Мы шли тихо, оборачиваясь на каждый посторонний шорох. Оба понимали, в такой глуши могут водиться дикие звери, ведь для них это ведь настоящий рай вдали от человечества. Снега в лесу было меньше, чем в поле, и мы смогли перемещаться намного легче, хоть и неуверенно.

Мороз неумолимо крепчал, снег под ногами предательски хрустел, не давая нам вслушиваться в происходящее вокруг.

Однако, неподалеку от нас слишком громко треснула ветка…

Маркус напряженно схватил меня за руку и отвел за спину. Я дрожала, испытывая невыносимый собачий холод от насквозь промокшего пуховика и платья. Мои колготки с дырой на коленке уже не спасали от мороза, да и обувь на каблуке была не лучшим помощником в прогулках по лесам.

– Что там? – шепотом спросила я, ощутив, что рука Гирша дрогнула.

– Медведь. – тихим, невозмутимо спокойным голосом произнес Маркус.

Я задержала дыхание. Раньше сугубо от скуки интересовалась историями про людей, встретившихся с медведями, и ничего хорошего

никому это не принесло. Земля ушла у меня из-под ног.

– Беги. – шепнул Маркус.

– Нет! – принялась снова спорить. – Я читала, что нужно притвориться мертвым, и тогда он уйдет!

– Беги, сказал! – громко скомандовал он, испугавшись зверя. – На дерево!

– Я без вас не пойду! – я в страхе смотрела на черную громадину, надвигающуюся на нас с быстрой скоростью. – Если умирать, то вместе! – повторила я слова Маркуса и уткнулась в его плечо.

Внезапный выстрел, разорвавший тишину, остановил медведя, и тот рухнул совсем неподалеку от нас. Из чащи показался мужик в военной форме, он держал в руках винтовку.

– Что вы тут делаете? – спросил он.

– Мы потерялись! – начала я, понимая, что Маркус еще не оправился после случившегося, и ему нужно какое-то время, чтобы понять, что он остался жив (или вытряхнуть из штанов то неизбежное, что практически случилось со мной!). – Так вышло, что мы оказались здесь, и…

– Не местные? – подозрительный мужик внимательно разглядывал нас.

– Из Москвы. – кивнула я. Маркус хотел что-то сказать, но я снова его перебила, – Мы искали телефон, чтобы позвонить! Произошла чудовищная ошибка, и мы по чистой случайности оказались здесь! Мы не должны были садиться на этот поезд!

– Значит, зря вы преодолели такой путь от вокзала, здесь ни у кого нет телефонов. У многих и электричества нет. – усмехнулся мужик. – После того, как тут все разгромили эти проклятые немцы, жители покинули село. Остались лишь самые стойкие!

– Как вы здесь живете? – поинтересовалась я, искоса поглядев на Маркуса.

– Так и живем! – мужик развел руками.

***

– Вообще-то, вам повезло!

– Ничего себе, – причитала я, бредя следом за егерем. – мы чуть не погибли от медвежьих лап!

– Попадись вы бандитам, схватка с медведем показалась бы для вас танцем, – кряхтя, отвечал он, помогая Маркусу волочить тушу медведя. – а твой друг, немой, что ли? Как тебя звать, парень? – он покосился на Маркуса.

Гирш, невозмутимо поглядев на винтовку, открыл рот.

– Я…

– Марк! – перебила я. – Просто Марк!

Егерь недоуменно поглядел на меня,

– Ты его жена, что ли? Почему отвечаешь за него?

– Потому что…

– Довольно, Маргарет. – перебил Маркус, поменяв уставшую руку и перехватив тушу поудобнее. – Спасибо, что спасли нас.

– Ты не русский, да? – и тут егерь услышал вражеский акцент.

– Я немец. – произнес Маркус, ожидая ответного удара со стороны мужика, люто ненавидящего немцев и винившего их во всех неудачах родной стороны.

Егерь нахмурился и, остановившись, уставился на Гирша. Я, понимая, что Маркусу не выжить, огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, чем можно было огреть егеря по голове, пока тот исключительно из мести и слепого патриотизма не пристрелил Маркуса за грехи дедов, как того несчастного медведя, которого я пробудила своими криками.

Маркус стоял прямо, как скала, не шевелясь и не моргая. Егерь разразился бурным хохотом.

– Вот насмешил! – хохотал он. – Какой из тебя немец? Ты, скорее, больше похож на русского, чем на немца!

– Я родом из Германии. – продолжал Маркус обиженным голосом. Вероятно, его очень зацепило данное сравнение с русскими.

– Русский немец?

Гирш в ответ покачал головой.

– Чистокровный, что ли? – егерь нахмурил раскидистые брови.

– Это он пошутил! – засмеялась я, подойдя к Маркусу поближе, – Так, просто он из Вологодской области, поэтому и акцент небольшой есть!

– Здесь земли принадлежат карелам, вы такого еще наслушаетесь! – сообщил егерь и пошел вперед.

Маркус кивнул и невозмутимо поволок медвежью тушу дальше один. Я хотела бы ему помочь, но смотреть на безжизненное животное, которое сейчас напоминало снежный ком, оказалось не в моих силах. После смерти любимого пса я стала слишком трепетно относиться к гибели зверей.

– А что мы будем делать с медведем? – спросила я егеря.

– Как что? – тот посмотрел на меня как на дуру, – Разделаем и съедим! Вы ведь хотите есть? Идите аккуратней и не болтайте! Тут всюду болота, не провалитесь, но поскользнуться можете!

– В таком случае очень хорошо, что мы здесь оказались зимой! – подхватила я, украдкой поглядев на хмурого Маркуса, которому идея скрывать свою национальность казалась слишком унизительной.

Я понимала, происхождение моего друга придется утаить. Егерь оказался ярым противником немцев, «набедокуривших» тут и не только во время второй мировой войны. Он всю дорогу рассказывал нам о том, как отбивалось его село во времена немецкой атаки, и сколько тут полегло этих «клятых фашистов».

Маркус молча слушал, изредка поднимая на него глаза.

– А вы точно уверены в том, что медведя можно есть? – перебила я его воспоминания о войне, понимая, что для Маркуса данная тема, словно ножом по сердцу.

– Конечно! – восклицал егерь. – Медвежатина по вкусу похожа на свинину, только жир нужно срезать, иначе он пропитает все мясо, и то будет плохо пахнуть. Вот придем, снимем с малыша шкуру…

– Не говорите таких вещей при мне!

– Тебе и придется делать из него гуляш, милая! Как звать тебя?

– Маргарита.

– Я Николай. Будем знакомы. Переночуете у меня, а завтра отведу вас в соседнее село. Там есть Нинка, она баба хорошая, приютит. У нее, кстати, сын повесился недавно, и остались кое-какие вещи. – Николай поглядел на Маркуса, – твой размер, похоже!

– Очень любезно с вашей стороны! Но, не сочтите за грубость… – я замямлила, – можно не буду жарить медведя?

– Кроме того, мясо медведя не стоит употреблять в пищу, пока оно не пройдет строгий контроль! – недовольно буркнул Маркус.

– Ты пробовал его? – удивилась я.

– Да, там, где я жил, открыли сибирский ресторан.

– Ты еще и по ресторанам ходишь? – удивленно заметил Николай.

– Марк очень известный человек, там, на своей родине. – начала я, – И он совсем не беден…

– Богатство, – перебил меня егерь, – здесь не имеет значения, тут главное – выносливость и сильные руки. Похоже, твоему другу не помешает дополнительная подготовка! Щупловат… – он окинул взглядом Маркуса. – А тебя, – и посмотрел на меня. – мы откормим. Слишком уж ты худощава!

– Я долго к этому шла, – я нахмурилась, вспомнив про голодные дни и бессонные ночи, проведенные за работой в офисе и ресторане.

– Вот придем, затопим баньку, – причмокивая, произнес старик, – настоящую из осины! Ох, лепота!

При упоминании о «бане», Маркус внезапно оживился и громко хмыкнул. Я поравнялась с ним и поинтересовалась, что вызвало подъем его настроения.

– В наших банях, – тихо отвечал немец, чтобы старик не слышал, – нет разделения на мужчин и женщин, только один раз в неделю может быть сугубо женский день. В остальные дни все отдыхают вместе, и дети, и женщины, и мужчины…

– Какой разврат! – брезгливо воскликнула я громче, чем рассчитывала, – Это ведь ужасно!

– В ваших банях все иначе?

– Да, у нас есть мужской день и женский день. И мужчинам в женский день можно приходить только в случае, если им меньше трех лет от роду! Иначе потом из такого, с виду скромного мальчика, может вырасти сексуальный маньяк. А что девушки? – продолжала я причитания. – Если она в свои четырнадцать видела достоинства своего отца и его компаньонов? Что с нее вырастет? Вот я за свои двадцать восемь лет не видела… – и тут запнулась, решив не продолжать данную полемику ввиду стыда.

– Мы об этом не заботимся, – Маркуса забавляла моя внезапная замкнутость. – наша культура предполагает невоспитанным даже прикрываться полотенцем, либо купальной одеждой.

– То есть, если бы я решилась прийти в немецкую баню, то меня бы заставили снять купальник?

– Несомненно! Мы считаем, что ткань, из которой шьются эти ваши, так называемые, купальники, испаряет вредные вещества.

– Выходит, у вас там какая-то оргия творится! – не унималась я, отстаивая правоту русского менталитета.

– Нет, все прилично. Мы более свободный народ, в отличие от вашего, скромного. Мы посещаем баню в целях отдыха и расслабления, но никак не для того, чтобы пялиться на обнаженных женщин.

– Хочешь сказать, что тебя не волновали никакие голые немки? – я покосилась на Гирша придирчивым взглядом.

– Довольно трудно сосредоточиться, когда рядом с тобой сидят все ее родственники, в том числе и дедушки с бабушками! – Маркус невольно вздрогнул. – То еще зрелище!

– Ну, они могли бы прикрыть полотенцем то, что не удобоваримо для остальных!

– У нас не принято. Это считается плохим тоном. Кстати, бани очень популярны среди деловых партнеров. Я должен был пригласить тебя в баню, – немец почесал затылок. – и почему я раньше до этого не додумался?

***

Мы шли по длинной, казалось, никогда не кончившейся тропинке. Пока, наконец, не заметили вдалеке некое подобие избушки.

– Вот прибыли! – сказал Николай, распахнув перед нами двери своего скромного жилища. – Располагайтесь, я сейчас вернусь.