Именно непреодолимое ощущение неудачи привело его однажды вечером на частную вечеринку, хотя он очень хорошо знал, что там будут играть в карты и что ставки будут высокими. Он решил, что все равно это неизбежно. Если он пропустит эту игру, то все равно придет на следующую или на ту, что будет после нее. У него просто не было силы воли, чтобы изменить свой образ жизни. Или ощущения цели в жизни. Возможно, именно этого ему не хватало. Все потеряло смысл.

Фредди решил, что, по крайней мере, попытается обуздать себя, ограничив свои проигрыши. Как только он потеряет определенную сумму, он пойдет домой. Хотя на самом деле он вообще не мог позволить себе проиграть. С момента своей женитьбы он потерял огромную сумму. Если он не будет очень осторожен, то в ближайшее время опять окажется в лапах кредиторов и будет вынужден просить денег у отца или Клары — хотя смерть для него была предпочтительнее любого из этих вариантов, — либо снова столкнуться с перспективой попасть в долговую тюрьму.

По иронии судьбы, думал он на протяжении всего вечера, он не установил никаких пределов на выигрыш, который мог позволить себе получить, прежде чем уйти домой. Это был один из тех самых волшебных вечеров. Он с самого начала это почувствовал. Все шло как по маслу. Если бы он даже попытался проиграть, то не смог бы этого сделать. По крайней мере, так ему казалось. Он не пил и мог в полной мере наслаждаться своим триумфом.

Он спросил себя, как долго ему следует играть, и усмехнулся про себя, прикинув, что, должно быть, уже отыграл все проигранное после свадьбы. Пока удача не отвернется от него? А это непременно произойдет. Он знал, что легко пришло, то легко и убудет. И все же потребность продолжать после выигрыша была не менее сильной, чем его ощущения при проигрыше. «Еще одну партию», — думал он всегда. Только чтобы проверить, не отвернулась ли от него удача. Если да, то он остановится. А если он проигрывал, то всегда уговаривал себя сыграть еще партию, чтобы посмотреть, не повернулась ли Фортуна к нему лицом. Если ему везло, то он снова играл очередную партию. И тот, и другой путь вели его в бездонную яму или в водоворот, который неумолимо навсегда засасывал его в центр вихря.

В двух используемых для игры комнатах распространились слухи о его необычайном везении. В итоге вокруг его стола собралась молчаливая толпа зевак. Он хотел ликующе рассмеяться, но проявление любых эмоций за карточными столами было дурным тоном. Он сидел, сохраняя внешнее безразличие. Все собрались, чтобы быть свидетелями его удачи.

А затем его за плечо тронул лорд Арчибальд Винни. Это было бесстрастное, легкое и молчаливое касание. И все же послание достигло цели. И с глаз Фредерика словно спала пелена. Эти люди пришли не для того, чтобы стать свидетелями его триумфа. Разве когда-нибудь толпы собирались, чтобы разделить чужое счастье? А вот обратное было верно. Они собрались смотреть не как он выигрывает, а как проигрывает Хэнкок.

Сэр Питер Хэнкок, молодой, красивый, и безрассудный, был на грани потери своего небольшого состояния. Хотя нет, слова «на грани» были лишними. Он уже потерял свое состояние и играл на расписки, рассчитывая на будущий выигрыш. Еще один кандидат в долговую тюрьму. Человек, отец которого два года назад умер, оставив на его попечение мать и трех младших сестер. Груз ответственности оказался слишком тяжелым для его молодых плеч.

Фредерик бросил взгляд на ставку своего противника, посмотрел на свои беспроигрышные карты, поставил на кон все, что выиграл до этого, и услышал еле слышный вздох жалости по отношению к несчастному Хэнкоку. Затем он посмотрел на лежавший на столе более слабый расклад соперника и, поднимаясь, с досадой бросил свои карты в колоду лицом вниз.

— Ваша взяла, Хэнкок, — сказал он с зевком. Зрители ошеломленно наблюдали за ним, а его оппонент смотрел так, будто с его шеи сняли петлю. — Я хочу, голубчик, перед уходом поговорить с вами внизу.

Сэр Питер Хэнкок явно все еще был под впечатлением от своей победы, когда Фредерик привел его в пустую комнату на первом этаже, которую он нашел путем простого поворота ручек ряда закрытых дверей. Это была приемная со стульями, расположенными вдоль стен, и большим свободным пространством в центре.

— Сколько женщин зависит от вас, Хэнкок? — спросил Фредерик. Он не слышал, чтобы какая-либо из его сестер выходила замуж.

— Четыре, — ответил Хэнкок, — мать и три сестры.

— Только вы стоите между ними и нищетой? — продолжал Фредерик.

Хэнкок пожал плечами.

— Вам просто не повезло, Салливан, — сказал он. — Я имею в виду то, что вы поставили на эту игру весь свой выигрыш. А мне вот, напротив, улыбнулась удача.

Едва он успел произнести последнее слово, как уже лежал на полу, глядя в потолок и с трудом осознавая, что отправил его туда удар кулака. Фредерик склонился над ним и, схватив за воротник сюртука, поставил на ноги.

— Вы и я — два сапога пара, Хэнкок, — процедил он сквозь зубы. — Возможно, я поранюсь, превращая ваше лицо в котлету. А может, вы сможете чему-то научиться, разбив костяшки о мою персону. Теперь поднимите свои кулаки, потому что, ей-Богу, когда я дерусь, то ожидаю иметь достойного противника.

Хэнкок, разъяренный нанесенным ему оскорблением, сжал кулаки, и долгие минуты они отчаянно, упорно и почти бесшумно дрались.

В конце концов Хэнкок оказался на полу, в сознании, но запыхавшийся, поникший и побежденный. Когда Фредерик угрожающе навис над ним, все еще сжимая кулаки и ожидая, что противник встанет и снова займет оборонительную позицию, молодой человек поднял руку. Фредерик схватился за нее и помог ему встать на ноги.

— Ловко вы работаете кулаками, — сказал он, поправляя одежду и осторожно касаясь кончиками пальцев разбитой щеки. — Почему я никогда не видел вас у Джексона, Хэнкок?

Сэр Питер рассмеялся.

— Два года назад я обещал своей матери, что никогда не буду участвовать в чем-либо грубом или опасном, — ответил он. — Бедная мама. Она никогда не знала, какие обещания брать, и всегда больше думала о моей безопасности, чем о своей собственной. Вам повезло, Салливан. Если бы я тренировался, у вас бы посыпались искры из глаз и именно вы бы сейчас валялись на полу. Так что за расклад вы бросили, кстати?

— Ничто особенного, — ответил Фредерик. — Я всего лишь блефовал в надежде, что вы блефовали еще более опрометчиво. Нам с вами по пути?

Сэр Питер кивнул, поправил одежду и покинул дом вместе с Фредериком.

— Я называю это своим внутренним дьяволом, — сказал он. — К счастью, до сегодняшнего вечера он никогда не сталкивался с противником с таким невероятным везением. Интересно, как долго продолжалась бы полоса удачи?

— Все закончилось довольно впечатляющим зрелищем, — ответил Фредерик. — И было очень приятно, пока все это длилось. Внутренний дьявол? Что ж, подходящее описание. Возможно, единственно правильный выход состоит в том, чтобы заменить его ангелом.

— Внутренний ангел, — со смехом повторил Хэнкок. — Полагаю, дело в женщине?

Вот только он отверг своего ангела, думал Фредерик, походя причинив ей боль и незаслуженно обидев. И у него даже не хватило порядочности или вежливости, чтобы встретиться с нею лицом к лицу или принести свои извинения. Или попробовать освободить ее. Ангелы должны летать на свободе.

* * *

Гарриет поехала кататься верхом. Клара сидела перед камином в своей гостиной, не читая и не вышивая. Было время послеполуденного сна, однако, она не испытывала желания звонить в колокольчик, чтобы ее отнесли в кровать. Она сидела и с мечтательным выражением всматривалась в огонь, положив одну руку на живот, как часто бывало в эти дни.

Сегодня она интенсивно позанималась с Робином, эти занятия повторялись каждый день. Она чувствовала, что ее ноги становятся крепче и здоровее. Но это было обманчивое ощущение. Этим утром он во второй раз поставил ее на ноги, но так крепко держал, что фактически принял на себя весь ее вес. Он предостерег ее, чтобы она еще некоторое время не пыталась вставать одна. Вероятно, еще где-то в течение одной-двух недель. Он не хотел, чтобы ее неудачные попытки лишили ее уверенности в себе.

Однако это удивительное ощущение невозможно было описать. Она стояла, ощущая пол под стопами, лодыжки, поддерживающие верхнюю часть ног и колени, и то, как ноги в целом держат ее тело. Она чувствовала себя замечательно, даже зная, что они все еще были очень слабы.

— Я хочу танцевать в Рождество, Робин, — сказала она ему. — Ты потанцуешь со мной?

— Горский флинг, миссис Салливан? — ответил он. — Это единственный танец, который я знаю.

Они вместе рассмеялись. Робину не очень-то давались смех и шутки. Но Клара подозревала, что возможность учить ее ходить и наблюдать за ее пусть минимальными, но достижениями, по крайней мере, тоже давали Робину ощущение успеха. Отказ от мечты всей его жизни — карьеры боксера-профессионала — очевидно, нелегко ему давался. Несомненно, он с нетерпением ждал, когда сможет оставить свои занятия с ней. Они в лучшем случае были для него скучными.

Клара улыбнулась, глядя в огонь. Она не будет жадничать. Было бы замечательно хотя бы ходить. Иметь возможность перемещаться из одной комнаты в другую без необходимости просить о помощи. Быть в состоянии выйти на террасу и дойти до беседки. Ах, эта беседка.

И быть в состоянии проехать верхом через весь парк. Но она не будет жадной.

Она и не знала, что уснула. Однако у нее внезапно появилось чувство, что она не одна. Она медленно повернула голову и увидела, что дверь в комнату открыта и что муж стоит в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку. Теперь она уже не была уверена, что проснулась. Он пришел к ней бесшумно, как часто приходил в ее мечтах. Клара пошевелила пальцами и обнаружила, что все еще прижимает руки к животу. Она медленно улыбнулась.