- Договорились. В четверг вечером приеду.

- Только перед этим позвоните, - хозяйка взяла с придверного столика белый прямоугольник с золотым тиснением и сунула ему в руки.

- Карина Козырева, - прочёл Вадим вслух на лестнице, - дизайнер, декоратор, художник.

Он сунул визитку в портмоне и громко и протяжно вздохнул:

- Вот только дизайнера и иже с ней мне сейчас и не хватало.

Глава седьмая. Ангел

Подружки-коллеги иногда, сокращая имя, называли её Ангелом. При этом характер у Ангела был далеко не ангельским. Это было понятно всем, кто общался с ней хотя бы полчаса. А уж тем, кто Ангелу по каким-то причинам не понравился, - и подавно. В этом случае, любимое её оружие — сарказм — извлекалось из ножен молниеносно и использовалось непрестанно. Мало кто мог выдержать подобные «ковровые бомбардировки» больше пяти минут, а большинство ретировалось ещё быстрее. Правда, к чести Ангелины, нужно сказать, что человеком она была добрым. А годы работы в школе сделали её ещё и довольно терпимой. К чужим недостаткам (а уж к своим и подавно) она относилась преимущественно снисходительно, и по-настоящему раздражали её очень немногие.

Если же она кого любила, так тоже взахлёб, всем своим существом и с полной самоотдачей. Круг людей, которые удостоились такой чести, был узок, не считая, конечно, всех учеников, бывших и нынешних. Вот их-то, абсолютно всех до единого своих мальчишек и девчонок она обожала и принимала такими, какие они есть. На её памяти за восемь лет работы в школе не случилось в жизни Ангелины Николаевны Нарышкиной ни одного ученика, которого бы она не полюбила. Маленькие, трогательные, наивные и растерянные первоклашки располагались в её сердце раз и навсегда. Осваиваясь в школе и подрастая, они, разумеется, менялись. Но не менялось отношение к ним их классного руководителя. И эта неизменная ровная, ласковая и безусловная любовь её самым благотворным образом сказывалась на атмосфере, которая царила в их классе, на настроении детей и, в конечном счёте, на их успехах. Поэтому в школе Ангелину Николаевну любили тоже все: от учеников до их родителей, от директора до завхоза Джулии Альбертовны Синичкиной. И лишь сердце буфетчицы тёти Вали было безраздельно отдано её младшей коллеге и подруге Ирине Дунаевой. Но Ангелина не ревновала: Ирина как раз входила в узкий круг её близких и дорогих, которым она всегда прощала всё, даже любовь окружающих.

Люди, знакомые с Ангелиной шапочно или по каким-либо причинам попавшие под огонь её остроумия, очень удивлялись, узнав, что эта яркая, запоминающаяся девушка работает в школе. Если они это удивление высказывали ей, то Ангелина неизменно отвечала:

- Не знаю, как в остальных школах, а у нас других не держат.

Это было правдой. Их необыкновенная директор Полина Юрьевна Морозова с её фантастическим чутьём на людей умудрялась собирать под своё крыло лучших учителей, каждый из которых был не только замечательным специалистом, но и неординарным, интереснейшим человеком. Случайные люди попадали к ним редко, да и не задерживались надолго: школа отторгала их естественно и быстро. А вот Ангелина как пришла, так и осталась: в этой удивительной школе она чувствовала себя на своём месте. И — чего греха таить — сама понимала, что, раз уж её школа не отторгает, значит, она, Ангелина, несомненно принадлежит к касте избранных. И это не столько льстило её самолюбию, сколько давало возможность радоваться правильности избранного пути. А что для Ангелины было очень важно, так это осознание: жизнь проходит не зря.

- Вы больше похожи на актрису, чем на учителя, - сказал ей как-то очередной поклонник.

- Любой хороший учитель — всегда немного актёр, - тонко и многозначительно улыбнулась Ангелина и не удержалась, не стала скромничать:

- А я хороший учитель.

И это тоже было правдой. Во всяком случае, по мнению её учеников и коллег.

Ангелина и сама частенько ловила себя на том, что на уроках, да и во время перемен тоже играет. И на что — на что, а на скуку или однообразие окружающие её люди пожаловаться не могли. «Образов» и «лиц» в арсенале артистичной Ангелины Николаевны было великое множество. И она их пускала в ход регулярно и с большим удовольствием не только для себя, но и для оказавшихся рядом.

- Линка, - иногда смеялась её мама, - в тебе погибла великая актриса.

- И ничего подобного, - не соглашался папа, - она в ней живёт, цветёт и пахнет.

- Именно, - загадочно улыбалась Ангелина.

Наверное, ещё и поэтому она с такой лёгкостью согласилась на предложение Рины. Ей нравилось примерять новые роли, особенно те, которых в её обширном репертуаре пока не имелось. Кем-кем, а вот богатенькой богемной особой она ещё не была. Не жила в огромном лофте и не пила кофе на террасе с видом на исторический центр.

Нельзя сказать, чтобы ей этого очень хотелось. Её вполне устраивала их скромная квартира в доме у Кольца, в которой она жила с родителями и младшей сестрой. А уж как нравился вид на два небольших пруда и «заМКАДные» леса! Когда-то в детстве они с друзьями катались на льду одного из прудов на коньках, а за Кольцевую дорогу ходили по выходным на лыжах. Там были отличные горы, с которых семилетняя отважная Ангелина слетала вслед за своей ловкой спортивной мамой. И это было счастье, про которое ей до сих пор было приятно вспоминать, глядя из окна вдаль.

А ещё вокруг, в соседних домах, подъездах и даже на одном этаже с ними жили те, с кем она ходила в одну школу и била за Домом быта найденные лампочки, доставая из них «тараканчиков» - стеклянные ножки с закреплёнными на них электродами и перегоревшими уже спиралями накаливания, напоминавшими усики насекомых, которые им почему-то казались весьма ценным трофеем. И ей совершенно не хотелось менять их привычный уютный двор на что-то более престижное и «центральное». Но отчего ж не попробовать, если предлагают? Не навечно же она туда переселяется. А на чуть-чуть можно и переехать.

Вопрос о том, что ей всё понравится настолько, что она не захочет возвращаться в привычную жизнь, даже не стоял: Ангелина обладала редким умением абстрагироваться от вещей, ей не принадлежащих, и довольствоваться тем, что имеет. Возможность пожить в непривычных условиях она восприняла как развлечение, но и только, и точно знала, что благополучие подруги не вызовет у неё ни зависти, ни раздражения.


Рисуя Ангелине радужные перспективы от жизни в её лофте, Ринка в придачу коварно сообщила, что у неё есть настоящий мольберт и всё, что нужно для живописи, и разрешила этим богатством пользоваться. Знала, знала хитрюга, чем завлечь: рисовать Ангелина любила с детства. И хотя до недавнего времени этому не училась, но получалось у неё неплохо. Так думали не только её родители, подруги и ученики. Даже настоящий художник, победитель и лауреат каких-то многочисленных конкурсов и участник разнообразных выставок и биеннале, которого директор Полина Юрьевна каким-то невероятным образом умудрилась завлечь к ним в школу и уговорить вести студию, случайно увидев её работы, долго молчал, а потом задумчиво произнёс:

- А у вас, Ангелина Николаевна, талант. Вам обязательно нужно его развивать. Приходите ко мне на занятия.

Ангелина поначалу растерялась, но, поддавшись уговорам подруг, всё же решилась попробовать. Вместе с разновозрастными детьми она изучала разные техники, стояла за мольбертом и, робея, показывала художнику домашние задания. Он раз от раза всё восторженнее хвалил свою старательную ученицу и радовался, что не ошибся в ней. Под его внимательным руководством мастерство её неуклонно росло, а желание рисовать, и раньше частенько посещавшее её, теперь и вовсе не покидало почти никогда. За полгода Ангелина не пропустила ни одного урока и если и жалела о чём, уходя в отпуск, так это о прекратившихся в конце мая занятиях.

Поэтому, когда Ринка с улыбкой змея-искусителя сказала:

- Представь, стоишь ты у мольберта на террасе и пишешь Москву... Вокруг живёт, дышит, бурлит город, а у тебя цветы в горшках, плетёный диван с полосатыми подушками и кофе на столике… Твори — не хочу... - Ангелина живо представила себе эту картину и захотела, чтобы всё это стало явью как можно скорее.

Собираясь к Рине, она взяла минимум вещей и несколько пар обуви на разную погоду. Ведь, как известно, в наших широтах даже летом нельзя быть уверенным в том, что не понадобятся… нет, ну не валенки, конечно, но хотя бы кроссовки и резиновые сапоги. Кроме того, в небольшом чемодане поместились и кисти, краски, сангина и палитра. Хотя Рина и обещала обеспечить всем необходимым, Ангелина предпочитала использовать те материалы, к которым «привыкли» её руки. Ну, и книги, разумеется, тоже пришлось брать с собой. Она заранее поинтересовалась содержимым Ринкиной библиотеки и поняла, что многочисленными учебниками и пособиями по дизайну точно не удовлетворится. Вот и набрала полчемодана разномастных томов. Завершив сборы косметичкой, коробочкой с украшениями и объёмной сумочкой с самыми разными аксессуарами и бижутерией, которые она нежно любила, Ангелина с громким звуком закрыла молнию и удовлетворённо улыбнулась: больше ей не нужно было ровным счётом ничего. Она была готова к переселению полностью: начиная от подходящего настроения и заканчивая необходимыми вещами.

Глава восьмая. Суета

В четверг у группы Валдайцева был день занятий. Вадим после ночного разговора не видел Гришу Москвина и, хотя очень волновался за него, решил не звонить и лишний раз не бередить парню рану. Но на душе было неспокойно и хотелось, чтобы уже поскорее наступила пятница и бедный мальчишка был на глазах хотя бы в течение суток. Из-за этого постоянного напряжения Валдайцев и на работу заявился раньше привычных семи часов утра и теперь стоял на уличном посту, вроде как ведя непринуждённую светскую беседу с дежурившим там сотрудником, а на самом деле в нетерпении поглядывая в ту сторону, откуда должен был показаться Гриша.