландских поселенцев, пришедших в горы в XVIII веке. Но после Гражданской войны вместе с волной европейской эмиграции в страну хлынула дешевая рабочая сила. Уэльсцы вроде Крэга Томпсона у себя на родине копали уголь в условиях дичайшей эксплуатации, здесь же их наняли за жалованье, небольшое по американским стандартам, но приличное в сравнении с тем, что они получали дома.

Большинство шахтеров жили за пределами Флемингтона в грубых, крытых белой жестью лачугах, которые сдавались им «Угольной компанией». Флемингтон, этот сонный городок с населением в пять тысяч человек, жил за счет «Угольной компании». Понятно, что она в нем и господствовала. Викторианское здание суда размещалось посреди городской площади. Перед входом возвышалась статуя Правосудия, вся белая от голубиного помета. На лавочках возле статуи собирались ветераны Гражданской войны, чтобы сразиться в шашки и посплетничать. Единственной мощеной улицей города была Шерман-стрит, застроенная добротными белыми домами, большинство из которых имели крыльцо с козырьком. Флемингтон встретил XX век в состоянии полудремы и не выразил большого интереса к тому, что происходило за его пределами. На недавних выборах город голосовал за Мак-Кинли, да и то лишь благодаря республиканской привычке. Что же касается вице-президента Теодора Рузвельта, то это имя было известно лишь немногим жителям Флемингтона.

Когда в 1896 году в результате взрыва в шахте погиб Крэг Томпсон, его вдова и восьмилетний сын были выселены из лачуги, которая принадлежала «Угольной компании». Впрочем, Анна не особенно переживала. Она всем сердцем ненавидела свое убогое жилище, состоявшее из двух комнат, которые страшно стыли зимой и превращались в настоящую баню летом. И все же это был какой-никакой дом. Теперь ей некуда было податься, а все ее состояние насчитывало пятьсот долларов страховки.

Но она отличалась находчивостью. В двух кварталах от здания суда она нашла кафе, хозяин которого перебирался в Аризону в надежде залечить свой туберкулез. Анна взяла забегаловку в аренду, заново выкрасила это убожество внутри и снаружи, отдраила закоптившуюся кухню, наняла пухленькую официантку Клару и вновь открыла заведение, назвав его просто: кафе «У Анны». В арендный договор были включены также и две комнаты, располагавшиеся над кафе, куда Анна и переехала с сыном. В их прежнем жилище тоже было две комнаты, но зато здесь имелся туалет и ванная, «ровесница каменного века», что само по себе было шагом вперед по сравнению с «удобствами» на дворе шахтерской лачуги. Ник познакомился с новым для него понятием: туалетная бумага.

В городе была еще одна закусочная — кафе «Кортхаус». Оно располагалось прямо перед зданием суда. Анна попробовала там несколько блюд, для того чтобы определить, по каким направлениям вести конкуренцию. Как и следовало ожидать от кафе из маленького городка в Пенсильвании, еда там была примитивная и малоаппетитная. Но кафе «Кортхаус» уже давно оживленно продавало ленчи местным бизнесменам. Анна замыслила переманить их к себе. Будучи отличной поварихой, она составила меню, в которое включила несколько блюд русской кухни, любимых ею с детства.

Но бизнес не пошел. Анна недооценила провинциализм местных флемингтонских предпринимателей. Им нравилась примитивная пища, и они уже приросли к табуреткам в кафе «Кортхаус». Более того, они не доверяли иностранцам, в особенности евреям. Анна имела несчастье быть единственной еврейкой во всем Флемингтоне. Люди проходили мимо, и спустя два месяца после своего открытия кафе «У Анны» практически готово было вылететь в трубу.

Кроме всего прочего, к вдове Томпсон захаживали мужчины. Репутация Анны в среде шахтеров никак не походила на репутацию святой: она была уже беременна, выходя замуж за Крэга Томпсона, и ходили упорные слухи о том, что новобрачный вовсе не является отцом ребенка. Вскоре после того как она открыла свое кафе, к ней по ночам стали пробираться мужчины. Ник спал в соседней комнате, но стенки были тонкие, и ему частенько не давали заснуть приглушенные шепотки и тихие стоны. Большинство мальчишек маленьких американских городков того времени не имели никакого понятия об интимных сторонах жизни. Ник, быстро усваивавший школьный материал, скоро усвоил и представление о сексе. Он обожал свою маму и говорил себе, что она никогда не будет заниматься плохими делами. И когда некоторые из его однокашников стали позволять себе скользкие замечания по адресу Анны — правда, они и сами толком не понимали, над чем смеются, — Ник стал беситься. Он был худой, но жилистый и выносливый. В честной драке Ник мог справиться с любым из класса, но о честных драках и речи не было: на него наваливалось всегда не меньше трех ребят.

В тот день ему особенно досталось. Он пришел из школы домой, в кафе, с многочисленными ссадинами, ушибами и шатающимся зубом. Встревоженная мать спросила:

— Что случилось?

Но Ник не хотел раскрывать правды.

— Упал с лестницы.

Анна знала, что он скрывает истину, и догадывалась какую. Но она не могла закрыть свои двери перед мужчинами.