Гордон прихватил с собой ружье в чехле, которое было приторочено к седлу.

– В горах полно диких животных – горных львов, медведей и диких быков, – объяснил он. – Не так давно на пятерых охотников в одном из каньонов-тупиков, не имевшем выхода, напало стадо быков. Сражение длилось два часа, и, когда оно закончилось, все пятеро несчастных были мертвы, как и тридцать быков, которых они застрелили.

– Какой ужас! – Мара вздрогнула.

– К тому же в горах водятся гремучие змеи. Не исключено, что ты проснешься однажды утром и обнаружишь одну из этих тварей у себя под боком, в спальном мешке.

– Я начинаю жалеть, что отправилась с тобой. Но не для того ли ты рассказываешь мне все эти истории, Гордон, чтобы заставить меня вернуться домой?

Он рассмеялся:

– Не совсем так. Я чертовски рад, что у меня появилась спутница. Я и теперь еще не могу представить, как тебе удалось упросить своих родителей отпустить тебя со мной.

– Я очень решительная женщина!

– Женщина! – фыркнул Гордон. – У тебя еще молоко на губах не обсохло.

– Мне почти пятнадцать, – возразила Мара, почувствовав, что краснеет. – Вот что, Гордон Юинг… Думаю, лучше мне вернуться в Бисби.

– Только не делай этого вечером, когда стемнеет!

– Я скорее согласилась бы переночевать с медведем гризли, чем с тобой!

Слова эти были произнесены прежде, чем Мара сообразила, какой намек в них был скрыт: будто она и впрямь собиралась спать с ним.

Гордон почувствовал ее смущение и прекратил разговор со свойственным ему тактом. Он постоянно подшучивал над Марой, однако прекрасно видел, что она расцветает, превращается в женщину, полную жизни и огня, чувственную и страстную.

Гордон не переставал любоваться своей спутницей: он любовался тем, как свободно она сидела в седле; любовался очертаниями ее бедер и ягодиц, обтянутых грубой тканью штанов для верховой езды; любовался выступавшими под фланелевой рубашкой крепкими грудями и длинными волосами – заплетенные в косы и уложенные вокруг головы, они виднелись под полями ее сомбреро.

Путники уже углубились в настоящий лабиринт каньонов и ущелий, и им постоянно приходилось объезжать препятствия, возникавшие у них на пути, приходилось внезапно менять направление и ехать совсем не туда, куда следовало; лишь спустя много времени они снова выбирались на нужную им тропу.

– День и ночь мы должны быть начеку, должны постоянно присматриваться и прислушиваться, чтобы гроза не застала нас врасплох, – говорил Гордон. – А при первых же раскатах грома надо выбираться на высокое место. Помнишь, как однажды, когда мы держали путь в Бисби и ехали с Сэмом Пикензом, нас чуть не смыло наводнением?

– Никогда в жизни я не была так напугана.

– В прошлом месяце во время грозы недалеко отсюда утонул солдат, точнее, офицер. И его именем нарекли каньон. Его звали Рукер. К тому же следует еще опасаться апачей.

Впрочем, Гордон не особенно опасался индейцев. Все окрестные земли патрулировались военными, и апачи отошли в более отдаленные и бесплодные места – высоко в горы.

– А ты никогда не исследовал земли, расположенные подальше от Гор мулов? – спросила Мара.

– Нет еще, но собираюсь наведаться в окрестности Прескотта и Джерома и даже продвинуться на запад, до Кингмана. Все станет намного проще, когда «Сазерн Пасифик» проведет железную дорогу через Аризону. Уже построен мост через реку Колорадо.

И тут Мара вдруг заявила:

– Пари держу, тебе неизвестно, что этими наводящими на всех страх апачами управляют женщины.

– Что за глупости?! – изумился Гордон.

– Это правда! О… конечно, есть вожди более низкого ранга – мужчины, которые занимаются войной, но всем племенем управляют скво. И вся собственность принадлежит им. А когда мужчина и женщина вступают в брак, то муж приходит в семью жены, а не наоборот.

– Ты морочишь мне голову, Мара.

– Ты говоришь как все мужчины. Тебе претит мысль о том, что женщина может быть умнее, разумнее, что женщина может быть практичнее мужчины. Вы, мужчины, просто мальчишки, переростки, хвастливые и готовые ввязываться в драку при каждом удобном случае, как обезьяны. Вы готовы палить друг в друга без особой причины, как это сплошь и рядом происходит в Тумстоне. Но ты никогда не встретишь женщину, которая вела бы себя так глупо. А вот у апачей правильный взгляд на вещи. Они предоставляют решать важнейшие вопросы тем, кто лучше всего для этого подходит.

– Боже, храни дам, – пробормотал Гордон с театральным вздохом, закатив глаза. – А теперь ты скажешь, что президентом Соединенных Штатов должна стать женщина.

– О, уж это-то, конечно, неизбежно. Возможно, потребуется немало времени, пока такой день наступит, но рано или поздно это произойдет – и не только в Соединенных Штатах, но и в других странах тоже. И тогда мы, женщины, искореним глупые войны, которые вы, мужчины, так обожаете вести. Вы сможете тогда играть в менее опасные игры, чтобы выпустить пар и дать выход своему озлоблению.

Гордон бросил на девушку недоверчивый взгляд.

– Я, кажется, немного побаиваюсь тебя, Мара Тэйт.

Глаза ее то вспыхивали, то темнели.

– Вполне возможно, Гордон Юинг. И это естественно.

«Я собираюсь сделать вас своей собственностью, мистер Юинг, и вы не сможете этому воспрепятствовать».

В пять часов пополудни они нашли идеальное место для привала – у ключа, бившего из-под земли среди зарослей кактусов. После того как они почистили и напоили лошадей, Мара рухнула на свое одеяло.

– Должна признаться, что горноразведывательное дело – довольно хлопотное и утомительное занятие, – пожаловалась она.

Гордон сидел рядом, скрестив ноги. Он только что свернул себе папиросу.

– Как только найдем месторождение, сразу станет ясно, что мы не зря старались.

– Разрешишь мне затянуться твоей папиросой? – спросила Мара.

У Гордона глаза на лоб полезли.

– Малышка, ты что, рехнулась? Твой отец отрежет мне уши, если я разрешу тебе покурить. Леди не курят.

– Мэрион Мерфи курит.

– Мэрион Мерфи?! – Гордон сдвинул брови. – Я сказал: «Леди не курят!»

– Мэрион очень славная. К тому же она леди.

– Черт возьми, Мара, ты не должна дружить с этой девицей. Чего про нее только не рассказывают!

– Я учу сестер Мерфи читать и писать. И что дурного ты в них нашел?

– Ты не настолько наивна, Мара, чтобы не знать, кто они такие.

– Проститутки. И что из этого следует?

Гордон поднялся с места. Было очевидно, что этот разговор ему неприятен. Он испытывал неловкость.

– Послушай, давай прекратим говорить об этом. Знаешь, кто ты, юная леди? Ты бесстыдница! Ты провоцируешь меня! Тебе нравится затевать споры, ходить по острию ножа.

– А ты полагаешь, что подлинные юные леди не должны быть такими? Ты полагаешь, что они ничего не должны знать о жизни? Верно?

– Но ведь есть же занятия, более достойные юных леди.

Мара вскочила на ноги, подбоченилась. Теперь она стояла вплотную к Гордону.

– Хочешь сказать о тех занятиях, когда женщины опрокидываются на спину и лежат, раскинув ноги, ожидая, когда их господин и повелитель осчастливит их своим вниманием и поможет им зачать младенца? Это предел женских возможностей? Так ты это представляешь? Так тебе рисует женскую судьбу твой тупой мужской ум?

Гордон пристально смотрел ей в глаза, но Мара выдержала его взгляд.

– Хватит, мисс, ты наговорила слишком много.

– Ты высокомерный негодяй!

Она влепила ему пощечину.

Гордон отпрянул и приложил ладонь к вздувшейся и покрасневшей щеке. Он был скорее ошеломлен, чем оскорблен. Однако быстро овладел собой и решительно шагнул к Маре, невольно сжимая кулаки.

– Ты заслуживаешь порки, малышка. И я не постесняюсь выпороть тебя как следует.

– Ты не посмеешь.

В голосе ее прозвучала тревога, потому что она поняла: Гордон и не думает шутить. Мара попятилась.

– Ты не посмеешь меня тронуть, негодяй! Ты такой же, как все остальные мужчины. Если тебе в чем-либо не уступают, ты прибегаешь к грубости и насилию.

Он ринулся к ней, но она увернулась и бросилась бежать. Гордон последовал за ней. Мара мчалась вниз по каменистым склонам, мчалась по узкому ущелью. Потом повернула и стала карабкаться вверх по склону. Она уже почти выбралась из ущелья, когда Гордон ухитрился ухватить ее за лодыжку.

– Мерзавец!

Свободной ногой она лягнула его, угодив прямо в лицо.

– Вот дрянь! – завопил Гордон.

Он ухватил ее и за другую ногу и потащил вниз. Обдирая локти и колени, они скатились в ущелье. Гордон перевернул Мару на спину и прижал ее руки к земле. Глаза девушки сверкали гневом.

– Пусти меня – или я тебя убью!

– Неужели все валлийские женщины такие же ведьмы, как ты?

Мара отчаянно сопротивлялась, извивалась, стараясь освободиться, но силы были слишком неравными. В конце концов она сдалась, затихла. И вдруг закричала прямо в лицо Гордону:

– Вот почему вы держите нас в рабстве! Только потому, что вы крупнее и сильнее. Ладно… Ты держишь меня так, что я не могу сопротивляться. Я против тебя бессильна. И что ты собираешься сделать со мной теперь? Изнасилуешь меня?

Он вспыхнул. Краска залила его лицо до корней волос.

– Я ни за что не прикоснулся бы к тебе. Даже если бы ты была последней женщиной на земле. Я уж предпочел бы посетить вертеп Мэрион Мерфи.

– Это не секрет. Ты там частенько развлекаешься. Мэрион мне говорила. Что, Гордон, ни одна девушка не согласилась отдаться тебе бесплатно?

Кровь отхлынула от его лица, ярость помутила разум.

– Ах ты, мерзкая сука!

Гордон выпустил руки девушки и склонился над ней. Он стоял на коленях над распростертой на земле Марой. Она же лежала не шелохнувшись; на лице ее отражались смешанные чувства – страх, гнев… и ожидание, предвкушение…