«Мама, папа, это Дженнифер, девушка, о которой я рассказывал».

Челюсть Дженни практически шлепнулась на новые замшевые ретро-кроссовки от Стива Маддена, когда она увидела мистера и миссис Беренсон. На них были одинаковые серые спортивные костюмы, они ели попкорн, закинув ноги на столик из ротанга, и смотрели телевизор в своей маленькой темной гостиной. Миссис Бренсон была крошечной, с короткими белыми волосами и яркими голубыми глазами, окруженными маленькими морщинками. Мистеру Бренсону было по крайней мере восемьдесят, у него были длинные седые волосы, костлявые конечности и загорелое жесткое лицо. Они оба были такими худыми, что казалось, они сидят на диете из попкорна и воды.

«Очень приятно… познакомиться», — заикнулась Дженни. Она сделала шаг вперед, чтобы пожать им руки.

«О, ну разве ты не куколка», — объявила миссис Бренсон.

«Мы тут смотрим старую серию про Джеймса Бонда», — сказал мистер Бренсон. — «Садись и посмотри с нами, если хочешь». Он с хрипом подвинулся, освобождая место на бордовом велюровом диване для нее. Дженни понятия не имела, как он может вообще кататься на велосипеде. Казалось, он упадет замертво, едва сев на него.

«Ничего». — Лео взял Дженни за локоть. — «Идем, я покажу мою комнату».

Дженни закусила губу, следуя за ним в соседнюю комнату. Она корила себя за чувство разочарования. Почему ее волнует, что Лео — не принц, живущий в эксклюзивном здании с дворецким на Парк-авеню?

Потому что у парня должно быть что-то еще, кроме приятного нрава и кривоватых зубов!

Комната Лео была еще более угнетающей, чем остальная квартира. Лишь односпальная кровать, приставленная к стенке, с каким-то синтетическим желто-зеленым покрывалом в клеточку, создающим впечатление мотеля 1979 года, белые стены, грязный коричневый ковер и обшарпанный деревянный стол с огромным Маком. Компьютер был явно самой новой, самой дорогой вещью у Бренсонов.

Дженни присела на край кровати и резко чихнула. У нее была аллергия на всю эту ситуацию.

А у кого не было бы?

Лео уселся на свой твердый деревянный стул и клацал мышкой, пока компьютер не проснулся. «Этим я занимаюсь, когда не в школе и не с тобой».

«О?» — Дженни предположила, что он покажет ей какой-нибудь ненормальный чат, куда он заходит, прикидываясь кем-то другим.

«Иди сюда, я покажу».

Она с неохотой встала и подошла, ожидая увидеть гору разъяренных писем. Вместо этого там была картина, точная копия «Дня рождения» Марка Шагала, с маленькими завитушками, которые придумал сам Лео.

«Это ты нарисовал?»— спросила Дженни, обретя дар речи. Это было очень красиво.

«Ага, но еще не закончил. Нужно что-то сделать с окном. Оно слишком унылое». — Он начал открывать меню цветовых палитр и теней. «Я могу обрисовать его золотым…» — Он взглянул на Дженни. — «Что скажешь?»

Дженни опять подошла к кровати, больше сесть было негде. Она несколько раз подпрыгнула на ней, собираясь с мыслями. «Я на самом деле думала, ты живешь в шикарной квартире на Парк. Я думала, Дафни — твоя собака», — Она прекратила подпрыгивать, посмотрела на ковер и сглотнула.

«Наверное, в каком-то смысле я сам хотел, чтобы ты так думала. Потому и привел тебя туда».

Дженни подняла глаза. Лео выглядел гораздо более стильным и красивым на фоне своей отвратительной комнаты. «Но Элис сказала, ты был на том вечере во Фрике. И у тебя классная кожаная куртка». — Она подложила ладони под ноги. — «Я думала, ты там живешь», — повторила она.

Лео покачал головой. «Я выгуливаю Дафни для мадам Т после школы. Она берет меня с собой на всякие мероприятия, как во Фрике, и оформляет мне членство в музеях, потому что знает, я люблю искусство, а ее дети уже взрослые. Это очень мило с ее стороны».

Дженни кивнула. Почему так тяжело принять то, что она уже знала? Лео был просто обычным мальчиком, выгуливающим собак после школы.

И у него на самом деле старые родители, и жил он в темной, угнетающей квартире. Конечно, он увлекался искусством, как и она, но должно же было быть еще… что-то.

Дженни внезапно спрыгнула с кровати и схватила телефон. «Давай сделаем что-нибудь сумасшедшее и романтичное! Мы можем украсть бутылку вина у твоих родителей, пойти в парк и напиться под звездным небом!»

Лео онемел. «Кажется, это ты — полна загадок», — заметил он с растерянной улыбкой. — «У моих родителей нет никакого вина, и кроме того, завтра в школу. Мне нужно приготовить ужин и сделать домашку. Ты можешь остаться и поужинать с нами».

Ужин в компании изнуренных тысячелетних родителей Лео, которые даже вино не пьют? В этом уж точно не было ничего сумасшедшего и романтичного!

Дженни не могла понять, что с ней не так, но если она как можно скорее не выберется из этой крошечной комнаты, она взорвется.

«Кажется, мне пора», — пробормотала она, практически выбегая за дверь. Ее лицо пылало, она даже не была способна попрощаться с его родителями. Входная дверь была всего в восьми шагах по коридору. Она схватила свою куртку, в предвкушении холодного воздуха и автобуса домой.

«Погоди!» — услышала она голос Лео вдогонку, но она уже убежала.

Элис сказала, ей нужно выяснить, понравится ли ей настоящий Лео. Теперь у нее был ответ.

И он не был положительным.

У Б ПРИЛИВ СЕСТРИНСКИХ ЧУВСТВ

«Как чудесно видеть тебя дома!» — обрадовалась мать Блер, когда та вышла из лифта со своими чемоданами от Луи Вюиттон. Муки, собака Аарона, подбежал к ней и потерся задом о ее колени.

«Отвали», — прошипела ему Блер, хотя на самом деле была рада оказаться дома. Она сняла свое пальто и швырнула на старинный диванчик в углу прихожей. «Привет, мам. А где кошечка Норочка?»

Элеанор проковыляла к ней и громко чмокнула Блер. Затем протянула телефон. — «Это папа, дорогая. Мы так славно поболтали».

Насколько Блер знала, ее родители не разговаривали друг с другом больше года. «Пап?» — произнесла она в трубку.

«Блер-медвежонок», — чарующий, немного пьяный голос ее папы долетел из chateau во Франции. — «Çа va bien?»

«Типа того», — ответила Блер.

«Нет вестей из Йеля?»

«Не-а». — Блер ни разу не намекнула отцу, что ее шансы поступить в Йель — его альма-матер — практически полностью уничтожены. Она прошла по коридору к своей прежней комнате. — «Еще нет»,

«Ну ладно. Не обижай маму. Она прямо светится, да?»

«Пожалуй». — Блер зашла в комнату и села на пол. — «Я скучаю, папочка».

«Я тоже, медвежонок», — ответил отец, прежде чем положил трубку.

«Ну что скажешь?» — Мать вошла в комнату, тяжело дыша. Ее живот, казалось, вырос на тридцать сантиметров за время отсутствия Блер, но ее лицо красиво загорело во время отдыха на Гавайях, и она выглядела довольно неплохо в темно-зеленом платье для беременных от Дианы фон Фюрстенберг. Даже черный бархатный обруч не казался таким ужасным.

Блер выдала полуулыбку, сидя со скрещенными ногами на полу в центре комнаты. — «Ты хорошо выглядишь».

«Да нет, я о комнате».

Блер пожала плечами и оглядела комнату. Прежние перламутрово-белые стены перекрасили в очень светлый желто-зеленый цвет с травянисто-зеленой отделкой и узором из маргариток по краю. Вместо розового восточного ковра пол застелили кремово-желтым ковролином с длинным ворсом. Колыбелька стояла в углу, покрытая белым кружевом, внутри нее лежало сложенное желтое одеяльце, замысловато украшенное белыми маргаритками. У дальней стены Поставили пеленальный столик и резной шкаф, оба бледно-желтые. Справа от Блер стояло кресло-качалка с маргаритками на спинке. Кошечка Норочка крепко спала, свернувшись на мягкой подушке кресла.

Мать прошлепала к шкафу и провела рукой по полкам. «Мы хотели монограмму на всей мебели, но так и не определились с именем». — Она широко улыбнулась Блер. — «Твой отец предложил, чтобы ты выбрала имя. Ты всегда была такой креативной, дорогая. По-моему, это прекрасная идея!»

«Я?» — Блер побледнела. У этого ребенка не было ничего общего с ней. С какой стати она должна придумывать имя?.

«Не волнуйся, это может быть и не еврейское имя. Сайрусу все равно. Нам просто нужно хорошее имя». — Мать ободряюще улыбнулась. — «И не спеши. Подумай немного». — Она подошла к колыбельке, вытянула желтое покрывало и сложила его опять. «Мы с Сайрусом сейчас идем в Клуб 21 на дегустацию вин. Скажи Миртл, что ты хочешь на ужин, и она что-нибудь придумает». — Она нагнулась и поцеловала Блер в макушку. — «Просто хорошее имя», — повторила она, прежде чем выйти.

Блер осталась на своем месте, размышляя над цветовой гаммой и новой ролью Старшей Сестры, Назывательницы Детей. Ее комната даже пахла не так. Она пахла чем-то новым, новым и многообещающим.

«Я настаивал на Маргарите», — сказал Аарон, неторопливо заходя в комнату в одних лишь малиновых гарвардских семейках. Его дреды теперь свисали ниже ушей, а его голая грудь была загорелой после недели на Гавайях. Он выглядел бы классно, если бы не раздражал так.

«Как Гавайи?» — спросила Блер, хотя ей не было никакого дела.

Темные глаза Аарона восторженно расширились. «Еще лучше, чем я думал. Я познакомился с девушкой, которая еще большая вегетарианка, чем я. Ее родители — гаитянские беженцы. Она из Беркли, научила меня кататься на серфе. И мы неплохо кайфовали».

Блер приподняла брови, не впечатленная. «Но теперь ты тут», — подытожила она.

Он кивнул. «Так что ты думаешь о Маргарите в качестве детского имени?»

Она сморщила носик. «Хех, Гарвардский мальчик, это слишком уж банально». — Она принялась крутить свое рубиновое кольцо вокруг пальца. — «Так как там звали твою гаитянку?»

Аарон нахмурился. «Ель. Она говорит, люди часто произносят „Элль“ или типа того, но на самом деле оно звучит точно, как университет: Йель».