Стефани Блэйк - Тайные грехи

– Предпочел бы отложить этот разговор до середины дня, пока не переварю всю информацию и пока у меня не будет полной и ясной картины дела.

– Прекрасно. А пока что…

Мара повернулась и пробежала пальцами по ряду кнопок на панели, представлявшей собой три дюжины телефонных номеров ее деловых партнеров и помощников, а также друзей, внесенных в компьютер. Она нашла домашний телефон Шона Тэйта во Флориде и нажала на соответствующую кнопку.

Ответила горничная. Потом послышался медоточивый голос Барбары, жены Шона:

– Ах, Мара, дорогая! Какой приятный сюрприз! Не говори мне – я угадаю. Ты собираешься приехать к нам.

– Не в этот раз, Барбара, – последовал суховатый ответ.

«Ах ты, лживая сука! Мы же ненавидим друг друга, и обе прекрасно это знаем!»

– Барбара, Шон дома? У меня к нему неотложное дело.

– К сожалению, нет. Он поднялся с рассветом, чтобы поиграть в гольф, и я не рассчитываю увидеть его раньше шести часов.

Следующая фраза Мары прозвучала как пулеметная очередь – она отчеканивала каждое слово:

– Ты сейчас же сядешь к телефону и доберешься до его пейджера! Скажи ему, чтобы немедленно поднял свой зад, доставил его домой и немедленно же начал упаковывать вещи. Он мне нужен здесь, в Нью-Йорке, в моем офисе, не позже шести вечера!

– О, я не смогу этого сделать! Он будет в ярости! – Голос Барбары звучал все пронзительнее и пронзительнее.

– Он будет в еще большей ярости, если окажется безработным. Я серьезна, Барбара, как никогда. Запомни: он должен быть в Нью-Йорке в шесть!

Она дала отбой.

О’Тул улыбнулся:

– Ты никогда не стесняешься в выражениях, верно?

– У меня очень скверные предчувствия насчет «Коппертон» и всего, что с ней связано. Ты знаешь первый закон Мерфи?

– «Все, что может случиться скверного, случится».

– А уж если там замешан Шон, то можно ждать очень больших неприятностей. Если в дело замешан он и этот его горлопан вице-президент Харви Сэйер. Они мне напоминают парочку пиратов. Все, что им требуется для полной картины, – это черные прочные канаты и пистолеты с перламутровыми рукоятками.

Она покачала головой.

– Я ведь предупреждала Шона, когда выручила его из этой заварухи с производством игрушек. Я сказала: если когда-нибудь снова поймаю тебя на нечестной игре, ты навсегда распростишься с работой, братец, и никогда больше не проси у меня рекомендательных писем!

О’Тул скорчил мину:

– Я все как-то забываю, что он твой родственник. А кем он тебе приходится – двоюродным, троюродным?

– Никогда не интересовалась такими мелочами. Господи, за что мне такой родственник? Пойдем, любовничек. Надевай штаны и отправляйся домой. Нам предстоит трудный день.

Здание, воздвигнутое Дрю Тэйтом на Третьей авеню, было шестидесятиэтажным гигантом, восемь этажей которого занимала «Т.И.И.» и подконтрольные ей фирмы.

Свидание Мары с ее кузеном Шоном Тэйтом состоялось в зале, предназначенном для заседаний исполнительных директоров.

При встрече присутствовали: Льюис О’Тул, Роберт Хантер, глава юридической службы «Т.И.И.», Джин Касл, Уэнделл Холмс, президент «Т.И.И.» и второе после Мары лицо в компании, и Сара Коэн, которая вела протокол совещания на пишущей машинке, снабженной приспособлением для стенографической записи.

Женщины, которых Мара держала в штате, отличались схожестью своих физических и интеллектуальных данных. Все они были привлекательными, но вовсе не хорошенькими и не тоненькими, скорее даже ширококостными, и все одевались модно и дорого, но без вычурности и показухи. У Джин были коротко подстриженные соломенные волосы и веснушки. Сара была брюнеткой с оливково-смуглой кожей, и Мара лишь одного не одобряла в ее внешности – ей не нравился короткий вздернутый носик Сары, результат пластической операции. Этот нос совершенно не шел к остальным чертам ее лица, ведь, как известно, подобного рода усовершенствования не идут на пользу, потому что придают облику нечто искусственное.

На Маре был ярко-синий в белую полоску вязаный костюм с жакетом без рукавов и плиссированной юбкой букле. Этот изысканнейший из своих туалетов Мара надела с определенным расчетом – он придавал ей начальственный вид, ничуть не умаляя женственности.

Совещание продолжалось уже пятнадцать минут, когда неожиданно прибыл Харви Сэйер. Он обильно потел, и от него исходил запах виски.

– Прошу прощения за опоздание, – извинился он. – Пробки из-за этого дела с Кеннеди. Да еще и вылет из Блумингтона отложили.

В Блумингтоне, в штате Иллинойс, находилась фабрика «Коппертон куквэйр».

Мара не скрывала своего презрения к Сэйеру. Когда «Т.И.И.» взяла под контроль фабрику, она хотела уволить Сэйера, но Шон настоял, чтобы его оставили, убедил Мару в том, что Сэйер прекрасно знает дело, что без него не обойтись. Теперь же Мара очень жалела, что проявила мягкотелость.

Служащие «Коппертон куквэйр» за глаза называли Шона и Харви неразлучными Маттом и Джефом. Они и в самом деле походили на этих двух комиков. Шон был крупным полным мужчиной с вьющимися рыжими волосами и водянистыми голубыми глазами, а Сэйер – маленьким, живым, подвижным. Волосы у Сэйера были тоже рыжеватые, но глаза – маленькие, как бусинки, и черные. К тому же обоих отличало сходство вкусов и привычек; самым же неприятным в их поведении Мара находила манеру часто и оглушительно смеяться. Она воспринимала это как проявление неуверенности, порождаемой чувством вины.

«Шон не переставал бы смеяться, даже всадив тебе пулю в брюхо» – так определила Мара эту смешливость.

В тот вечер ей предстояло в полной мере насладиться этой искусственной веселостью.

– Не повторить ли нам ради Харви все то, что мы только что обсуждали? – с усталым видом проговорил Уэнделл Холмс.

– Не стоит, – возразил Харви, махнув рукой. – Это утверждение – нелепость. Шон поставил меня в известность о том, что происходит.

И Харви с Шоном разразились громким смехом, похожим на блеяние. Оба старались вести себя как незаслуженно обиженные люди и демонстрировали дерзкое безразличие ко всему, хотя было очевидно: они ужасно напуганы. Сэйер извлек из золотого портсигара сигарету, сунул ее в рот, но не зажег – руки его сильно дрожали, и он не решался закурить.

Злорадно сверкнув глазами, Холмс перегнулся через стол и щелкнул своей зажигалкой под самым носом Сэйера.

– Позвольте мне, Харви…

– Пусть они предъявят нам обвинение, – с воинственным видом заявил Шон. – Суд не возбудит дела. – Он хлопнул своей мясистой ручищей по стопке гроссбухов, громоздившихся на столе перед О’Тулом. – Наши регистрационные книги и другие документы безупречны. Комиссия ни черта не сможет доказать!

Мара не сводила с кузена ледяного взгляда. Верный себе, Шон Тэйт всегда громогласно заявлял о своей невиновности, даже если вина его была очевидной.

– Шон прав в одном отношении, – заговорил О’Тул. – Баланс в отчетных книгах соблюден самым аккуратным образом, комар носа не подточит.

– Вот видите! – с торжеством бросил Шон, и они с Сэйером снова громко рассмеялись – на сей раз смеялись над абсурдностью предъявляемых им обвинений.

О’Тул пронзил их взглядом, полным презрения.

– Самым аккуратным образом, – повторил он. – В книгах по пунктам зарегистрированы действия компании, бросившей на ветер пять миллионов долларов. А ведь не прошло и шести месяцев после того, как «Т.И.И.» приобрела ее.

– Конечно, мы потратили деньги! – закричал Шон, полный праведного гнева; голос его походил на грозный рев. – Компанию пришлось полностью реорганизовать. Через год наши доходы будут такими, что держатели акций задохнутся от радости и не поверят собственным глазам.

На Мару это заявление не произвело ни малейшего впечатления. Она прикурила новую сигарету от окурка, уже обжигавшего пальцы. Мара нервничала и курила сигарету за сигаретой в течение всего совещания.

– Шон, что случилось с пятью миллионами? Как вы с Харви умудрились растранжирить такую уйму денег за столь короткое время?

– Но… послушайте же, Мара! – раздался пронзительный голос Харви. – Я решительно возражаю против подобных инсинуаций…

– Заткнитесь, Харви!

Она взяла со стола отчет, который О’Тул передал ей, и постучала по нему остро отточенным ногтем, покрытым кроваво-красным лаком.

– А куда делись девяносто тысяч долларов, которые вы якобы заплатили за услуги юридической фирме «Блендингс и Олсон»?

– Это был их честно заработанный гонорар, – заявил Сэйер.

Мара кивнула О’Тулу, давая понять, что пора пустить в ход тяжелую артиллерию.

– Дело вот в чем… Если называть вещи своими именами, мистер Сэйер, то ведь эта компания принадлежит вам, верно? Я хочу сказать, что вы просто сняли с двери вывеску со своим именем, но именно вы отдаете распоряжения Блендингсу и Олсону, – пояснил О’Тул.

Эти слова, адресованные Сэйеру, не предвещали ему ничего хорошего, и он вздрогнул и съежился – удар главного бухгалтера «Т.И.И.» достиг цели. «Мистер Сэйер» – такое обращение к нему было дурным предзнаменованием.

Он бросил на Шона полный отчаяния взгляд.

– Шон… – Казалось, Сэйер задыхается. Однако ему удалось овладеть собой, и он вновь обрел голос. – Шон, неужели ты будешь вот так сидеть здесь и слушать эти чудовищные обвинения? Меня оплевали, облили грязью, нас обоих оплевали!

– Никто не оплевывает и не оскорбляет вас, – огрызнулась Мара. – Мы от вас хотим лишь одного: чтобы вы отчитались за потраченные вами девяносто тысяч долларов. Это огромная сумма за мелкую консультацию юриста. И как мне кажется, консультация пока что не пошла вам на пользу.

– И это всего лишь вершина айсберга, – добавил О’Тул. Пошуршав бумагами, он достал желтый лист. – По чистой случайности в тот самый день, когда чек на девяносто тысяч долларов был выдан фирме Блендингса и Олсона, они перевели пятьдесят тысяч на счет Сэйера, а уже эту сумму по-братски поделили Харви с Шоном.