— Мам… Я никогда не хотела стать актрисой. Это была не моя мечта, а твоя, — тихо сказала Элина.

— Так значит, ты меня во всем обвиняешь? Меня?! — задохнулась от возмущения Екатерина Алексеевна.

— Никого я не обвиняю. Я просто хочу сказать, что раньше у меня вообще никакой мечты не было. И цели не было. Я так жила… Плыла по воле волн. А теперь мечта у меня есть. И цель. И смысл в жизни.

— Денег я тебе не дам, — сухо сказала Екатерина Алексеевна. — Нету денег. Сами еле выживаем. И продавать нам больше нечего.

— Не надо ничего продавать, — вздохнула Лина. — Мне не нужны деньги. Я справлюсь. Сама. Как до сих пор справлялась. Я ведь не жаловалась… И только теперь, когда все нормально, я написала тебе.

— Все нормально? И это ты называешь — все нормально?! — заплакала мама. — Да ты посмотри на себя! Посмотри!

— Я знаю, мама. Но так же я знаю, что как раз теперь-то у меня все нормально. Поверь.

Мама не поверила. Но и переспорить Элину она не смогла. И уехала домой — обиженная. Элине было горько так расставаться… Она понимала, что папа и бабушка тоже обидятся, что она даже не приехала навестить, даже новый год среди чужих людей будет встречать… Ужасно хотелось домой. Но Элина знала: нельзя. Стоит ей оказаться там, в уюте, тепле, среди любящих людей — и все. Она уже не вырвется. Ее засосет. И жизнь ее не состоится. И все будет — зря. А ведь Элина все еще не сдалась! Пусть со здоровьем хреновато и похудела она здорово за последнее время — одна кожа да кости, да и кожа-то серая, волосы тусклые и под глазами синяки, — все равно она еще слишком молода, чтобы махнуть на все рукой и сказать себе: «все кончено, надо как-то доживать — по мере сил — и баиньки, на вечный покой. Жизнь не удалась». Еще лет пять назад она думала, что двадцать три — это уже преклонный возраст, к которому обязательно следует подходить с крепким тылом за спиной, с мужем или, по крайней мере, с профессией, в которой ты бы считалась ценным специалистом. Потому как — ну кому ты уже будешь нужна в свои двадцать три, когда вокруг полно миленьких девочек шестнадцатилетних?! Кто с тобой будет возиться? Кто возьмет тебя за ручку и отведет в светлое будущее?..

Ха-ха. Можно подумать, кто-то собирался это делать, когда тебе было шестнадцать! Ну… кроме мамы, конечно.

Уезжая, мама пыталась оставить ей немного денег, но Элина отказалась самым решительным образом. Она хотела рассчитывать только на себя. Только на свои силы. Да и потом: вдруг, мама не преувеличила, когда говорила, что им самим не на что жить?

Элина хотела проводить маму на вокзал, но та не позволила ей.

— Нечего тебе шастать по вокзалам на ночь глядя!

Элина облегченно вздохнула и осталась в больнице. Выходить на улицу ей все еще было страшно. Элина вспоминала ту тягчайшую тоску, которая навалилась на нее в тот единственный раз, когда она выходила в город вместе с Наташей и ей становилось страшно. В тот раз она удержалась только потому, что подруга была рядом, а что будет, если она выйдет в город одна? Доедет она до училища или помчится к старым друзьям?

Прошел новый год, Элина получила в подарок от Наташи очень красивый свитер, который та связала сама, и который очень шел к Элининым синим глазам. От мамы пришла посылка с шапочкой и шарфиком. А Андрей Степанович — правда уже после нового года — привез ей коробку с вещами от какой-то благотворительной организации, где Элина выбрала себе вполне подходящие по размеру джинсы, юбку, куртку и сапоги. На первое время этого должно было хватить. С января Элине прибавили зарплату, ей был назначен оклад в полторы тысячи рублей, но Наташа сообщила ей по секрету, что со всеми надбавками и премиями зарплата ее будет больше, может быть, даже получится тысячи три. Для Элины это были невероятно большие деньги! Учитывая, что ей сейчас не надо было платить ни за еду, ни за жилье, она вполне могла бы позволить себе купить новую одежду! Если бы только все прошло хорошо, если бы только у нее хватило силы и воли — не сорваться, не сбежать, не променять всю эту удивительно славно налаживающуюся жизнь на очередной укол, на последний полет и в итоге — на гибель.

— Хочешь я пойду с тобой? — спросила ее Наташа ранним утром в первый день после новогодних каникул, когда Элина собиралась ехать в училище, а Шульпякова собиралась домой после ночной смены.

— Нет, — решительно отказалась Элина, — Я должна сама. Должна! Это первое испытание, и если я не пройду его — грош мне цена, понимаешь? Да и потом, не сможешь же ты со мной каждый день в училище ездить.

И она ушла.

На улице было еще темно, по узкой улочке к проспекту медленно ехали машины, сонные, хмурые люди, подняв воротники торопились на работу. Водители вглядывались в огни светофоров, прохожие смотрели себе под ноги, на покрытый ледяной коркой тротуар, а Элина остановилась у ворот больницы и посмотрела в небо. Из бурых, подсвеченных огнями огромного города, туч тихо падал снег. Огромные белые снежинки кружились в неподвижном воздухе, Элина подставила варежку одной из них и снежинка легла ей на ладонь. Снежинка не звездочка, она не исполняет желаний, но что если представить себе, что она — живая, что она держит Элину за руку, как когда-то держала Наташка?

Ну что же, пора идти.

Это так просто. Сделать шаг… Один, потом еще один… И ничего не бояться.