Рассуждения Ричарда казались вполне убедительными: факты свидетельствовали о том, что из пистолета выстрелили с довольно большого расстояния, но поступать так убийце не было никакого смысла. Мы оказались в тупике, а потому я решила переключиться на еще один аномальный аспект данного преступления.

— Когда ты зашел в его комнату в ту ночь, что конкретно ты увидел? — спросила я, обращаясь к Карлу.

Твой брат, скептически относясь к моим способностям по части расследования подобных убийств, не захотел еще раз «давать показания», не поинтересовавшись сначала, с какой стати я задала ему подобный вопрос.

— А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Почему ты решил, что его именно пристрелили?

— Он был мертв, и рядом с ним лежал пистолет.

— Это понятно, но видел ли ты пулевое отверстие в голове Крюффнера? — спросила я настырно, пытаясь получить более конкретную информацию.

— Да. Да, думаю, что видел, — ответил Карл, слегка смутившись из-за моей настойчивости. — К чему ты клонишь?

— Я думала, что ты, возможно, вошел в комнату как раз в тот момент, когда убийца только собирался совершить преступление, и он, возможно, не стал стрелять в Крюффнера, а просто положил возле него пистолет, чтобы сымитировать самоубийство, и быстренько спрятался, чтобы ты его не заметил. Ты же, увидев на полу пистолет, решил, что Крюффнер уже мертв.

— Мне кажется, я вполне способен отличить человека спящего от человека мертвого, у которого к тому же пулевое отверстие в голове, — возразил Карл, явно обидевшись.

— Ну что ж, значит, он убил его еще до того, как ты вошел в комнату, — сказала я, — однако покинуть комнату до твоего прихода он не успел. Он быстренько спрятался и из своего убежища увидел, что ты обнаружил труп Крюффнера. Тогда у него возникла идея, каким образом можно еще больше запутать обстоятельства совершения преступления. Вскоре после того как ты покинул комнату, он сделал еще один выстрел — так, чтобы все его услышали, — а затем дал деру.

— Вполне возможно, что этот выстрел был произведен вообще не в самом месте совершения преступления, а где-нибудь подальше от него — там, где стрелявшего уже наверняка не схватят за руку, — предположил Ричард.

— А я в этом сомневаюсь, — заявила я. — Когда я вошла в комнату Крюффнера, там пахло порохом. Выстрел был произведен именно там. Кроме того, там было перо…

— Перо? — удивленно переспросил Карл, уставившись на Ричарда с вопросительным видом.

— Да. В официальном отчете оно не фигурирует, однако полицейские и в самом деле нашли на месте совершения преступления белое перо. Правда, его на анализ не отправили.

Карл снова посмотрел на меня. «Ну и что? — казалось, говорил его взгляд. — Какое значение имеет это дурацкое перо?»

— Я считаю, что это очень важная деталь. Как могло попасть белое перо в комнату?

— У Отто не было птичек, — шутливо заметил Ричард.

Карл бросил на него гневный взгляд: это детективное расследование уже начало действовать ему на нервы, а потому ему было не до шуток.

— Если полицейские не придали этому перу никакого значения, то мне непонятно, с какой стати мы…

— Оно может являться доказательством того, что человек, который убил Крюффнера, явился к нему в комнату откуда-то из-за пределов замка, — стала рассуждать я. — Вам ведь известно, что кто-то посторонний шастал в ту ночь по коридорам замка и даже напал на Ларса. Это перо могло прилипнуть к одежде убийцы или к его обуви… Это было белое перо, похожее на перо домашней птицы — например, гуся или белой курицы… Может, убийца перед совершением преступления побывал в деревне? В этом случае он наверняка попался кому-нибудь на глаза.

— А может, это перо прилипло к одежде или обуви самого Крюффнера, и тот невольно занес его в свою комнату. Или же его случайно занес туда на своей одежде ты, Карл.

— Я не заходил в деревню, — сухо бросил Карл. Затем он устало потер себе глаза. — Знаете, что я вам скажу? — Чтобы привлечь наше внимание, он слегка повысил голос. — Мне кажется, что мы сейчас пытаемся запутаться в паутине собственных рассуждений. Слишком много предположений и слишком мало фактов. А вот что мне кажется действительно полезной для нас зацепкой — так это записка, найденная в книге Крюффнера, и содержащееся в ней обвинение. Крюффнера убил кто-то из его секты.

— Но кто? Эта организация насчитывает сотни тысяч членов, — покачала головой я.

— Аръяман… Мне тут кое-что пришло в голову, — сказал Карл с лукавым видом. — Нам нужно предать это дело широкой огласке. Завтра я пошлю соответствующие письма во все основные газеты мира. Эти газеты сообщат, что полиция обнаружила новые улики и решила возобновить расследование данного дела. Мы даже обнародуем тот факт, что Бориса Ильяновича в действительности звали Отто Крюффнер, что он был руководителем влиятельной секты, находящейся не в ладах с законом, и подчеркнем, что главным подозреваемым является один из его соратников. А затем мы понаблюдаем, что будет происходить, какая будет реакция на эти наши действия, не начнут ли руководители этой секты нервничать и не обнаружат ли тем самым себя… Нужно только все тщательно продумать.

Карл, воодушевившись этой своей, как ему казалось, блестящей идеей, поднялся на ноги и стал ходить взад-вперед, разглагольствуя и посматривая на нас сверху вниз. Мы с Ричардом, взглядом дали друг другу понять, что мы с данным предложением Карла согласны, однако этим наше участие в его реализации и ограничится. Карл же, не дождавшись с нашей стороны возражений, счел разговор законченным.

— Мне вдруг захотелось немного выпить. Не хотите составить мне компанию?

После суматохи, связанной с праздниками и с произошедшими трагическими событиями, в замке Брунштрих воцарилось спокойствие. В тот вечер нас за столом сидело лишь десять человек. Кроме вдовствующей великой герцогини, Карла, Ричарда, тебя и меня, здесь были две семейные пары из среды аристократии и священник. Священник, несмотря на свой преклонный возраст, говорил очень тонким голосом, был облачен в пурпурные одежды, а на безымянном пальце у него красовался перстень с печаткой.

На протяжении всего ужина я вела с тобой приятную и непринужденную беседу, совершенно позабыв обо всем, над чем ломала голову последнее время. Не обращая внимания на оживленный разговор, в который были вовлечены все остальные сидевшие за столом и который вертелся вокруг последнего произведения Шницлера — одного из многих его произведений, взбудораживавших венскую публику искусной критикой образа жизни (нет более вредоносной стрелы, чем та, которая попадает прямо в сердце), — мы с тобой занимались тем, что обменивались малозначительными фразами о каких-то повседневных хлопотах и гастрономических предпочтениях, а также рассказывали друг другу различные забавные истории. Мало-помалу все остальные сидящие за столом перестали для нас существовать.

«Приятно возвращаться домой и при этом чувствовать, что тебя там кто-то ждет». Из всего, что ты тогда говорил, мне больше всего запомнились именно эти твои слова. А еще мне запомнилось, что я тогда подумала: «Приятно находиться дома и ждать, если есть, кого ждать». Однако я тут же отогнала от себя эту банальную мысль, не приличествующую той женщине, в которую я уже давным-давно решила себя превратить. В конце ужина мы с тобой пошли пить кофе, который нам подали в примыкающем к столовой — и оформленном в японском стиле — зале. В этом удаленном и обычно пустующем помещении замка, сидя среди покрытых черным лаком панелей с нарисованными поверх этого лака цветущими вишнями и сидящими на их ветках соловьями, мы продолжили свой разговор tête-à-tête. Я уже почти не помню, о чем мы тогда с тобой говорили — помню только, что мы много смеялись и что ты, как бы между прочим, мне прошептал: «Мне хотелось бы еще раз-другой тебя поцеловать». Я тогда подумала, что и мне хотелось бы, чтобы ты меня поцеловал. Мы вышли на тихую террасу, казавшуюся серебряной от лежащего на ней освещенного полной луной снега. Было уж слишком холодно для того, чтобы здесь можно было целоваться. Холод был ценой, которую мы платили за уединение. Однако ты, будучи рыцарем, который берет решение всех проблем на себя, набросил мне на плечи свой пиджак, прижал меня к своей груди и одарил горячим поцелуем, в который ты, как мне показалось, вложил часть своей души.

Я все еще чувствовала его на своих губах — мне как будто слегка помазали губы медом, — когда ты, запустив руку во внутренний карман своего пиджака, достал оттуда какой-то сверточек и передал его мне, произнеся при этом загадочные слова: «Раскрой его только тогда, когда станешь по мне сильно скучать». Ты произносил эти слова мне на ухо, одновременно целуя его и сжимая своими горячими руками мои — уже немеющие от холода — руки, которые, в свою очередь, сжимали твой подарок.


20 января

Я помню, любовь моя, что я почувствовала себя полностью свободной от всех подозрений только тогда, когда была назначена дата встречи представителей правительств Великобритании и Франции. Я знаю, что Карл тоже ощутил облегчение: тот факт, что эта встреча была назначена, служил своего рода официальным подтверждением того, что все, что я ему о себе рассказала, было правдой.

Кроме того, данная встреча и в самом деле была крайне необходима. Пребывание двух агентов в одном и том же месте и с одной и той же целью порождало конфликт интересов двух государств, и разрешить данный конфликт можно было либо путем заключения соглашения о сотрудничестве, либо путем отзыва своего агента одной из сторон. В подобной закулисной политической игре лучше было без особой необходимости не рисковать, потому что нельзя предугадать, к чему могут привести те или иные события, какими бы малозначительными и даже нелепыми они поначалу ни казались.

В то утро мы трое — Карл, Ричард и я — отправились в Париж. Я объяснила свою поездку желанием навестить одну свою «старую подругу», которая живет в городе, а Карл и Ричард заявили, что им нужно съездить по делам в Лондон и что они заодно проводят меня до Парижа. Тем самым у меня появилась возможность пробыть в Париже столько, сколько я сочту нужным, и даже — при необходимости — съездить куда-нибудь еще, не давая никому по этому поводу никаких объяснений. Это было для меня очень удобно: я ведь по-прежнему официально считалась Исабелью де Альсасуа, племянницей вдовствующей великой герцогини Алехандры Брунштрихской.