— Ну все, Темка, закончили с твоей жертвой насилия, — отрапортовал Марков. — А ты прав оказался. На девочке места живого нет. Тишман этот прям как гестаповец. И ожоги, и порезы, и гематомы, и … тьфу, даже говорить противно. В-общем, она в первой клинической. Завтра можешь навестить.

— Спасибо! Толян… брат… спасибо!

К горлу подступил комок, дышать стало трудно.

— А Тишман? — спросил он хрипло.

— Взяли. Пока на семьдесят два часа, потом будем выходить в суд, чтоб под стражу. У него в подвале еще двух девчушек нашли. Одной даже шестнадцати нет. Так что спасибо за сигнал, гражданин Каверин!

Заснуть Артем этой ночью так и не смог. Только закрывал глаза — начинали мучить кошмары, он просыпался от собственного крика и еле дожил до утра.

Примчался в больницу к восьми утра и долго пререкался с санитаркой, которая ни за что не хотела его впустить даже в приемный покой. Только после обещания так и сидеть под дверью, та сжалилась и сказала номер палаты травматологического отделения, в которую положили Алину Ледневу, что поступила часов пять назад.

— Голенькую прям так и привезли, — качала головой пожилая санитарка с аккуратно заправленными под белую косынку седыми волосами. — В простынку завернули и все. Избитую, изрезанную. Кто же с ней так? Как только таких изуверов земля носит! И еще двух, но у тех синяки, в центр реабилитации увезли. А ты иди, милок, иди. Принеси ей рубашечку, халатик, тапочки, умывальное. Наше-то, казенное, сам знаешь…Ну, и вкусненького чего.

Через два часа Артем с большим пакетом стоял у двери двенадцатой палаты и не решался войти. Не знал, как после всего посмотрит в глаза этой девочки, влюбленной в него по уши.

— Вы к кому? Вообще-то часы посещений с четырех.

Артем обернулся. На него строго смотрел сквозь толстые линзы очков седой врач.

— Простите, — смутился Артем. — Тут девушка…. Ночью поступила. Аля… Алина… Леднева. Как она?

— А вы ей кто? — недоверчиво спросил врач.

— Друг, — Артем еще больше стушевался. — Знакомый.

Доктор укоризненно покачал головой.

— Она сирота! У нее нет никого. Ну, кроме меня.

Строгое лицо врача немного смягчилось.

— Серьезных повреждений нет. Порезы, ожоги, в том числе электротравмы, гематомы от ударов различными предметами, скорей всего специфическими, следы удушения на шее, травмированы половые органы, разрывы, проколы… вынули с десяток скоб от мебельного степлера.

Врач замолчал и поморщился.

— Доктор… а ее осматривали на предмет вшитых под кожу предметов?

Артема все еще опасался угрозы Тишмана про капсулу с ядом.

— Под лопаткой вырезали чип собачий. Больше вроде ничего. А что?

— В районе сонной артерии?

— Нет. Делали рентген шейных позвонков, нашли бы.

»Тварь… блефовал». Артему стало еще противнее от самого себя.

— Доктор, а ее можно увидеть?

Врач засомневался.

— Она спит, ввели успокоительное, антишоковая терапия.

— Обещаю не будить.

— Хорошо. Пять минут. Вещи принесли?

Врач показал на пакет в руках у Артема.

— Это хорошо. А то поступила без одежды. Оставьте сестре.

— Иван Семенович! — в коридор из соседней палаты выглянула медсестра. — У Горлова кровотечение, скорее.

Врач коротко кивнул и поспешил уйти.

Артем осторожно приоткрыл дверь палаты.

Аля лежала на крайней кровати, у входа. Бледное до синевы лицо, под глазами залегли черные тени, на скуле багровел огромный синяк. Поперек тонкой шеи — темный след от удавки, пальцы рук, забинтованы.

Сердце заболело от жалости, Артем стиснул кулаки и чуть не застонал.

Осторожно поставил пакет у кровати, бережно убрал со лба прилипшую прядь. «Прости, маленькая…». Сам не понял, то ли шепнул это, то ли просто подумал. И ушел.

Артем приходил каждый день. Разговаривал с врачом, приносил лекарства, что тот рекомендовал, фрукты и конфеты. Пока Аля спала под действием лекарств — заходил к ней и тихо сидел у постели. Но как только девушке позволили проснуться — просто наблюдал за ней сквозь стекло двери палаты.

Через две недели доктор Румянцев сказал, что готовит Алю к выписке.

— Вы заберете ее? — спросил врач и внимательно заглянул в глаза Артему.

Он опустил взгляд и отрицательно покачал головой.

— Ясно.

Доктор поджал губы и сухо продолжил:

— Значит, в центр реабилитации. Ничего, там хорошо. Психологи работают. Накормят, оденут. Профессии научат.

— А где он находится? — спросил Артем.

— Вам зачем? — удивился Румянцев.

— Хочу посмотреть, как оно там…

Доктор усмехнулся.

— Пойдемте в ординаторскую. Адрес дам.

Директор центра Вера Петровна, полноватая женщина под пятьдесят, ласковым тихим голосом рассказывала ему о том, какие у них замечательные педагоги и психологи, и что недавно привезли новую мебель и оборудовали компьютерный класс.

— Она детдомовка? — спросила Вера Петровна.

— Да. И после детдома нигде не училась.

— Да, я в курсе. Как и те две девушки, что поступили две недели назад… Как таких уродов земля-то носит?

— Эти были у него всего ничего. Але досталось больше. Три года…

— Ничего, ничего. — Вера Петровна накрыла его ладонь своей, мягкой и теплой. — Отогреем, научим, профессию дадим. Все будет хорошо. Только…

— Что только? — Артем встревожено посмотрел на директора.

— После реабилитации что с ней будет? Жилья нет, денег нет.

— Деньги будут, — твердо ответил Артем. — Дайте мне ее паспортные данные, открою счет на ее имя. Все необходимое — одежду, там, косметику… что еще нужно, только скажите — все куплю. А жилье…

— Мы, конечно, подадим заявку на получение квартиры по программе воспитанников детских домов. Но сами знаете, это долго.

— Значит, попробуем ускорить.

Вера Петровна закивала.

— Я телефончик дам, нужного человечка. Поговорите… может, и получится.


В центре Аля провела три месяца, пока шло следствие. На допросы и очные ставки ее возили психолог центра и адвокат, которого нанял Артем. Сам он решился поговорить с девушкой только однажды, в суде, в день оглашения приговора Тишману.

Садист был признан виновным по двенадцати эпизодам торговли людьми, незаконном лишении свободы, истязаниях, насильственных действиях сексуального характера в отношении несовершеннолетних. Его приговорили к двенадцати годам в колонии строгого режима.

Тишман выслушал приговор спокойно, нашел глазами в зале Артема, осклабился и провел большим пальцем по горлу. Артем только усмехнулся.

Аля стояла, прямая как струна, бесстрастно смотрела перед собой. На своего палача он так и взглянула. Так же как и на Артема.

Когда судья закончила читать приговор, адвокат тронул девушку за руку, та будто очнулась и послушно пошла за ним. Артем догнал их в коридоре.

— Аля!

Девушка остановилась будто вкопанная. Артем пожал руку адвокату и подошел к ней.

— Как ты?

Аля посмотрела на него спокойно и отрешенно.

— Нормально. Спасибо за вещи и деньги. И комнату вот дают. Только не в Питере.

— Хорошо, что не в Питере. Тебе уехать надо.

— Я с девочкой подружилась. Тоже из детдома. Вместе и уедем.

— Вместе веселей, — одобрил Артем.

Неловко замолчал, потом вдруг взял ее лицо в ладони и нежно, едва касаясь губами, поцеловал в лоб.

— Прости меня, маленькая. Если сможешь, прости…

Аля прижалась к нему всем телом и всхлипнула.

Вечером он напился в стельку, так, что вырубился прямо на полу. Разбудил голос Кипелова. Телефон звонил, и звонил, а Артем не мог заставить себя пошевелить даже пальцем.

Но Кипелов не унимался. «Возьми мое сердце…»

Нащупал телефон и нажал кнопку, не открывая глаз.

— Да.

— Каверин, только не бросай трубку. Это Сикорский.