«Если я сейчас так мучаюсь, — думала она, строго себя одергивая, — так что же я буду чувствовать, если выйду за него замуж, а он оставит меня для другой женщины?»

Мысль эта была нестерпимой, и, нежась в душистой воде ванны, она попыталась обрести спокойствие, равнодушие, высокомерие.

Затем она надела еще одно из красивых платьев, которые выбрала с Ингрид у Лаферье.

В нем она казалась полураспустившейся розой.

Однако легкие штрихи бархата на серебре шифона придавали ему интригующую изысканность.

Нет, оно явно не предназначалось для девушки, только начинающей выезжать в свет!

Естественно, у нее не было драгоценностей, какие носят замужние женщины, и Ингрид одолжила ей брильянтовое колье с подвеской — большой идеальной формы грушевидной жемчужиной.

К нему были серьги и браслеты, чтобы надеть поверх длинных перчаток, того же цвета, что и ее платье.

— Ты обворожительна, как никогда! — воскликнула Ингрид, увидев ее.

Лоретта зашла к ней в спальню попрощаться до утра, так как Ингрид должна была обедать с маркизом в гораздо более поздний час и пока отдыхала в шезлонге в элегантнейшем неглиже из зеленого газа.

— Проведи приятно время, любовь моя, — сказала Ингрид, — но помни: не теряй ни головы, ни сердца. Если речь идет о Фабиане, их не вернуть.

— Буду помнить, — ответила Лоретта с некоторой неуверенностью.

Затворяя за собой дверь, она не видела, с какой тревогой ее кузина посмотрела ей вслед.

Перекинув через руку бархатную пелерину, Лоретта медленно спускалась по ступенькам, и в тот момент, когда она сошла в вестибюль, к ней торопливо подошел лакей, дежуривший у парадной двери, и сказал:

— Господин, который вас ждет, мадам, просит, чтобы вы не мешкали, так как его лошадям не стоится.

Лоретта не обратила внимания на некоторую странность этого поручения — ведь лошади Фабиана были великолепно вымуштрованы.

Она почти сбежала с крыльца к карете, и грум тотчас распахнул перед ней дверцу.

И вот тут она удивилась, что Фабиан не встретил ее снаружи.

А когда она опустилась на сиденье, то увидела, что в карете никого нет.

Дверца тотчас захлопнулась, лошади рванулись вперед рысью, и Лоретта, было привставшая, снова села, чтобы ее не швырнуло на пол.

Карета мчалась по Елисейским полям с совершенно излишней быстротой, и Лоретта подумала, что произошла какая-то ошибка.

Она хотела окликнуть кучера или грума, но оба окошка были плотно закрыты.

Может быть, маркиз придумал новый способ заинтриговать ее? Или это все-таки ошибка?

И тут у нее мелькнуло страшное подозрение, настолько страшное, что она побоялась облечь его в слова.

Лоретта наклонилась, опять попыталась открыть сначала одно окно, потом другое, но они не поддавались, а карета неслась так быстро, что открыть дверцу она побоялась.

— Что… происходит? Что… это? — спрашивала она себя.

И пока она пыталась сообразить, что должна будет сделать, если оправдаются ее худшие подозрения, бульвар остался позади.

Тут дома отстояли далеко друг от друга, и Лоретта поняла, что они едут вдоль Булонского леса.

Затем лошади свернули в ворота, по сторонам замелькали клумбы и деревья. Карета остановилась перед портиком большого дома.

«Да, конечно, произошла ошибка! — с облегчением сказала себе Лоретта. — Кучер должен был заехать за какой-то дамой и, вероятно, ошибся домом. Я сама виновата. Мне следовало быть осмотрительнее и сообразить, что маркиз непременно вошел бы хотя бы в вестибюль».

Лакей распахнул дверцу, и она спросила по-французски:

— Чей это дом?

— Мадам, месье ожидает вас там, — ответил лакей.

— Но как его зовут? — настойчиво спросила Лоретта.

— Он ждет, мадам, и просит вас подняться к нему.

Сделать ничего было нельзя, а продолжать этот разговор не имело смысла, поэтому Лоретта сказала, выходя из кареты:

— Прикажите кучеру подождать. Произошла ошибка, и ваш хозяин распорядится, чтобы меня отвезли обратно.

При этих словах она вошла в вестибюль, где другой лакей уже ждал, чтобы проводить ее по широкой лестнице в парадную гостиную, как она подумала.

Дом выглядел великолепно обставленным и дышал роскошью.

Лоретта уже не сомневалась, что действительно произошла ошибка и сейчас она окажется в обществе совершенно незнакомых людей.

«Надо настоять, чтобы меня тотчас отвезли домой, — решила Лоретта. — Ведь маркиз должен вот-вот приехать и будет недоумевать, что со мной случилось».

На верхней площадке лестницы она увидела часы и сказала себе, что была очень глупа, поверив, будто это мог быть маркиз.

Накануне он заехал за ней в точно назначенное время, а сейчас стрелки показывали всего две минуты девятого.

А сюда она ехала от Елисейских полей по меньшей мере десять минут.

Еще один лакей открыл высокую дверь и молча впустил ее.

Она сделала шаг-другой и остановилась как вкопанная.

В большой комнате ее ждало не целое общество незнакомых людей, а всего один человек — граф де Марэ.

Выглядел он как-то странно.

Лоретта только через две-три секунды поняла, что на нем надет не фрак, а стеганый парчовый халат.

Иногда после охоты ее отец облачался в халат, но далеко не такой пышный.

Лоретта смотрела на графа широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать, как выразить свое граничащее с ужасом возмущение, что ее обманом привезли к нему.

И тут она заметила, что находится вовсе не в гостиной, но в спальне!

У стены стояла широкая, напоминающая софу кровать с занавесями, а позади графа — большое трюмо, отражавшее и его спину, и кровать.

Лампы под розовыми абажурами придавали комнате оттенок сладострастия. К Лоретте вернулся голос.

— Как вы посмели… привезти меня сюда подобным образом! — начала она.

Тут она услышала, что дверь позади нее захлопнулась, а граф шагнул к ней со словами:

— Вы приехали! Как я жаждал этого, моя прекрасная дама! И теперь вы уже не сможете отказаться пообедать со мной.

— Как я говорила вам утром, месье, я уже приняла другое приглашение, — сказала Лоретта, — и поражена вашим неслыханным поведением!

Он был уже совсем рядом. Она испуганно попятилась к двери и попыталась повернуть ручку.

Дверь была заперта!

А когда она снова взглянула на графа, то увидела, что он посмеивается.

— Спасения нет, моя прелесть! — сказал он. — С тех пор как мы сидели рядом за обеденным столом, вы противились мне самым обворожительным образом, и если вы будете и дальше сопротивляться, поверьте, тем мне будет приятнее и волнующе.

— Заманив меня сюда хитростью, вы же знали… что я буду… сопротивляться, ведь так? — сказала Лоретта.

— Я хочу тебя! — произнес граф низким вкрадчивым голосом, который совсем перепугал Лоретту.

Она беспомощно уставилась на него. Затем, словно бы поняв, что, пожалуй, ее негодующий тон был ошибкой, она сказала:

— Прошу вас… будем вести себя, как… цивилизованные люди. Вы знаете, я здесь… не по своему желанию… и могу только… умолять вас… как благородного человека… отпустить меня.

— И как разочарованы вы были бы, если бы я поступил так! — ответил граф. — Однако, как вы сказали, мы будем вести себя цивилизованно и начнем с бокала шампанского. Торопиться некуда, у нас впереди вся ночь.

Сказал он это таким голосом, что Лоретта чуть не закричала от ужаса.

Но затем с гордостью и самообладанием, какого она в себе не подозревала, ей удалось выговорить:

— Да, я выпила бы шампанского. Но вы не можете не понимать, как я потрясена… подобным… похищением.

— Но я же говорил вам, что всегда добиваюсь своего, — ответил граф. — Ну а теперь, прошу вас, садитесь. Я хочу смотреть на вас и заверить, на случай если вы сомневаетесь в моих словах, что я еще никогда не видел такой совершенной красавицы и притом столь бесконечно и абсолютно желанной.

Он сделал знак Лоретте последовать за ним к кушетке, за которой находился плотно занавешенный эркер, а рядом стоял столик.

На столике Лоретта увидела бутылку с шампанским в большом золотом ведерке со льдом на золотом подносе, а рядом — всякие графины и бутылки.

Она села, чувствуя, что вот-вот не выдержит, кинется к двери, будет бить по ней кулаками и кричать, чтобы ее выпустили.

Но она не сомневалась, что слуги графа ее не услышат.

Ее пробрала холодная дрожь при мысли, что дверь эту запер за ней лакей, как ему приказал граф.

А тот сел, и она заметила, что под халатом на нем были брюки от фрачной пары и тонкая батистовая рубашка.

И вместо положенного накрахмаленного стоячего воротничка — мягкий галстук, снять который, поняла она, так просто!

От этой мысли ей стало почти дурно, и она старательно отвела взгляд от кровати напротив, уже успев заметить шелковые, отороченные кружевом простыни и пухлые подушки, украшенные монограммами графа.

Он же наливал шампанское в бокалы со словами:

— Золотистое вино, так гармонирующее с золотом ваших волос! И возьмите канапе с паштетом, за которым я специально посылал в Страсбург, или, если предпочитаете, то с икрой.

Борясь с дурнотой, Лоретта отпила шампанского, а граф продолжал:

— Потом мы поужинаем в соседней комнате, но сначала, моя прекрасная дама, я намерен научить вас тому, на что не способен ни один англичанин — той страсти, тайны которой были известны древним египтянам и индусам, а они славятся как искуснейшие любовники!

Он говорил так, будто каждое слово дарило ему наслаждение, возбуждало его непонятно и отвратительно.

При этом, почувствовала Лоретта, он словно бы раздевал ее мысленно. И невольно она отпрянула от него.

Он усмехнулся.

— Еще немного, — сказал он, — и я сделаю тебя моей. И тогда, моя обворожительная неразбуженная англичаночка, ты станешь более женственной, более умудренной и, как ни кажется это невозможным, даже более желанной, чем в эту минуту.