Купаемся мы в бухте Матала неподалеку от Коммоса, служившего в минойскую эпоху морской гаванью Феста, а в греческую — гаванью Гортиса.

Эта бухта — настоящее чудо природы. С обеих сторон ее окаймляют два длинных скалистых мыса, а в скалах из песчаника вырублено великое множество пещер, вполне пригодных для жилья. Первоначально, в эпоху римлян и ранних христиан, они предназначались для гробниц, но с течением времени некоторые из захоронений ушли под воду, другие были разграблены, в результате чего в шестидесятых годах XX века это уникальное место, этот прибрежный некрополь превратился в крупнейший в Европе бивуак хиппи. Местным властям пришлось приложить немало усилий для того, чтобы выдворить их отсюда.

Обо всем этом Нейл рассказывает мне, стоя с надкусанной шоколадкой в одной руке и сигаретой в другой, в то время как я старательно расстилаю на песке полотенца.

— А ты лазил в эти пещеры?

— Еще бы! Даже нырял там, у мыса, пробуя добраться до затонувших гробниц, но без водолазного снаряжения у меня не очень-то получилось.

Я подхожу и откусываю от его шоколадки.

— Пошли купаться.

Он разделся, и я буквально оцепенела. На сгибе правого локтя темнела точка укола. Крошечная капелька засохшей крови. Еще вчера ее не было, он вкатил себе что-то ночью или ранним утром. Спрашивать в лоб, пожалуй, нетактично, к тому же на такой вопрос существует слишком много правдоподобных ответов. Правдоподобных, но не правдивых.

Перемена в моем настроении от него не ускользнула. Он бросил рубашку поверх остальной одежды и замер, слегка побледнев. Глаза его предостерегающе блеснули.

Я стояла молча.

— Мы пойдем купаться? — спросил он наконец чужим и усталым голосом. — Или будем разглядывать мою руку?

Чистейший песок, чистейшая голубая вода — о, эти хиппи знают толк в жизни!

Мы плавали и ныряли, как пара ошалевших дельфинов, преследовали друг друга в воде, брызгались, целовались и шокировали туристов преклонного возраста. Впрочем, их было немного. В основном молодежь. Я изо всех сил старалась убедить себя в том, что ирландский мальчишка, с которым я закрутила роман во время летних каникул, может делать с самим собой все, что ему заблагорассудится. Это не моя проблема. Жариться на солнце до потери сознания, гонять по горным перевалам на мотоцикле, пускать по венам джанк или черт знает что...

Я обманывала себя. Никогда еще мое сердце не ныло так при одном взгляде на мужчину. Никогда еще мне не хотелось в одно и то же время и обнять его, и задушить.

По золотисто-желтым, отшлифованным водой и ветром камням мы вскарабкались на ступенчатую скалистую гряду, выбрали одну из пещер и забрались внутрь.

Я удивленно оглядывалась по сторонам. Правильной формы свод, шероховатые стены. Чистенько и прохладно.

— Здесь была гробница, да? Надо же, никаких следов.

— А ты что думала увидеть? Истлевшие кости?

— Вообще-то нет, но, скажем, в России в таких вот славных, уютненьких гротах, как правило, гадят.

— А может, конкретно здесь и не было никакой гробницы, — задумчиво проговорил Нейл, трогая стены, — просто заранее подготовленное место, которое так и не использовали по назначению.

Мой влажный купальник оказался на каменном полу, и я поняла, что он придумал для этого места совершенно иное назначение.

— Нас могут увидеть.

— Ну-у, кто сумеет взобраться сюда по отвесной скале, тот меня поймет.

На голых камнях не очень-то удобно, но уже через минуту я забываю, где мы, кто мы и как сюда попали. Прерывистое дыхание Нейла обжигает мне шею возле уха.

— В гнозисе Симона-мага, — слышу я его шепот, — Елена, Селена, есть «понимание, мудрость, цель».

Этот парень свихнулся. Но как же он улавливает малейшие оттенки моих настроений! Он управляет моим телом, как своим мотоциклом. Умело, без видимых усилий.


— Слушай же, что говорит Солнце: если ты не поразишь меня, разум твой не будет совершенным...


Что он опять цитирует? Какой-то алхимический трактат? Нашел время...

Нащупав его руку, я крепко сжимаю запястье поверх золотого браслета.


— ...только с моей сестрой Луной возрастет мудрость твоя, и ни с кем-либо другим из моих слуг, даже если ты узнаешь мою тайну.


По всей поверхности тела разливается сладкий жар, дрожат натянутые нервы.

Но что это? С какой стати перед моими зажмуренными глазами вдруг промелькнуло лицо знакомого демона с моста? Решайся же, царица... Я узнаю его — о, да! — его лицо, вернее, отсутствие лица трудно забыть.

«Откуда ты взялся? — чуть было не крикнула я. — Что тебе от меня надо?..» Но вместо этого испустила вопль, с некоторых пор сопровождающий каждый мой оргазм, и в который раз подивилась реакции собственного организма на этого молодого бесстыдника.

— Моя Селена, — бормотал он, продолжая тискать мои ягодицы. — Божественная душа, заключенная в стихиях...

Я задала вопрос раньше, чем успела понять, о чем, собственно, спрашиваю:

— Ты это сделал?

Я обернулась, наши взгляды встретились.

— Я, конечно, — скромно подтвердил Нейл. — А ты думала, тебя изнасиловал дух воинственного римлянина, погребенного в одной из пещер?

— Я не об этом.

— О чем же?

Господи, он же знает. Знает!

— Видишь ли, — я нервно сглотнула, — у меня было что-то вроде галлюцинации.

— Из-за секса со мной? — Он рассмеялся. — Это что-то новенькое, ей-богу. Похоже, я совершенствуюсь день ото дня.

Я ткнула его кулаком в грудь, но он снова только фыркнул тихонько от смеха и одним движением перевернул меня на спину. Склонился надо мной, покрывая легкими, скользящими поцелуями мои веки, губы, лоб...

— Нейл, я серьезно.

— Верю, моя дорогая. В твоей жизни все так чертовски серьезно.

Я почувствовала, что он просовывает свое жесткое колено между моих плотно сдвинутых ног и спросила себя, что же может сделать женщина, если ею пытается насильно овладеть вот такой дерзкий, неуправляемый мальчишка? Ничего, кроме как отдаться ему в ту же минуту без всякого сопротивления. Всецело и без оглядки. Два раза, десять, пятнадцать, сто раз подряд... Пока он не застонет на ее плече от нестерпимого, болезненного наслаждения и не прошепчет хрипло: «I’m crazy about you».

Мы лежим рядышком у самого края пещеры, руки под подбородком, и смотрим сверху вниз на пронизанную солнечными лучами, с плеском набегающую на берег светло-синюю воду. Синь и голубизна — других оттенков нет. Но стоит обогнуть мыс, и там уже все иначе: другой цвет воды, другой песок на пляже. На Южном Крите нет двух одинаковых бухт.

— Первое подробное описание Маталы дал Гомер, рассказывая о кораблекрушении, которое потерпел Менелай, возвращаясь из Трои в Спарту. И это вполне возможно, учитывая коварство здешних подводных течений. Недалеко отсюда на дне морском были обнаружены остатки римских судов, перевозивших масло и вино.

Сквозь толщу воды я вижу остатки этих судов. Нет, я вижу эти суда целыми и невредимыми. Парусные галеры и галеоны, триеры и триремы, бороздящие воды Ливийского, Эгейского и Средиземного морей. Цари и воины, жрецы и ремесленники, скотоводы и землепашцы, сокровища, амбиции, державы... И где все это, Боже?


Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.


9

Никогда в жизни, вплоть до Страшного суда, я не забуду дорогу на Хора-Сфакион. От Агиос-Василиос до Селии еще куда ни шло, но от Селии до границы области Сфакья, минуя Нижний и Верхний Родакино, Аргулес и Скалоти, — это сущий ад, непрерывный, неослабевающий кошмар, от которого стынет в жилах кровь и волосы встают дыбом.

Первые полчаса я еще крепилась. Черная «Ямаха» Нейла уверенно шла впереди, и я твердила себе, что нужно расслабиться и автоматически повторять все его маневры, он-то наездил по этой дороге не одну сотню километров. Но на полпути к Като-Родакино, после двух или трех следующих одна за другой мертвых петель на высоте более четырехсот метров над уровнем моря (из-за этого самого моря, лежащего так близко и в тоже время так далеко внизу), нервы мои начали сдавать.

Довольно узкая (с автобусом ни за что не разъехаться) дорога, явно издеваясь, то взмывала вверх, то круто падала вниз, во время этих спусков и подъемов описывая вокруг скалистых выступов зигзаги, которые и у космонавта могли вызвать головокружение и тошноту. Обливаясь потом, я бешено рулила, еле сдерживаясь, чтобы не закричать: «Разбудите меня! я сплю! это не может быть правдой!»

На десятом километре жуткой трассы я не выдержала и начала притормаживать, а потом и вовсе остановилась. Обочин там не было, так что даже стоя вплотную к скале, я занимала целую полосу. Впрочем, разметки не было тоже. Как и ограждения у края обрыва. Я уронила голову на руль и разрыдалась от отчаяния, страха и отвращения к себе.

Через пять минут подъехал Нейл. Заглянул в салон, оценил ситуацию и полез в карман за сигаретами.

Я опустила стекло.

Хуже всего во мне то, что в стрессовых ситуациях я не поддаюсь ни на уговоры, ни на угрозы. Вообще ни на что. Всякая умственная деятельность прекращается, и я впадаю в ступор в ожидании момента, когда все неприятности останутся позади. Усилиями других людей или по прошествии времени — как получится. Так что я отлично знала — у этого парня нет шансов.