Рассказ начался, и, по мере того, как он развивался, Лизл становилась все более серьезной, слушая воспоминания двух старух, которые выуживали из памяти одно воспоминание — а за ним тянулись другие.

Бабушка Лизл была молодой актрисой, когда заканчивалась война, и ее послали воодушевлять бойцов Объединенного фронта после взятия Берлина. В это же время тетя Джеймса, Хэрриет Ловелл, была призвана в британскую армию в качестве водителя одного из генералов. Именно в осажденном Берлине, среди руин, встретились две женщины. Две молодые и красивые женщины, столь разные по происхождению и темпераменту.

Хэрриет встретила там же молодого русского офицера. Он отличался от других солдат тем, что был сыном князя. Звали его Никки. Он был молод, красив, аристократичен и выглядел шикарно в долгополой серой шинели и высоких сапогах. Широкоплечий, с глазами голубыми, как ясный летний день.

Никки ходил на свидания с Хэрриет, и весьма скоро она отчаянно, безнадежно в него влюбилась.

В один из вечеров, на свидании, он с возбуждением сообщил, что ему удалось достать два билета на представление, которое должно было быть в американской зоне. Он отчаянно желал видеть игру молодой актрисы, чье имя гремело в России до войны, и игру которой прославляла в восторге вся его семья.

Хэрриет вспоминала, как был очарован Никки игрой Павлы Эдриан. Потом в бар, куда Никки повел Хэрриет на ужин, ко всеобщему изумлению и восторгу, вошла Павла Эдриан с группой актеров и американских офицеров.

Никки был ошарашен и настаивал на том, чтобы представиться, поэтому Хэрриет, которая знала большинство американских офицеров и желала сделать приятное своему любимому, выхлопотала ему приглашение за столик Павлы.

То был славный вечер. Они болтали за столиком все трое, а потом их часто видели вместе то там, то здесь. Хэрриет и Павла настолько подружились, что стали совершенно как сестры.

— И, конечно, произошло неизбежное, — продолжала Хэрриет быстро взглянув на Павлу. — Ситуация была дикой. Казалось, Никки любит нас обеих. Один вечер он приходил ко мне, заверял в своей неизменной преданности, а в следующий вечер уходил к Павле.

— Но я так его любила, — пробормотала Павла, — что могла бы простить ему все.

— Не совсем все, — спокойно возразила Хэрриет. — Видите ли, ни одна из нас не догадывалась, что он любит другую. Во время войны все так непостоянно, так эфемерно, что такие вещи случаются часто. Любовь достигает такой невероятной силы, которой бы хватило в мирное время на долгие годы. Затем людей перебрасывали в иное место дислокации, иногда стремительно, и большинство таких романов оканчивалось ничем. — Она скорбно улыбнулась. — К несчастью, в нашем романе на троих все было более сложно и более запутанно.

— В самом деле, — кивнула бабушка Лизл. — И очень трагично.

Лизл почувствовала, как рука Джеймса обняла ее за плечи, и она прильнула к нему, ощущая приятное тепло его рук — и ожидая продолжения истории.

Голос Павлы продолжил:

— Помню, как-то вечером я завершала представление: я сидела в своей гримерной и ожидала, что Никки зайдет за мной. Помню, дверь была открытой — и из двери мне был слышен смех и шум голосов. Девушки болтали о какой-то свадьбе, которая вызывала у них большое оживление. В те дни свадьбы вызывали всеобщий ажиотаж. Немногие решались тогда на такой шаг, и вечно были трудности с разрешением, с пропусками и с преодолением канцелярской волокиты. Власти старались не допускать браков в войсках, в особенности если желающие пожениться были подданными разных стран. В особенности это касалось русских, поэтому когда я вначале услышала имя Хэрриет, а затем — Никки, я ушам своим поверить не могла. Или не хотела поверить. Как он мог жениться на Хэрриет, когда он был влюблен в меня? — Она глубоко вздохнула, вспомнив эту сердечную рану. — Но это оказалось правдой! Когда я это осознала, меня охватили отчаяние и злость. — Павла понизила голос. — Я думала, здесь какая-то ошибка. — Голос ее стал совсем почти неслышен, и Лизл затаила дыхание. — Видите ли, Никки уже обещал жениться на мне… и мы даже согласовали с ним дату свадьбы.

Хэрриет Ловелл долго смотрела на Павлу, и ее глаза была затуманены воспоминаниями.

— Я хорошо помню этот день, Павла. Я помню, как ты вбежала в мою квартиру на Хайнештрассе, задав один вопрос: "Правда ли это?" Я помню твое лицо…

— Так ты действительно собиралась за него замуж, Хэрри?

Хэрриет глубоко, тяжко вздохнула, и седая ее голова затряслась от волнения. Она вспоминала годы юности — она вспоминала прошедшее.

— Да. Мы с ним… — Она взглянула на Павлу. — Да, я собиралась выйти за него замуж — ведь я так любила его…

Лизл увидела, как ее правая рука ожесточенно вертит на пальце сапфировое кольцо. Старая леди была в большом эмоциональном напряжении.

— Но так и не вышла, — тихо подсказал Джеймс.

— Нет, не вышла. Видите ли, — голос ее упал, — я же не знала, что Павла любит его так же сильно. Как бы мы ни были с ней близки, мы никогда не говорили о нем, кроме как по-дружески. Я выяснила правду лишь тогда, когда она спросила меня: правда ли то, что мы обручились. Я не могла тогда понять, отчего она так погрустнела: ведь я думала, она будет рада за меня…

Голосок Хэрриет стал совсем неслышен.

Тут вступила Павла:

— Я так и не сказала ей, отчего я была в таком отчаянии. В особенности не могла я этого сказать, потому что видела, как сильно она его любит. По правде говоря, в тот момент я вообще не могла говорить — поэтому я просто ушла. Но Никки сам рассказал ей.

Она повернулась к камину и, поднявшись, встала у него. Она стояла неподвижно, и в луче солнца, загораживающего ее лицо, не видно было его выражения.

— Так что ты не смогла сказать ей? — Лизл встала и подошла, взяв бабушку за руку. — Что ты так и не сказала ей, бабушка?

Две старые леди переглянулись.

Затем Павла взяла Лизл за руку и глубоко вздохнула:

— Я не смогла сказать ей, что у меня будет ребенок. Я была беременна от Никки.

Повисла мертвая тишина, и Лизл сжала руку бабушки в своих руках. Глаза Павлы Эдриан смотрели в глаза Лизл, и ее голос, когда она заговорила, был наполнен нежностью.

— Я носила ребенка от Никки, и когда Хэрриет спустя некоторое время это узнала, она… она покинула нас. Она выхлопотала перевод в другую часть — подальше от меня и Никки.

— Я просто не вынесла бы этого, — прошептала Хэрриет. — Мне нужно было уехать. И как можно дальше.

Хэрриет Ловелл встала и стояла молча, глядя в камин. Лизл переводила взгляд с одной старой леди на другую, искренне переживая за обеих.

— И что случилось с ребенком, 6абушка? — спросила она. — Что случилось с тобой и твоим русским солдатом?

Бабушка долго смотрела в хрупкую спину Хэрриет, прежде чем начала говорить вновь:

— Мы с Никки тайно обвенчались в деревушке неподалеку от Берлина. Нас венчал немецкий пастор. Некоторое время мы были очень счастливы, но когда известие о нашем браке дошло до русского командования, они отослали его в Россию… — Глаза Павлы сделались пустыми. — Мы никогда не увиделись больше, хотя оба прилагали к этому усилия много-много лет.

Она закрыла глаза и стала совсем неподвижна. В памяти она все еще держала прекрасное юное лицо солдата из своей молодости.

Джеймс тихо спросил:

— А он — все еще живет в России, если это вам известно?

Павла покачала головой.

— Он умер двенадцать лет тому назад. Они, по крайней мере, снизошли до того, чтобы сообщить мне это. Я получила письмо — хотя вряд ли это можно назвать письмом. Скорее официальный документ — так, кажется, такие вещи называются. Пришло оно из посольства и извещало меня о смерти Никки. Я помню его очень ясно: этот документ будто выжжен в моем сердце: "Николай Ашков скончался естественной смертью 2 октября сего года, и мы приносим наши соболезнования".

— А ребенок? — мягко спросила Лизл. — Что случилось с ним?

— Ах, ребенок. Та прекрасная девочка, которая у меня родилась, стала твоей матерью, Лизл.

Лизл почувствовала, как у нее прервалось дыхание. Она подозревала некоторые подробности, но теперь некоторое время не в силах была произнести ни звука. Через какие страдания прошла ее бабушка! Бабушка всегда была ее главной опорой в жизни: ее и ее матери, и она до сих пор вспоминала детские годы, когда ждала подарков, присылаемых Бабушкой. Когда ей было наиболее трудно после смерти матери, бабушка всегда была рядом, поддерживала и любила ее. Лизл встала на колени возле бабушки:

— Спасибо, Бабушка, за все, что ты сделала для меня. Твоя жизнь была так нелегка. О, Бабушка, спасибо за все!

— И именно поэтому вы ответили на мое письмо и приехали к нам? — спросил Джеймс. — Вам было известно, что Лизл собирается выйти замуж за племянника Хэрриет Ловелл?

Павла кивнула:

— Я всегда поддерживала связь с Хэрриет, хотя эта связь была несколько односторонняя, по правде говоря. — Она глубоко вздохнула. — И моей идеей было послать сюда Лизл в отпуск. Я думала, что покой и тихое уединенное место излечат ее после той возмутительной чепухи, которую писали в прессе. Я, конечно, не предвидела, что красивый молодой человек — вы, Джеймс, — вознамерится похитить сердце моей внучки. Из тех нескольких писем, которые я получила от вашей тетушки за много лет, я так и не узнала о вашем существовании. Но когда я получила письмо Лизл — то, которое она послала мне перед отъездом во Францию — я поняла, что некий молодой человек значит для нее много больше, чем она признавалась в письме. Я поняла, что она очень опечалена тем, что тетушка его, кажется, задалась целью разрушить их союз — но Лизл никак не могла понять почему. Я-то поняла сразу, — печально произнесла Бабушка, — отчего Хэрриет столь ожесточенно настроена против моей внучки, и решила, что настала пора действовать. А потом пришло и ваше письмо, Джеймс, и я узнала, что вы любите друг друга оба. И вот я здесь — чтобы разрядить обстановку и пресечь вражду.