– Тебя будут искать, Гелия.

– Ты можешь спасти ее, купец?

– Я только что уговаривал ее. Надо было уехать раньше. Пора спешить. Дориец и меня не пощадит.

– А что царь? – спросила Гелия. – Где он?

– Он сейчас в саду. Умирает. Все словно про него забыли. Царица делает вид, будто его и не было на земле. Однако, разрешила воинам похоронить его, видно, боясь лишнего шума, а может и бунта.

– Он еще жив?

– Он истекает кровью, ему осталось недолго.

– Мы едем, Гелия? – спросил купец.

– Я хочу его видеть.

– Гелия!

– Жрец, побудь здесь с девочкой, а я схожу в Кносс.

Купец покачал головой.

– Я пойду с тобой, хоть это безумье.

У входа стояли два воина, но в саду никого не было. Шум толпы слышался где-то вдалеке. А здесь цвели цветы. Был благоуханный воздух. Царь лежал на траве. Она наклонилась над ним, и он открыл глаза.

– Это ты? А я ведь знал, что ты придешь. Ты знаешь, я был бы рад, если бы жена моя сделала это из-за тебя. Не правда ль, купец, то было б красиво.

– Что ты, царь, говоришь?

– А тебя она еще пока пощадила? Ты великую, Гелия, знаешь силу. Я тогда еще в юности хотел поймать то, что было в тебе, – и он вдруг улыбнулся. – И моя жена признала, что твое слово топора сильнее? Может, твой взгляд спасет и меня от смерти? Ты будешь меня помнить? По законам войны целовал я многих женщин. Но первый мой поцелуй ты будешь помнить… и последний.

Она наклонилась и поцеловала его в горячечные губы. Он глубоко вздохнул.

– Может быть все было бы по-другому, если бы ты не спряталась тогда от меня в извивах дворца.

– О чем ты, царь? – Но он холодеющей рукой нашел ее руку и слабое пожатие этой когда-то сильной руки отозвалось в ее сердце болью. Он спросил:

– Скажи, тебе нравятся те цветы, что нарисовали сейчас во дворце на стенах?

– Да, они как те, что тогда собирала Игрунья. – Он улыбнулся.

– Ты будешь обо мне помнить. В этом все дело. Уходи, спасайся. Но помни. – И он закрыл глаза. Царь умер.


На черной земле лежал царь, имени которого не сохранит история. Воины любили его и похоронили тайно.


Купец ушел к кораблю. Жрец с Гелией и ее дочкой ждали его на берегу. Но он подбежал к ним с отчаяньем в глазах.

– Корабля моего нет. Я спрятал его за скалою. Как они его нашли, не знаю. Вдали я видел отряд стражников, боюсь, это за нами. Слышите бряцанье мечей.

– Все было напрасно, купец. Нельзя отвратить свой фатум, – обняв дочь, сказала Гелия, – Странно, я никогда не хотела так жить после гибели мира, как сейчас.

И в этот миг из-за скалы выплыл корабль. Купец вдруг стремительно, подхватив на руки девочку, кинулся к морю, вошел в воду.

От корабля отделилась лодка.

– Кто это?

– Скорее, Гелия. – Человек в лодке протянул ей руки. Через минуту они уже стояли на корабле. Сзади были горы Крита, а впереди море.

– Ты не узнаешь меня, принцесса?

– Ты так внезапно тогда уехал.

– Так же, как внезапно и кстати сейчас появился, – заметил купец.

– Я рад тебе, купец. У меня для тебя есть хорошая новость, корабли, что ты отослал раньше с товаром, уже прибыли в Тиринф.

Гелия низко поклонилась.

– Спасибо, Нестор. Не зря люди считают тебя мудрецом. Ты еще и чудный спаситель.

– Не той благодарности я жду от тебя, принцесса. Ты плохо меня помнишь.

– Речи твои были всегда мудры, веселы и красивы. Я помню.

– Я думал о тебе. Я переплыл море. И я услышал, что ты в беде и я тебе нужен. И вот я здесь.

– Что ты хочешь?

А он смотрел на нее. Третий раз в жизни видела она такой взгляд. И она подошла, обняла Нестора за шею и поцеловала. И тут же в ее больших глазах показалось удивление.

– Я помню эти губы. Откуда?

– Я рад, что это ты не забыла. Ты помнишь священный брак и ложе бога в священной роще?

Она опустила глаза и улыбнулась. Никто не знал, снизойдет ли бог к ней, принцессе. Но ложе вправду священно – цветы так благоухали, что все случилось, как во сне.

– Сколько ночей была ты там?

– Три, как и положено. И каждую ночь голос и поцелуй (как сквозь сон) казались иными и все чудесней, – и пораженная мыслью она взглянула на него в упор. – Так потому ты тогда так внезапно уехал. Ты осмелился. Так это был ты? Ты, а не бог.

– Я не знаю. Цветы и вправду так благоухали, как во сне. И я не помню, сколько времени был я там, все ли священные ночи или одну. Но в одной ночи я уверен. Ты сказала имя свое и обещала помнить.

Гелия опустила глаза и покраснела, как юная девушка.

– Ты, мудрец, совершил такое святотатство.

– И о том не жалею. Это самое мудрое в моей жизни. Я любил и гнева богов не боялся. Теперь я жрец и не юн, и все равно о том не жалею.

– Жрец какого бога?

– Того, что вдохновляет песни. Ты обнимешь меня, светлая жрица?

– Я не жрица.

– Я знаю о твоем светлом даре. Ты обнимешь меня, Гелия?

И прижавшись к его груди, она прошептала:

– Мне грустно, друг мой. Может быть, я не должна была уезжать с Крита.

– Но тебя позвали моя любовь и ветер.

– Ты и ветер?

– Мама, смотри, – девочка перебегала с места на место, хватаясь за борт, – какие смешные. И как ныряют. Они еще лучше, чем те, что нарисованы на стенах во дворце. Какие хорошие.

– Дельфины твоей родины тебя провожают, – сказал купец.

– Скорее указывают путь. Эй, корабельщик, это посланцы самого бога, следи за ними. Смотри, Гелия, они сопровождают наш корабль. Мы поплывем вслед за ними.

– Куда?

– Куда поведут дельфины.

– Пять минут подумай над черным прахом и плыви вперед, слышишь, вперед, – радостно говорил купец, глядя на исчезающие вдали горы Крита.

Они направлялись к родине купца и мудреца, к той земле, что потом назовут Элладой. Мимо химер и чудищ они плыли вперед.

И когда показалась земля, купец долго смотрел на берег, а потом обернулся к мудрецу и Гелии.

– Ты давно не был дома купец, – Сказал Нестор. – Мы покажем наш край, города и крепости Гелии, и она сама решит, где всем нам лучше жить.

Купец задумчиво покачал головой.

– Мы покажем Гелии нашу землю, а потом я уеду.

Мудрец удивленно взглянул на купца. Но Гелия кивнула.

– Я поняла.

Сначала они приехали в крепкостенный Тиринф, а потом в Микены. Там на посаде Гелия встретила ремесленников с Крита.

И однажды Нестор спросил ее:

– Что ты скажешь? Ты хочешь остаться в Микенах или Тиринфе? Здесь теперь живут многие ваши мастера. Ты ведь подолгу у них бываешь.

– Слишком высокие стены. Ты помнишь, купец, умирающего царя? Твои предки лежат здесь, осыпанные золотом, а ты, царь, на чужбине. Эти огромные стены, крепости, забравшиеся в горы, ни от чего не спасут. Жить за стеной, задыхаясь от блеска злата…

– Ну что ж, – сказал Нестор, – я так и думал.

– А к ремесленникам я ходила вот за этим, – и она вынула из ларца две геммы и одну из них протянула купцу.

– Это тебе. Мой подарок, – купец глядел с восхищением на чудный камень, на изображения на нем.

– Ты видишь, что там написано?

– На одной стороне, вот здесь: «Ты слышишь меня, друг мой?», а на другой, древними письменами, – купец замолчал, не отрывая глаз от геммы, потом протянул ее Нестору.

Гелия улыбнулась.

– То слово, в котором сущность всех светлых богов, красоты и бессмертия.

– И любовь?

– И любовь.

Мудрец как завороженный смотрел на талисман.

– Да, трудно его перевести на наш язык. По-критски оно многозначно.

– Их две, одинаковых. Вторую гемму я принесу в дар той земле и тому богу, где мы будем теперь заново жить. Но где это будет?

– Отправляемся дальше в путь? – спросил мудрец.

И когда они вновь вышли в море, Нестор вдруг радостно воскликнул:

– Они снова у корабля, дельфины! – он внимательно посмотрел на дальние горы. – Я, кажется, знаю, куда они плывут. Это место никому не известно, лишь пастухи иногда туда забредают. Тебе там понравится, Гелия. Там хорошо. Хочется прижаться щекой к скале, почувствовать воздух и еще что-то.

Так и оказалось, когда они сошли на берег и поднялись в горы.

Вдали большое зеленое ущелье, за ним на той стороне синеют горы. А здесь теплые скалы дышали. Горячий воздух. Но источник был прохладен. Гелия принесла ему в дар вторую гемму. Прижалась щекой к камням и услышала пастушью песню.

– Как имя этому месту?

– У него еще нет имени.

Тихо и жарко. И ветер шумит.


– Вот, наконец, мы в Дельфах все вместе, и заметьте, у омфала, пупа земли. А раньше все время это не получалось, кто-то не мог поехать, то я один ходил по Криту, то Глеб в Египте залезает в одиночку на пирамиду Джосера.

– Причем, обратите внимание, ночью. Мы идем обедать? Что будем есть? Вы опять хотите долму, эти голубцы из листьев винограда, или может быть, лучше попробуем осьминога? Изольда и Аня, вам здесь нравится? Вы ведь в первый раз с нами поехали.

– Но, надеюсь, не в последний. Что бы мы без них делали, Глеб. Вы заметили, как они подготовились, и Фаулза перечитали, и Генри Миллера.

– И древнегреческих авторов, между прочим, тоже, кстати, ведь по гомеровскому гимну основали Дельфы критяне, когда их корабль привел сюда Аполлон в образе дельфина. Почему ты об этом не рассказывал?

– А я-то думал, вы не обратите внимания. Я приберегал это на конец.

– А мне нравятся изречения семи мудрецов, я так и слышу их у каждого камня.

– Между прочим, и у Фаулза, и у Миллера, все правда, здесь, в Дельфах, и свет чувствуется, и «исихия» – тишина. И еще что-то.

– Может быть тут такая атмосфера. Люди веками искали истину.

– Между прочим, и у Фаулза, и у Миллера, все правда, здесь, в Дельфах, и свет чувствуется, и «исихия» – тишина. И еще что-то.

– Может быть тут такая атмосфера. Люди веками искали истину.

– Да, но еще какое-то чувство странное. Как будто все тебе очень близко.