— Тогда что нам делать, Настя?


Она прибавила в тон уверенности, потому что уверенность Артёма только что рухнула на ее глазах:


— Ничего! Давай будем вести себя как взрослые люди! К сожалению, дружить у нас уже не выйдет, но мы можем не встречаться. И никто ничего не потеряет! Если я перенесу занятие на час пораньше, а ты будешь приезжать с работы чуть позже… И на день рождения Вероники я придумаю отговорку.


— Никто ничего не потеряет, Насть? Ну да. Спроси у алкоголика или курильщика, что бывает, когда они срываются. Человек не может бесконечно находиться в натянутом состоянии, никакой силы воли не хватит. А потом стоит только глазом не в такт моргнуть, и он уже летит в пропасть.


Настя не была с ним согласна:


— Тогда как же люди бросают пить и курить?


— Только не силой воли. Нечеловеческие усилия над собой делают каждую рюмку или сигарету еще более значимой, возводят ее в сознании до наивысшего блага. Потому-то и срываются, причем по полной программе. Бросить можно только одним способом — перестать хотеть. То есть наоборот, снизить значимость до нуля.


— Тогда… давай перестанем хотеть.


Он повернулся к ней резко и неожиданно рассмеялся:


— Начинай! А я чуть позже присоединюсь, воодушевившись твоим примером.


Настя не спорила — достаточно было представить, чего будет значить их встреча, если они месяц друг друга не увидят. Целый месяц будут ждать этой первой секунды, мечтать о ней, убеждать себя потерпеть еще. И еще. А когда встретятся, там и в самом деле достаточно не в такт моргнуть, чтобы улететь в пропасть.


— Артём, тогда попробуем жить по правилам. Если ты меня хоть немножечко уважаешь, то не сделаешь ко мне ни одного шага.


— Ты лучше сама этот шаг не сделай!


— Артём!


Он опустил голову и признал очередное поражение тихим:


— Ладно.


Как будто у них остались другие варианты. От любого их решения — буквально любого — кто-то бы пострадал. Поэтому они и выбрали тот единственный вариант, в котором пострадают только сами.

* * *

И в принципе неплохо справлялись. Не избегая друг друга осознанно, они учились взаимодействовать по правилам. Настя ненадолго — минут на пятнадцать, не больше — задерживалась в доме, а Артём старался приехать хоть на секунду пораньше. И это им позволяло хотя бы изредка столкнуться в дверях и поздороваться сухо. Настя от этого получала много, о чем можно бесконечно думать: улыбался ли он или выглядел уставшим, посмотрел в глаза или снова поспешил пройти мимо. Много, но недостаточно. Она училась притворяться, что достаточно.

Поэтому их отношения, исключающие любые отношения, и не стали основной проблемой. Скоро Настя поняла, почему Артём не предпринимает никаких попыток обзавестись девушкой. Хотя бы чем-то несерьезным. Мелькала же у него Лиза, но он только скривился, когда Настя спросила о ней. Казалось, ему было бы проще. Но нет, отвлечься таким путем не получается, становится только хуже. Для Насти стало невыносимо идти в постель к мужу. Она пыталась то лечь пораньше, то попозже него, чтобы не оказаться в его объятиях. Дело было даже не в сексе — его она еще могла перенести, а больше в ласке и нежности. Настя спонтанно отворачивалась, когда Сеня пытался ее поцеловать, а если он во сне обнимал, то нервно откидывала его руку. С этим она никак не могла справиться и только надеялась, что муж ее повышенной нервозности не замечает. И тогда она позавидовала Артёму — ему не приходится отвечать на поцелуй через силу, преодолевая почти брезгливость. Ему не приходится останавливать себя перед каждой фразой и убеждаться, что он собирается назвать правильное имя. Правильное, но совсем не то, что хотелось бы.

* * *

И даже на день рождения Вероники Настя с Артёмом держались изолировано, хоть это и был первый день за долгое время, когда они оказались надолго в одной комнате.

В конце марта погода установилась уже настолько теплой, что малышня бесилась на улице. Это не застраховывало и гостиную от грабительских налетов, но позволяло хоть немного передохнуть. В очередной раз забежавшие с улицы дети снимали курточки, а Вероника попросила подчеркнуто деловито:

— Настя, мы сейчас чай попьем, а ты позови, пожалуйста, Артёма! Будем в жмурки играть! А он нас станет ловить.

Ребятня завизжала в предвкушении. Артём каким-то седьмым чувством предвидел, что его в покое не оставят, поэтому незадолго до этого попытался скрыться с радаров. Да не тут-то было.

Настя постучала, он не ответил. Открыла дверь и вошла в его комнату. Артём спал, лежа на спине, а Настя не знала, что делать — если не разбудит и не приведет налетчикам жертву, то ей самой завяжут глаза и заставят их вылавливать. Не определившись, она стояла и смотрела, как он спит.

— Полежи рядом, — Артём не открыл глаза. — Я не притронусь к тебе. Даже говорить ничего не стану. Просто полежи рядом.

И она легла, даже не обдумав свое решение. Легла с краю, подложив под голову руку, так, что только локоть Артёма едва задевала. Он не пошевелился. Настя закрыла глаза, прислушиваясь к его дыханию. Артём дышал ровно — он был спокоен. Спокойно стало и ей. Но едва она только открывала глаза, как до судорог хотела провести пальцем по его лбу, носу, губам, поэтому Настя снова глаза закрывала. И снова успокаивалась, погружаясь в невыносимую дремоту и мечтая, чтобы она никогда не закончилась.

— Меня там Вероника… — Александр Алексеевич влетел в комнату и замер на месте. — А вы что, спать удумали?! Ишь, какие хитрые! Пока меня там на куски разрывают…

Он отшучивался, пока Настя вскакивала и неловко поправляла одежду. Артём так и лежал в той же позе, наблюдал за ее движениями молча. Александр Алексеевич еще говорил, но Настя уловила внимательность в его взгляде. Катюша говорила, что влюбленность Артёма заметна каждому, но вот она только что воочию продемонстрировала и собственную лояльность к его влюбленности. Ей стало до мурашек стыдно перед его отцом. Он ничего не скажет, ничем не выдаст своего мнения, которое и несложно предсказать.

Но стыд этот непонятным образом прошел — едва только Настя подумала о том, что сможет еще месяц вспоминать, как ровно дышал Артём: едва слышно — на вдохе, чуть ощутимее — на выдохе. Потом это сотрется, память не сможет бесконечно воспроизводить этот почти неуловимый звук, но на протяжении нескольких недель, если повезет, перед сном она будет улыбаться.

Ее тоже заставили играть в жмурки. Артём, отловив по очереди шпану, добрался и до нее, тут же стащил повязку с глаз под всеобщие аплодисменты, но только потом догадался отпустить ее руку.

За столом они случайно оказались рядом — это Наташка бездумно подтолкнула Артёма к стулу, от которого он пытался отойти подальше. Или Наташка сделала это специально? Если все тактично молчат, но понимают, то и не задумываются о том, в какую сторону толкать Артёма? Они случайно коснулись руками под столом и тут же переплели пальцы. Настя смотрела на кусок торта, но думала только о том, чтобы он не отпустил. Артём отпустил и даже отодвинулся от нее. На вкус торт был ужасным.

На танцы под светомузыку пришли даже Тамарочка с Иваном Ивановичем и показали остальным, как должна выглядеть самая потрясающая пара. Артём подошел к Насте сзади:

— Может, потанцуем?

Она уверенно покачала головой.

Артём так и остался стоять за спиной, а потом, едва касаясь ткани, провел пальцем вдоль позвоночника. Настя сильно вздрогнула.

— Извини, я не думал, что ты заметишь, — и Артём тут же отошел подальше.

Настю трясло еще долго. В голове от усталости или световых вспышек мелькали какие-то тени: молния на его куртке, балконная дверь, рука, которая сначала останавливает, а потом непроизвольно прижимает… Она посмотрела на Артёма, он тут же отвел взгляд.

Это уже было невыносимо. Настя даже перестала ненавидеть себя за то, что хочет, чтобы он снова встал за ее спиной.

* * *

Расходились уже поздно вечером — одних детей забирали родители, других повез по домам Юрий Владимирович. Александр Алексеевич уселся в гостиной в компании отца одного из детей и бутылочки коньяка.

— Отвезу тебя, — сказал Артём. Это было неуместно, но Настя будто и сама ждала этого предложения, забыв заранее позвонить Сене.

— Хорошо.

Настя вышла из дома через пять минут после него — машины у входа не было. Юрий Владимирович еще не вернулся, а Артём, наверное, не успел выгнать свою из гаража, который располагался во внутреннем дворе. Настя поплелась в темноту, чтобы проверить там.

— Подожди минуту, — Артём, наклонившись, шарил рукой в бардачке. В салоне горел свет, но в гараже лампы были выключены. — Не помню, куда права дел.

Подойдя ближе, Настя предположила:

— Так дома, наверное.

— Нет, я же… — Артём выпрямился и замолчал на полуслове.

Вряд ли Насте придется вспоминать о том, как они лежали рядом, потому что предыдущее стерлось. Она и не могла точно сказать, кто шагнул вперед первым. Через секунду она оттолкнула его, но Артём снова прижал ее к машине. Потом попытался отстраниться — и на этот раз Настя схватила его и притянула к себе. Если у них и был шанс остановиться, то только в случае, если бы они в один момент совпали в желании оттолкнуть другого. Но этого не произошло. Настя задыхалась. Настя позволяла Артёму и судорожно расстегивать ее пальто, и задирать юбку. Он сам открыл заднюю дверцу, а она сама потянулась к ремню на его джинсах. Им не было тесно, потому что хотелось быть друг к другу только ближе. Настя стонала, а Артём до синяков сжимал ее бедра. Они не слышали, как трещал в брошенной сумочке телефон. Не думали о том, что кто-то запросто может явиться сюда. Они сошли с ума окончательно.