Послушать гида тоже в принципе интересно. Меня бесят только многозначительные взгляды кумушек, чьи необъятные формы так и прут из коротких маечек и брючек-капри. Все они уже раскусили нас. Это как дважды два. Русская бабенка, определенно при деньгах, сняла себе молоденького иностранца, одного из тех, что вечно тусуются неподалеку от модных курортных местечек в ожидании спроса на свои сомнительные достоинства. Да вы посмотрите на него — длинноволосый неформал, левша, бездельник, избалованная скотина. И эта дура, которая кудахчет над ним, как наседка.

Нейла все это ни капли не смущает. Наоборот, исподтишка наблюдая за мной и за остальными, он испытывает своеобразное удовольствие, сродни тому, какое получаю я, катая его на пассажирском сиденье своей машины. Экскурсия ему, ясное дело, не нужна, про Кносский дворец он знает больше любого гида, поэтому, не понимая ни слова, просто слушает с интересом русскую речь и наслаждается моим смятением.

Самая грозная и таинственная часть дворца — лабиринт Минотавра — закрыта для посещения. Будто бы из-за угрозы обвала. Но Нейл шепотом сообщает мне, что эта мера предосторожности была предпринята после того, как несколько энтузиастов от науки, а вслед за ними и целая группа археологов-любителей сгинули без следа в мрачном подземелье, причем произошло это не триста лет назад, а совсем недавно, в конце XX века.

— Ты считаешь, Минотавр все еще там? Но ведь Тесей убил его.

— Кто знает, — пожимает плечами мой спутник. — Ведь живых свидетелей не осталось.

На выходе из так называемого коридора процессий к большим южным пропилеям он роняет зажигалку, и стройненькая блондинка лет семнадцати в коротких джинсовых шортиках неожиданно подбирает ее и подает ему. Он рассеянно благодарит. Бормочет своим хриплым баритоном: «thank you». Мамаша и папаша начинают встревоженно переглядываться. Мой фений и девочка, отстав от группы, обмениваются несколькими фразами, и мне, плетущейся в хвосте, удается разобрать последнюю: «I’m hard to please». «Мне трудно угодить». Подумать только, этот гад сообщает ей, что ему трудно угодить.

Уж не знаю, о чем у них там речь, в любом случае это переходит всякие границы. Слава богу, девчонка догоняет своих родителей, а Нейл присоединяется ко мне. Я готова его растерзать.

— Все в порядке? — спрашивает он, не выпуская изо рта сигарету.

— Да, конечно. А у тебя? Не скучно здесь? Он снимает темные очки и пристально смотрит на меня, щурясь против солнца.

— Мне никогда не бывает скучно.

— Рада за тебя. А дворец царя Миноса представляет для тебя какой-то интерес? Или ты уже столько раз бывал здесь, что тебе знаком каждый камень?

— Дворец хорош. На мой взгляд, сэр Артур Эванс реставрировал его слишком рьяно, но в целом...

На обратном пути он долго молчит, глядя в окно со своей стороны и время от времени делая глоток из бутылки. Пьет пиво, мерзавец. А я — я за рулем.

Так что же произошло? И почему я до сих пор чувствую себя оплеванной?

И вдруг он произносит, вернее, роняет, словно камень:

— Ты стыдилась меня.

Прямо в точку. Мгновенно я покрываюсь потом с головы до ног.

— Да.

Голос мне изменяет, поэтому мое «да» похоже на «кар-р», к тому же я говорю это по-русски.

— Ты первая женщина, которая стыдится бывать со мной на людях. — Он замолкает, искоса разглядывая мой профиль. — Не думал, что такое возможно.

— Не думал? Понимаю. Ты к этому не привык. — Я чувствую, как сузились мои глаза, как участилось дыхание. Я крепче цепляюсь пальцами за руль. — А почему не привык, как тебе кажется? Может быть, потому, что ты красив?

Он кивает:

— Мне говорили.

Увидишь такого — и перехватит дыхание. Как у той малышки в джинсовых шортах.

— Многие?

— Какая разница.

— В этом-то все и дело. Тебе наплевать. Наплевать на то, как ты выглядишь со стороны. Наплевать на то, что подумают люди...

Мне бы помолчать, но нет, куда там. В ступор я впадаю, только когда нужно принять по-настоящему серьезное решение.

— Что они подумают? — Он смотрит на меня своими ужасно зелеными глазищами. — Но почему тебя это беспокоит?

— Видишь ли, — боже, вот язва! — это издержки хорошего воспитания.

— Хорошего воспитания? — Он кашляет, пряча улыбку. — Вообще-то это называется по-другому.

— И как же?

— Ханжество.

Жаль, я не вижу его лица, когда он произносил это слово. А может, и хорошо, что не вижу, иначе непременно вцепилась бы ногтями. Глядя на дорогу через лобовое стекло, я мысленно считаю до десяти и только после этого говорю:

— Послушай, если ты собираешься продолжать в том же духе, разумнее закончить все прямо сейчас. Пока мы еще не... — Я запинаюсь, подыскивая подходящий эвфемизм для обозначения того единственного, чем мы еще не занимались вместе.

— ...не зашли слишком далеко? — услужливо подсказывает Нейл.

— Вот-вот.

— А почему ты этого боишься? И что такое, по-твоему, «слишком далеко»?

— Ты знаешь.

— Дай подумать. Ага, вероятно, секс. Ты, как и большая часть населения нашей отсталой планеты, придаешь этому слишком большое значение. Неоправданно большое. Тогда как секс, точнее, совокупление двух особей противоположного пола — всего лишь физиологический акт, затрагивающий, правда, и ментальную, и эмоциональную сферы, но при этом продолжающий оставаться физиологическим актом и ничем более. — Я хотела прервать его, но он с силой сжал рукой мое колено и подался ко мне всем телом, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Слушай, Элена, мы вместе уже две недели. За это время я узнал тебя лучше, чем некоторых за целую жизнь. И ты считаешь, что ничего особенного не произошло? Скажи, ты на полном серьезе в это веришь? Думаешь, еще не поздно сделать вид, будто мы не знакомы, что мы абсолютно чужие? Только потому, что мы еще не ложились в одну постель. А что изменится после того, как мы ляжем? Объясни мне, ради бога, что изменится? Мы вдруг станем другими? Близкими, любящими, родными. Из-за чего? Из-за того, что моя сперма попадет в твое влагалище? Только это и имеет значение, да? Только это и делает людей...

Я ударила по тормозам так, что его швырнуло на панель приборов. Остановилась у обочины.

— Вон отсюда. Вылезай из машины и добирайся как знаешь.

Ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя. С тайным злорадством я отметила, что на лбу у него заблестели мелкие капельки пота. Но голос остался ровным.

— Ты забыла, дорогая, что мой мотоцикл находится у тебя в гараже.

— Тогда заткнись и сиди молча.

— Как скажешь.

Я снова выехала на дорогу.

— И прекрати курить. Мне надоел этот запах в салоне.

— Слушаюсь.

Сидеть без движения, не разговаривать и даже не курить было, как мне кажется, нелегко, но Нейл держался. Моя стервозность проявила себя в полной мере, и все же пришлось признать, в его лице я обрела достойного противника — упрямого, злопамятного, красноречивого, изобретательного.

— До завтра? — спросил он, выкатывая мотоцикл из гаража.

Я полюбовалась его стройной фигурой, тонкими, изысканными чертами лица. Породистый мальчик, но слишком много хлопот.

— Извини, Нейл. Я больше не хочу встречаться с тобой. Спасибо за все.

Он уже сидел на своем мустанге, готовый стартовать, но, услышав эти слова, замер, упираясь каблуками в землю, глядя на меня немигающим взглядом.

— Попробуй еще раз, Элена.

— О чем ты?

— Попробуй встретиться со мной еще раз, — попросил он шепотом.

Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Нет, Нейл. Все это бесполезно.

— Предпочитаешь лить слезы над убежавшим молоком?

— Что ты имеешь в виду? — немедленно ощетинилась я.

— Твое прошлое. Твоего бывшего мужа, который многие годы был гарантом твоего безоблачного счастья.

Ни разу в жизни я не била человека по лицу. Не знаю, как это делается, и не представляю, что может вынудить меня совершить столь чудовищный поступок.

Но кулаком в солнечное сплетение я ему все-таки врезала. Он поймал мою руку и рывком подтянул меня к себе.

— Стой спокойно, Элена. Я не хочу делать тебе больно.

— Пусти!

— Нет, пока не выслушаешь. Сколько можно оплакивать свои вымышленные потери? Ты красивая, здоровая, умная женщина...

«Заткнись! — Мне хотелось завизжать. — Заткнись! заткнись! заткнись!..» К счастью, я понимала, что буду выглядеть как дура (хотя, скорее всего, ею и была, вопреки его убеждению), поэтому ограничилась злобным ударом каблука по его щиколотке.

Не меняясь в лице, он до хруста сжал мои пальцы.

— Хочешь еще? Я ведь предупреждал.

— Ч-черт, — прошипела я сквозь зубы. — Я это запомню, учти.

Усмехнувшись, он разжал пальцы и оттолкнул меня.

— Так-то лучше.

Эта скрытая превосходящая сила — вот что всегда застает меня врасплох. Я забываю о том, что мужчина — любой мужчина — по определению сильнее физически.

— И перестань, наконец, лелеять свои несчастья. Пора уже отправить весь этот хлам на помойку.

Я уже взялась за калитку, но тут остановилась как вкопанная.

К чему тащить за собой весь этот хлам? Боже, я не ослышалась? Тот демон из сна...

— Нейл, — спросила я еле слышно, — ты что-нибудь знаешь об Инанне?

— Конечно. Вечером позвоню тебе и расскажу.


Цикл следует дальше: мифология фокусируется в точке роста. Великая фигура момента существует только для того, чтобы быть разбитой, разрубленной на куски, которые уже не собрать.


6