— Почему?

— Ну, представь, как я придумываю несусветные причины, почему я не могу выйти за него замуж, человека уже женатого и имеющего двоих детей. Смешно! И как бы я себя чувствовала, если б сначала состоялся разговор, а потом я узнала о жене, — умерла бы на месте от стыда и позора.

— Ты была такая потерянная в тот день… И потом…

— Предательство не перестает быть таковым, даже если нет любви. Хотя я быстро поняла, что и ненависти моей он не достоин.

— А раньше ты любила?

Ася задумалась.

— Первая любовь? — Она неловко заерзала. — Мне казалось, что я любила его. Мы встречались с седьмого класса, он на год старше меня. Мне нравилось его серьезное отношение ко мне, он все старался решить сам. Позже это стало преградой между нами. Я хотела учиться дальше, а он был категорически против. — Ася печально усмехнулась. — Перед призывом в армию он сделал меня женщиной. Не скажу, что это было чудесно, — может, потому, что в первый раз. А может, потому, что отдалась скорее из жалости перед долгой разлукой. А в конце он испортил все окончательно, заявив, что я — его и должна делать только так, как он скажет. Увы, я не хотела быть комнатной собачкой. Он ушел в армию, а я уехала в город.

— Так вы расстались?

— Наверное, так. Хотя он писал мне и я писала ему. Однажды мне показалось, что он радуется моей учебе. Потом я часто вспоминала этот день. Да и вся память о Толике уместилась в этот и еще один день.

— Что же случилось?

— То же, что и всегда. Моя школьная подруга поехала к нему и утешила как могла. Кажется, в том письме он и упомянул о ней. Но естественно, писал о любви ко мне, жалел, что я не могу приехать. Даже прислал мне подарок. Дорогой. Я все удивлялась, как он в армии мог заработать столько денег.

Ваня неожиданно вспомнил о серьгах и разозлился на себя. В утешение он оправдался тем, что оба подарка были нежелательны и абсолютно не в радость. На всякий случай он спросил:

— Какой же подарок?

Ася молчала. Она не могла рассказать ему всей правды. Не сейчас. А завтра он сам все поймет.

— Это не важно, главное, я потом узнала, что эта вещь принадлежала подруге. Она забыла ее в очередной приезд.

— Предприимчивый парень, — усмехнулся Ваня.

— Больше, чем ты думаешь. Из армии он пришел, когда я была на третьем курсе. В Одессу приехал через месяц после увольнения, перед зимней сессией. И поставил условие, — Ася вздохнула в печальном возмущении, — что женится на мне, если я тут же уеду с ним. Не буду сдавать экзамены и брошу институт… Спрашивается: зачем я училась два с половиной года?

— И ты отказала? — предположил Иван, непонятно из-за чего гордясь собой.

— Нет. Я согласилась при условии, что закончу институт. Разочарованный и обозленный, он уехал и через месяц женился на той самой подруге.

— Ну и черт с ним! — Иван склонился над Асей, целуя ее.

Она подняла его лицо и посмотрела в глаза.

— А через три месяца у них родился ребенок.

— Ну и черт… Что?!

— Предприимчивый парень, да? — лениво улыбнулась она.

— Вот уж действительно, — все, что мог сказать Иван.

— Везет мне на мужчин, — с сомнительной мечтательностью продолжила Ася. — Сначала Анатолий, потом Юлиан… Причем оба любили говорить о женском коварстве, все боялись быть обманутыми.

— У тебя было только два мужчины? — удивился Иван. Ему казалось, что любая женщина постоянно имеет кого-то в своей постели. К женской верности придуманному любимому, долгому воздержанию он относился как к волшебной сказке — каждая имеет реальную подоплеку, и все это похоронено веками. Тогда, на стройке, «утешая» Настю ласками, он действовал именно из этих соображений. Поэтому боялся визитов Юлиана, боялся, что Настя не устоит против соблазна хорошо знакомого любовника. Может, женщины и не столь коварны, как намекает Настасья, но именно они чаще всего говорят, что секс нужен для здоровья, и «лечатся» в полную мощь.

— Ну почему же? — Ася недоуменно подняла брови. — Три.

— А кто…

— Ты.

Иван рассмеялся, и Ася поддержала его тихим смехом. Он перекатился на спину, обхватил ее за талию и притянул к себе. Неожиданно стал серьезным и настойчиво прошептал:

— Я хочу быть последним, Настенька.

— Конечно, — легко согласилась она. Какой смысл упрямиться, если она сама так решила уже давно? — И не только последним — единственным.

Иван снисходительно улыбнулся, и внезапно Ася подумала: как много женщин называли его единственным, чтобы утром заплатить и унести в свою жизнь воспоминания. И она… Нет, она не такая, она говорит и чувствует искренне. И докажет ему свою правоту.

— Знаешь, я думала всегда, что я холодная. — Опустив глаза, она следила за своим пальцем, рисующим круги на груди Ивана. — Мне не доставляли удовольствия… занятия любовью. Нравилось, когда целуют, но я спокойно могла прерваться… в любой момент. Даже неловко и стыдно было, что я могла думать, например, о работе, будучи рядом с мужчиной. Иногда меня раздражало желание Юлиана, хотелось задушить его, чтобы не приставал… И только однажды я узнала настоящее влечение. С тобой. Можно только удивляться, но я впервые почувствовала себя настоящей женщиной…

Иван потянул ее руку вниз, по своему животу. Ася ойкнула, когда в ее ладонь легла гладкая упругая плоть.

— Говори, — попросил он и сжал се пальцы вокруг набирающей силу мужественности.

— Я… я постоянно думала о тебе. Думала плохо, потому что ты нарушил все мои устои…

Иван лежал с закрытыми глазами, балансируя между наслаждением от ласк застенчивых пальчиков и вниманием к тому, что говорила Настя.

— Какие? — Он провел пальцем по ее груди, едва касаясь кожи.

— Я думала, страсть не должна возобладать над рассудком… Мной не может… не может двигать… похоть. — Голос Аси дрожал и прерывался. Она уже плохо понимала, что говорит. Ладонь горела огнем, груди набухли, голова отяжелела, и туманные мысли были направлены совсем в другое русло. Но Ваня ждал продолжения.

— Разве это похоть? — Он открыл глаза. В темноте он не увидел, а скорее почувствовал, как горят Настины щеки.

— Нет. Теперь я это знаю… То, что я испытала с тобой… это… У меня нет слов…

Его рука скользнула вниз по ее телу, ладонь нежно погладила живот, пальцы пробрались сквозь курчавые волоски к средоточию женственности и начали затейливую игру, выискивая самую чувствительную точку. Ася уронила голову Ивану на грудь, уносясь в потоке нарождения экстаза.

— Говори, Настенька. Я хочу знать все.

— Я… не знаю, что говорить. — Она и не пыталась собрать осколки мыслей. — Это волшебно… я полна жизни и… — В последний момент Ася прикусила губу, боясь произнести слова любви. — И я хочу… тебя, Ваня.

Большего не требовалось. Иван перекатил ее на спину, раскручивая водоворот желания. Он неутомимо ласкал ее, его руки и губы были везде, он открывал для нее новый мир ощущений, изучал ее и давал возможность познать самое себя. И «холодное» тело распускалось поздней розой, прекрасной в своей запоздалости, удивительно трогательной среди своих растерявших лепестки подруг.

Ася металась в пароксизме отчаянного восторга.

Единственный…

Да, он единственный мужчина, который нужен ей, и с ним она проведет единственную ночь единственной любви. Он не узнает о ее любви, и она, конечно же, заплатит за те восторги, которыми он напитает ее. Да и что значат деньги по сравнению с ее открытием — жизнь стоит прожить ради этой ночи, пусть и единственной.

Боль разлуки слилась в ней с болью страсти. Она еще была здесь, в тесных объятиях Ивана, еще вбирала в себя его плоть, вкус, запах, еще отвечала бешеным ритмам любви.

А подсознание запечатлевало в памяти каждый момент, каждую клеточку его тела, каждый вдох, удар сердца… И училось одиночеству.

Уже светало, когда Иван, сжав ее в кольце рук, провалился в сои. Ася не спала. Привыкала к новой жизни, в которой главным станет воспоминание об этих часах. Короткий, но яркий праздник любви и жизни.

Она осторожно выбралась из рук Ивана — он недовольно забурчал, но не проснулся — и встала. Медленно оделась, собирая по всей комнате вещи. Трудно было сосредоточиться, мысли растекались, и Ася часто замирала, думая… ни о чем, а потом мучительно вспоминала, что нужно надеть в первую очередь — юбку или блузку. В ногах чувствовалась слабость, и слегка подташнивало. Все время хотелось то весело подпрыгнуть, то по-старушечьи опуститься на стул. Ну, кажется, все надето.

Ася в последний раз посмотрела на Ваню. Он лежал, раскинув в стороны руки. Во сне он напоминал озорного купидона, красивого и ветреного. Расслабленные мышцы смягчили жесткие контуры крепкого тела, грудь равномерно колыхалась от глубокого спокойного дыхания. Единственный любимый. Через несколько часов они станут просто соседями. Может, он и обидится сначала, что Ася перехватила инициативу и не дождалась расчетного листа, но вскоре все станет на места. Она все-таки добилась того, к чему стремилась с самого начала: их отношения ограничатся словами «здрасьте — до свидания».

Больно кольнуло сердце: сколько раз Ваня называл ее любимой. Она не помнила, что он говорил пять лет назад, но если и упоминал о любви, то не так часто. Впрочем, какая разница? Пусть один раз, но он говорил это каждой женщине. Наверняка в его перечне услуг значатся и слова любви.

Слова. Слова. Ася прикрыла рот рукой, чтобы унять новую волну тошноты, и вышла из спальни.

В комнате она отыскала кошелек, иронично сетуя на «ненормированный» секс, после которого тошнит. Хотя вполне возможно, что это реакция на большое количество кофеина в организме и бессонную ночь. Но лучше было думать о более приятных вещах.

Ее внимание привлек странный писк. Она испуганно оглядела комнату и ужаснулась — все это время работал телевизор. Взбудораженные нервы моментально напомнили о Катиной матери, сгоревшей от взрыва телевизора. Ася осторожно подошла к нему и, ожидая смертельного всполоха, выдернула шнур из розетки. Звук прекратился, и девушка облегченно вздохнула и даже почувствовала себя лучше.