– Да. Это же легко. И не думай, что у тебя пройдет уговорить Ноа сделать за тебя грязную работу.

Мы смотрим один на другого. Харрисон обдумывает предложенную сделку.

В конце концов, все, что у него есть на меня, это видео, которое уже утратило свою силу, поскольку все желающие его посмотрели. Интерес к нему скоро иссякнет совсем. А что есть у нас на него? Немало. Есть видео, на котором он и его приятели курят «травку» на трибуне. А еще мы знаем, что он сжульничал на отборочном тесте. Ему есть что терять, и он прекрасно это понимает.

– Ладно, Ванесса, – говорит наконец Харрисон. – Будем считать, что мы квиты.

– По рукам!

Он поднимается, смотрит на меня с вызовом, но все же протягивает руку и пожимает мою. Договор скреплен рукопожатием, война закончена.

– Чтоб ты знала… – Он с усилием сглатывает и пытается смотреть мне в глаза. – Я не хотел, чтобы получилось так, как получилось. Не хотел, чтобы видео разошлось так широко, как оно разошлось.

– Тогда зачем ты всем его рассылал?

Он отводит глаза.

– Я и не рассылал.

– Что? – Я не верю своим ушам.

Харрисон вздыхает и чешет лоб. Ему определенно неловко, а у меня сердце сжимается в груди.

– Я отправил его только парням. Понимаю, поступил дерьмово, не надо было, но… Не сообразил, что уже не смогу дать задний ход. Мне и в голову не приходило, что оно разойдется.

Я смотрю на него, вся сжавшись от нехорошего предчувствия.

– Так кто же отправил его дальше?

Он умоляюще смотрит мне в глаза, но ничего не говорит.

– Скажи. Ты должен, – наседаю я. – Не уйду, пока не скажешь.

– Ноа, – наконец выдыхает Харрисон.

Я молчу. Конечно, кто же еще. Ничего удивительного. Наверняка затаил злобу еще с тех пор, как я дала ему отставку. Вот и все объяснение, почему он так хотел нагадить мне. Подвернулся случай, и Ноа его не упустил.

Харрисон все равно придурок – надо ж было додуматься разослать видео дружкам, – но теперь я хотя бы знаю, что он сделал это без задней мысли, не предполагая, что оно пойдет дальше. В некотором смысле Ноа предал нас обоих, подвел и Харрисона, и меня. Я целую неделю мстила Харрисону, превратила его жизнь в ад, хотя на самом деле моим врагом был Ноа Диас. Он должен был стать моей целью.

Что ж, я получила хороший урок. Месть не дает ничего, но мы часто не в состоянии взвесить последствия наших поспешных действий. Воевать с Ноа я не стану. Это дело закрыто.

– Мне жаль, Ванесса, правда. – На этот раз Харрисон смотрит мне в глаза.

– Мне тоже, – говорю я. И нисколько не кривлю душой.

Мы вместе возвращаемся в гостиную, где папа предупреждает Бойдов, что не побоится предъявить обвинение, если Харрисон не оставит меня в покое, а Бойды уверяют его, что сделают то же самое, если я не прекращу свою криминальную активность.

Мне приходится покашлять, чтобы обратить их внимание на нас.

– Ванесса! – Папа поднимается из кресла и вопросительно смотрит на меня.

– Мы с Харрисоном все уладили, – сообщаю я, и Харрисон согласно кивает.

– Отлично! А теперь он может пойти к себе в комнату и выключить приставку, – бесстрастным тоном заявляет мистер Бойд и бросает на сына строгий взгляд, значение которого я не вполне понимаю. Харрисон, должно быть, понимает лучше, потому что поворачивается и, бормоча что-то под нос, идет наверх.

Папа подходит ко мне.

– Рад, что это вы с этим разобрались.

Мистер и миссис Бойд извиняются за сына, желают приятного воскресенья и провожаю до дверей, которые тут же и захлопываются за нами. Мы с папой садимся в Зеленый Рыжик, он заводит мотор и как-то странно смотрит на меня.

– Теперь видишь? Когда вы ведете себя как взрослые люди, проблемы решаются гораздо быстрее.

Я закатываю глаза и массирую пальцами виски. Бремя, давившее меня всю неделю, ушло; я чувствую себя легко и беспечно, как будто в меня вставили новые пружины, и все вокруг выглядит свежее и ярче.

– Можно мне встретиться сегодня с Каем? – неожиданно для себя самой спрашиваю я. – Ты ведь уже понял, что мы не просто выполняем вместе классное задание.

Папа поворачивается ко мне.

– Конечно, нет, – возмущенно говорит он и, тронувшись с места, добавляет: – Ты наказана. Посидишь дома.

В груди у меня будто взрывается фейерверк, потому что меня никогда еще так не наказывали. Папе не было до меня дела, но я так долго ждала этого момента. Ждала, что он не позволит мне свалиться в те ямы, которые я сама для себя вырыла. Ждала, что он огорчится и расстроится из-за моего поведения и накажет меня наконец, как и должен сделать каждый нормальный родитель.

Я чувствую, как светлеет лицо и губы растягиваются в довольную улыбку, и, наклонившись, тычусь лицом в его толстое пальто и обнимаю так крепко, что он едва не разбивает вдребезги наше ржавое чудовище.

Глава 25

Поначалу это даже забавно.

Я долго принимала ванну с пахнущей малиной пеной и радужной бомбочкой, потом завернулась в пушистый халат и сунула ноги в мягкие тапочки. Уложила волосы, попрактиковавшись в новой технике завивки, и даже покрасила ногти темно-красным лаком – как-никак праздники надвигаются. Я дважды посмотрела «Историю Синдереллы» – один раз вместе с Кеннеди и еще один без нее. Я даже прибралась в комнате, сложила одежду и вынесла весь мусор. Трудовая терапия, чудесное тихое воскресенье, но чем ближе к вечеру, тем сильнее одолевает скука.

Я наказана на месяц. На месяц.

Не знаю, смогу ли продержаться в таком вот режиме до Рождества.

Звонит телефон. Я поворачиваюсь на кровати и беру его с прикроватного столика. Сейчас переписываюсь только с Чайной Тейт и Каем Вашингтоном. Эти двое – те люди, которые мне нужны.

Сообщение от Кая.

Как думаешь, твой отец разрешит нам гулять, пока ты наказана, или нам придется ждать до следующего года?

Взбиваю подушки и устраиваюсь поудобнее. На часах начало десятого, а я уже в пижаме и даже не смотрю телевизор. Папа с Кеннеди отправились обедать, и я даже не злюсь за то, что они оставили меня одну, потому что да, я заслужила наказание. Последний час листаю странички социальных сетей, просматриваю чужие посты – интересно, о чем говорят люди. Двое или трое отзываются о Ноа Диасе как о полном придурке, в нескольких комментариях говорят, что Харрисона нокаутировали одним ударом. Обо мне ни единого слова, ни даже намека. Прекрасно понимаю, каково им сейчас, но для меня школьная драма в прошлом. Пишу ответ Каю, и на губах появляется улыбка.

Я: Мы можем гулять в школе. Если ты наконец согласишься разговаривать со мной открыто, не прячась.

Кай Вашингтон: Секретная миссия окончена, помнишь? Теперь мы можем быть друзьями. Я даже могу сидеть с тобой за одним столом на ланче.

Я: Просто друзьями?

Кай Вашингтон: Не нравится слово «френд», добавь к нему «бой».

Я: Мы так и не определились.

Кай Вашингтон: А мне нравится, что мы не определились. Твоя спальня на фасадной стороне?

Я: Да???

Кай Вашингтон: Отлично. Принимай.

Жуткий грохот заставляет меня вскочить. Сердце на мгновение замирает. Я смотрю в окно, а в стекло бьются мелкие камешки. Потом вдруг наступает тишина. Я выбираюсь из постели, прижимаюсь к стеклу лицом, заслоняю ладонью глаза и вглядываюсь в темноту.

На нашей передней лужайке стоит Кай. Рядом лежит на снегу велосипед. Кай машет рукой, и я поднимаю раму и высовываю голову.

– Бросаешь камни в окно? Не очень оригинально.

Слышу внизу его смех, он разносится эхом в ночи и залетает в мою комнату.

– Как и подъем по цветочной решетке, – откликается Кай и вроде бы даже подмигивает, а уже в следующий момент я вижу, как он ставит ногу на цветочную решетку на углу нашего дома. Там полно колючек, но они не мешают Каю подниматься, и он делает это быстро и ловко. Забирается на крышу веранды, выпрямляется, осторожно балансируя на ветру, и идет к окну. Опускается на колени, так что его голова оказывается в нескольких дюймах от моей, и улыбается.

– Привет, Несси.

– Вы – сумасшедший, Капитан Вашингтон! – Я смеюсь, хватаю его за руку и тащу в комнату. Он протискивается в окно, приземляется, встает и отряхивается. – Тебе нельзя здесь быть!

– Тем не менее я здесь! – На нем джинсы и теплая куртка, а на руках перчатки – впервые за все время оделся по погоде. – Не хотел нарушать нашу традицию видеться каждый день. – Он снимает перчатки, засовывает их в карман куртки и смотрит на серебристые часы на запястье. – Эти сутки закончатся через три часа, так что пришлось поспешить. Ехал на велике по тротуарам, один раз даже упал и, возможно, растянул – а возможно, нет – лодыжку.

У меня теплеет на сердце, как было прошлым вечером, когда мы обнялись за кухонным столом. То же ощущение комфорта и безопасности. Как бы я хотела испытывать их всегда. Я обнимаю Кая, опускаю голову ему на грудь, прижимаюсь щекой к холодной куртке.

– Я тоже скучала по тебе. Как же так случилось, а? Мы познакомились всего лишь неделю назад, а мне уже не хватает тебя, когда ты не рядом.

– А ты знаешь, что это значит?

Я чуточку отстраняюсь и смотрю на него снизу вверх.

– Нет. И что это значит?

Уголки его губ тянутся вверх. Он тоже смотрит на меня, потом касается большим пальцем подбородка и тихонько шепчет:

– Это значит, что ты, возможно, тоже влюбляешься в меня.

– Может быть, ты и прав. – Я приподнимаюсь на цыпочки и целую его в холодные губы. Он такой легкий, невинный и чистый, этот поцелуй. Мы стоим совершенно неподвижно, и только мои губы касаются его губ. Тишина звенит в ушах, и сердце глухо колотится в груди. Я закрываю глаза и кладу руку поверх руки Кая, той, что держит мой подбородок, и он целует меня в ответ. Мы отстраняемся на секунду и открываем глаза, чтобы посмотреть друг на друга. Его глаза сияют теплом, какого я не видела раньше.