Однако Лоретта обнаружила, что ей трудно думать о чем-либо, кроме человека, сидящего напротив, и не замечать, что он не спускает глаз с ее лица.

— Полагаю, — сказал он, когда завтрак подошел к концу, — что у вас должны быть какие-нибудь несовершенства, как у всех людей, но пока мне не удается их обнаружить.

Лоретта засмеялась:

— Пожалуйста, не ищите слишком усердно. Я очень хорошо сознаю свои недостатки.

— Но где же они? — сказал Фабиан, словно размышляя вслух. — Я нахожу вас настолько безупречной — ив том, как вы выглядите, и в том, как вы говорите, и в ваших мыслях, — что не могу представить себе, чтобы самый придирчивый критик нашел бы, в чем вас упрекнуть.

— Вы не знакомы с моими родственниками, — ответила Лоретта. — Уверяю вас, они весьма взыскательны ко всем, и я не составляю исключения.

Она говорила шутливо, но, взглянув на Фабиана, обнаружила, что его выражение очень серьезно.

— Вы говорите о своих родственниках, но не о своем муже. Расскажите мне о нем.

Просьба была такой неожиданной, что Лоретта смешалась и, хотя попыталась скрыть это, не могла вымолвить ни слова, а щеки ее залил румянец.

— Видимо, он очень странный человек, если позволил такой редкой красавице, как его жена, уехать в Париж одной, — продолжал Фабиан. — А также разрешил ей остановиться у Ингрид в ее двусмысленном положении, и в довершение позволяет вам знакомиться с мужчинами вроде меня, когда только каменные истуканы не будут говорить вам о любви.

— Я не могу… обсуждать это, — кое-как наконец выговорила Лоретта.

— Почему? Только не говорите, будто из любви к нему, ведь я знаю, моя прекрасная малютка Лора, что вам ничего — или почти ничего — неизвестно о любви, да и о мужчинах тоже, раз уж на то пошло.

— Не понимаю, почему вы… полагаете, что я такая… невежественная, — ответила Лоретта, чувствуя, что ей каким-то образом следует вступиться за себя.

Фабиан засмеялся очень нежно.

— Вы так молоды и так не испорчены, — сказал он. — Я забыл, что в мире есть женщины вроде вас, и тем не менее вы, как ни невероятно это звучит, вы замужем!

— Да, я замужем, — твердо сказала Лоретта. — И, как я уже предупреждала вас, месье, вы не должны говорить со мной таким образом.

— Но как я могу удержаться? — спросил Фабиан. — И как вы можете помешать тому, что чувствуете ко мне?

Лоретта хотела было сказать, что ничего к нему не чувствует, а просто видит в нем интересного знакомого.

Но тут она снова взглянула на него, и вновь ее глаза оказались в плену его взгляда. У нее не хватило сил их отвести.

— Мое сокровище, вы открыты душой, — сказал он негромко. — Я знаю о вас все и еще знаю, что волную вас. Пусть вы это отрицаете, но ваше сердечко бьется немного чаще, потому что мы здесь вдвоем, и ваши губы, на которых я еще не запечатлел поцелуя, ждут моих.

Его слова заставили Лоретту окаменеть.

С огромным усилием (ей даже почудилось, что она себя ударила) она сказала:

— По-моему… мне пора… вернуться домой.

— Я отвезу вас туда, — ответил Фабиан, — а вечером мы продолжим этот разговор с того места, где остановились.

Лоретта хотела сказать, что не будет его слушать, но она знала, что это ложь.

Ей хотелось, чтобы он говорил и говорил с ней этим особым голосом, от которого по всему ее телу словно пробегали солнечные лучи.

Она сознавала, хотя и пыталась отгонять эти мысли, что от его слов и звучащей в них искренности ее охватывает сладкая дрожь.

«Да, он флейтист из сказки, как сказала мне Ингрид, — думала она, — и подобно всем другим глупеньким женщинам я бегу за ним навстречу гибели!»

Она пошла впереди него через лужайку туда, где стоял его экипаж в тени деревьев.

Когда маркиз подсадил ее, она снова подумала, ощутив трепет от прикосновения его руки, что ей надо скорее уехать из Парижа.

«Не делай глупостей!» — сердито приказала она себе.

Тут он сел рядом с ней, взял вожжи, и ей почудилось, что это Аполлон правит лошадьми, запряженными в небесную колесницу.

Никто не мог бы выглядеть столь неотразимым, столь лучезарно-обаятельным, и тем не менее он был достоин презрения, как ее предостерегали.

Фабиан поехал по лесу кружным путем. Он хотел, чтобы Лоретта насладилась красотой деревьев и цветов, улыбнулась мальчуганам, игравшим на поляне в мяч.

Но через несколько минут они уже оказались на широком, обсаженном каштанами бульваре.

По тротуарам неторопливо двигались пешеходы, за столиками сидели люди с неизменными чашками кофе в руке.

Фабиан остановил лошадей перед домом Хью.

Когда грум подбежал взять лошадей под уздцы, маркиз спрыгнул на мостовую, помог ей сойти, говоря:

— Au revoir, моя прекрасная маленькая богиня, до вечера.

Лоретта остановилась у нижней ступеньки крыльца.

— Если я… поеду, — произнесла она с усилием, — вы не должны… говорить мне… подобные вещи.

— По почему?

— Потому что это… дурно, — начала она.

— Нет ничего дурного, — сказал Фабиан тихо, — в том, что я чувствую к вам и что вы чувствуете ко мне. Мы можем говорить об этом, пока звезды не осыпятся с небес, но свои сердца мы изменить не в силах, а отрекаться от любви, как вам известно, это кощунство.

И вновь он говорил с глубокой серьезностью.

А когда он взял ее руку, Лоретта вновь всем своим существом ощутила, как его магнетизм устремляется к ней, подчиняет своей власти.

Так ничего и не сказав, Лоретта поднялась по ступенькам.

— Так до восьми часов! — С этими словами маркиз сел в свой экипаж.

Ингрид ждала ее в вестибюле.

Она поцеловала Лоретту, восклицая:

— Меня удивило, любовь моя, когда Хью рассказал, что ты завтракаешь с Фабианом, и даже еще больше, что граф позволил себе подобное!

— Омерзительный человек! — воскликнула Лоретта.

— Согласна. И все же он имеет большой вес в финансовом мире, а я хочу, чтобы Хью был в хороших отношениях с «королями финансов», так же как с политиками, которые правят нами.

— Я понимаю, — тихо ответила Лоретта, — но мне так трудно быть… вежливой с графом, когда он ведет себя так… неслыханно.

— Он воображает, что каждая женщина влюблена в него, а не в его деньги, — сказала Ингрид.

— А почему он так ненавидит маркиза? Ингрид рассмеялась:

— И ты спрашиваешь? Потому что они уже не раз сталкивались, ухаживая за той или иной новой красавицей, и всякий раз победа оставалась за Фабианом.

— Я не хочу больше видеть графа! — твердо заявила Лоретта.

— Я постараюсь, — ответила Ингрид, — но это будет нелегко.

Лоретта сняла шляпку со словами:

— Я тебе в тягость, Ингрид? Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Ну что ты! — воскликнула Ингрид. — Я в восторге, что ты здесь, и ты просто не можешь себе представить, как для меня важно, что в своих затруднениях ты обратилась ко мне!

Ее голос стал низким от волнения, когда она добавила:

— Могу только уповать, что сумею тебе помочь. Если мне это не удастся, то не по моей вине.

Лоретта нервно прошлась по комнате и остановилась у окна со словами:

— Ты мне уже помогла!

— Если бы я была в этом уверена! — проговорила Ингрид у нее за спиной. — Возможно, я ошибаюсь, но у меня такое чувство, что ты находишь Фабиана гораздо более привлекательным, чем ожидала.

Это была правда, и Лоретта сумела только кивнуть, а Ингрид сказала:

— Как ни странно, несмотря на репутацию Фабиана, несмотря на его успех у женщин, мужчины, как правило, за исключением графа, относятся к нему с симпатией и доверием. Хью его вернейший друг.

Лоретта прекрасно поняла, как много значат такие слова в устах Ингрид.

Когда ее отец отзывался о ком-либо неодобрительно или с презрением, он никогда не ошибался, и человек этот оказывался во всех отношениях нежелательным.

И то, как Ингрид отозвалась о дружбе Хью с тем, против кого она с такой настойчивостью ее предостерегала, внесло еще больше смятения в чувства и мысли Лоретты…

Чтобы переменить тему, она сказала:

— У нас есть днем какие-нибудь дела?

— Можно поехать по магазинам, если хочешь, — ответила ее кузина. — Конечно, в Париже есть еще масса достопримечательностей, которых ты не видела, но это я оставлю на Фабиана.

— Когда он привез меня сюда после завтрака, я надеялась, что он пригласит меня совершить прогулку по городу.

— Вероятно, — объяснила Ингрид, — он сегодня играет в поло и не хотел подвести свою команду.

— В поло? — переспросила Лоретта.

— Я думала, ты знаешь, — ответила Ингрид, — почему Фабиан меньше интересуется скаковыми лошадьми, чем его отец. Он ведь выдающийся игрок в поло. Собственно говоря, он член команды, представляющей Париж.

— Я ни малейшего понятия об этом не имела, — ответила Лоретта. — Конечно, я заметила, какие у него чудесные лошади, но он никогда не приезжал в Англию на скачки, и я решила, что они интересуют его только, как средство передвижения.

Ингрид засмеялась.

— Скажи ты это Фабиану, он бы упал в обморок! У него есть собственные лошади, ничуть не уступающие отцовским, а его конюшня в Нормандии слывет лучшей в стране. И у него есть скаковые лошади, только в отличие от дюка он на них не помешан.

— Теперь я понимаю, почему папа с ним не знаком, — заметила Лоретта. — Это казалось мне загадочным.

— Ты еще многое в Фабиане найдешь загадочным, — ответила Ингрид. — Очень жаль, что в мужья он не годится, хотя во всех других отношениях безупречен.

Они заговорила о другом, но мысли Лоретты все время возвращались к маркизу.

Притворяться перед собой не имело смысла, и, поднявшись в спальню переодеться к обеду, она почувствовала, как сильно хочет быть с ним, слушать его.

Да, когда он говорил о их чувствах друг к другу, она смущалась.

Но в ней пробуждались ощущения, о которых она старалась не думать, в которых не осмеливалась признаться себе.