— Саймон, — медленно спросила она, — ты хочешь узнать мое мнение или объявляешь свое решение?

Саймон оценивающе оглядел жену.

— А что заставит тебя согласиться? — спросил он, в свою очередь, и тут же засмеялся, прочтя ответ в ее взгляде. — Хорошо… я хочу узнать твое мнение.

Аннабел сухо улыбнулась и положила голову ему на плечо.

— Если Джереми согласится… тогда и я тоже.

Глава 25

Аннабел не спрашивала мужа, как приняли Берта и Мередит известие о том, что компания увеличилась еще на два человека, тем более что вовсе не горела желанием услышать ответ. Главное, что Филиппа уедет из Лондона и постарается забыть о лорде Ходжеме. Аннабел надеялась, что мать вернется успокоенной и посвежевшей, готовой начать новую жизнь. А Джереми, возможно, найдет некоторое удовольствие в поездке и увидит новые места, о которых узнавал из уроков географии.

До отъезда осталось меньше недели, и Аннабел погрузилась в сборы, пытаясь предусмотреть все необходимое для шестинедельного путешествия. Саймон, забавляясь ее стараниями, утверждал, что, судя по количеству приобретенных вещей, ее родным предстоит путешествовать в джунглях, а не останавливаться в лучших гостиницах и пансионах.

— Но и в Европе могут встретиться трудности, — оправдывалась Аннабел, деловито складывая жестянки с чаем и печеньем в кожаный саквояж. У кровати громоздились груды коробок и пакетов. Среди других предметов были аптечка с лекарствами, пуховые подушки, белье, книги и корзинка с продуктами. Аннабел подняла стеклянную банку с соленьями и, критически оглядев, объяснила: — В Европе совершенно другая еда…

— Ну да, — серьезно кивнул Саймон. — Обладающая вкусом. В отличие от нашей.

— И климат может оказаться капризным.

— Голубое небо и солнце? О, этого необходимо избегать любой ценой.

Она ответила на издевки холодным взглядом.

— Думаю, тебе есть чем заняться вместо того, чтобы любоваться, как я открываю коробки.

— Я вполне свободен… пока ты делаешь это в нашей спальне.

Аннабел выпрямилась, сложила руки на груди и с кокетливым вызовом уставилась на мужа.

— Боюсь, вам придется сдержать свои низменные инстинкты, мистер Хант. Возможно, вы не заметили, что медовый месяц закончился?

— Медовый месяц не кончится, пока я не скажу, — сообщил Саймон, успев схватить ее, прежде чем она увернулась. Аннабел со смехом отбивалась, но он раздавил ее губы в сокрушительном по силе поцелуе и бросил на постель. — А это означает, что для тебя надежды нет.

Аннабел, хихикнув, попыталась сбежать, но он ловко придавил ее к матрацу.

— Мне нужно собирать вещи, — запротестовала она, когда он устроился между ее бедер. — Саймон…

— Я, случайно, никогда не упоминал, что умею расстегивать пуговицы зубами?

Аннабел сдавленно засмеялась, когда его голова склонилась к корсажу.

— Очень полезное умение, не находишь?

— Особенно в определенных ситуациях. Сейчас покажу…

Вещи в этот день так и остались несобранными…


И вот Аннабел стоит на крыльце фамильного дома, провожая взглядом мать и брата, сидящих в карете, которой предстоит добраться до Дувра. Там они встретятся с Хантами и поднимутся на борт судна, чтобы пересечь Ла-Манш и высадиться в Кале.

Саймон стоял рядом, обнимая жену за плечи. Экипаж завернул за угол и влился в поток уличного движения. Аннабел печально помахала рукой и всхлипнула, гадая, как они обойдутся без нее.

Саймон увлек ее в дом и закрыл дверь.

— Это к лучшему, — заверил он.

— Для них или для нас?

— Для всех заинтересованных сторон, — пояснил он, слегка улыбаясь. — Предсказываю, что следующие несколько недель пройдут быстро, тем более, миссис Хант, что вы будете очень заняты. Для начала утром мы собираемся встретиться с архитектором по поводу строительства дома. А потом вам придется решить, какой из двух участков на Мейфэр подходит больше. Как видишь, наш агент времени зря не терял.

Аннабел уронила голову на его грудь.

— Слава Богу! Я уже начала отчаиваться, боясь, что мы никогда не выберемся из «Ратледжа». Заметь, не то чтобы мне там не нравилось, но каждой женщине хочется иметь свой дом, и…

Она осеклась, почувствовав, что он играет с ее высоко заколотыми волосами.

— Саймон! Не вытаскивай шпильки! Потом придется возиться с прической, и…

Но было поздно. Шпильки уже со звоном сыпались на пол, а волосы разметались по плечам.

— Ничего не могу с собой поделать, — оправдывался Саймон, зарывшись жадными пальцами в распущенные пряди. — У тебя такие чудесные волосы! — Он поднес горсть скользкого шелка к лицу и потерся о него щекой. — Такие мягкие… и пахнут цветами. Чем ты душишься? Очень приятный аромат.

— Это не духи. Мыло, — сухо пояснила Аннабел, пряча улыбку у него на груди. — Кстати, мыло фирмы «Боумен». Дейзи подарила мне несколько кусочков. Их отец ящиками шлет мыло из Нью-Йорка.

— Мм… неудивительно, что он миллионер. Каждая женщина просто обязана так пахнуть. — Он намотал волосы на пальцы и прижался губами к ее шее. — А где еще ты его используешь?

— Я бы предпочла, чтобы ты обнаружил сам, но мы, кажется, собирались на встречу с архитектором?

— Он может подождать.

— И ты тоже, — отрезала Аннабел, хотя в горле уже клокотал смех. — Господи, Саймон, можно подумать, тебе бесконечно отказывают в супружеских утехах! И это после того, как я из кожи вон лезла, стараясь угодить…

Но он закрыл ей рот поцелуем, таким нежным и одновременно страстным, что она мгновенно забыла, что хотела сказать. Не успела она оглянуться, как он прижал ее к стене и проник в рот языком, неспешно лаская, пока у Аннабел голова не пошла кругом. Она судорожно вцепилась в рукава его сюртука. Он поднял голову, но тут же ласково стал покусывать ее нежную шею, шепча непристойности, которых она до сих пор не слышала, выражаясь не цветистыми фразами джентльмена, а недвусмысленными словами мужчины, чья похоть не знала границ.

— Там, где речь идет о тебе, я теряю самообладание, — неожиданно вырвалось у него. — А когда я вдали от тебя, каждую секунду только и думаю о том, как хочу тебя. Хочу войти в твое тело. Хочу, чтобы ты меня ласкала. Ненавижу все, что разлучает меня с тобой.

Он с силой дернул за корсаж, и Аннабел ахнула, почувствовав, как сползло с плеч платье. Пуговицы из резной слоновой кости разлетелись по всей прихожей. Снова закрыв ей рот поцелуем, Саймон стянул корсаж вниз и одновременно наступил на подол. Несчастный шелк, не выдержав такого издевательства, треснул, и платье свалилось на пол. Саймон рывком притянул Аннабел к себе и, схватив ее руку, потянул к своим чреслам. Аннабел, тяжело дыша, сжала отяжелевшую плоть, и глаза сами собой закрылись.

— Я хочу заставить тебя кричать и терять сознание в моих объятиях, — прошептал он, царапая ее щеки чуть отросшей щетиной. — Хочу повсюду касаться, как изнутри, так и снаружи, куда только смогу дотянуться…

Недоговорив, он впился в ее губы, неожиданно безрассудный в своем желании, словно вкус поцелуя был экзотическим афродизиаком, доводившим его до безумия.

Она смутно сознавала, что он роется в кармане сюртука… потом что-то холодное коснулось ребер, и корсет распался. Наверное, он просто перерезал шнуровку, и теперь на талию ничто не давило.

Сообразив, что ее вот-вот возьмут прямо на полу прихожей, Аннабел с улыбкой отпрянула от него. Даже в моменты наивысшего возбуждения Саймон, казалось, всегда владел собой, стараясь сдерживать страсть. Она никогда не боялась, что он способен забыться настолько, чтобы причинить ей боль… до этого момента. Он словно потерял рассудок, а лицо, искаженное гримасой сладострастия, потемнело, налившись густым румянцем.

Сердце Аннабел почти болезненно сжалось. Она облизнула внезапно пересохшие губы. Нервный жест заставил его встрепенуться и с пугающей сосредоточенностью уставиться на ее губы.

— Моя спальня, — выдавила она и, повернувшись к лестнице, стала с трудом подниматься на подгибающихся ногах, но едва одолела несколько ступенек, как за спиной послышались шаги Саймона. Она не успела ничего сказать: он подхватил ее и с почти пугающей легкостью взлетел наверх. Дверь спальни распахнулась. Мощная фигура Саймона резко выделялась на фоне светлых, истончившихся от частых стирок оборок покрывала и забранных в рамки вышитых ее детскими руками картин.

Саймон грубо сорвал с Аннабел остатки одежды, бросил ее на слегка пахнувшие плесенью от долгого неупотребления простыни и быстро разделся сам. Она отвечала на его порыв с беззаветной готовностью. Руки ласкали и гладили его спину, ноги сами разошлись при легчайшем его касании. Он вошел в нее, наполняя до отказа, а она выгнулась, стараясь вобрать его целиком.

Войдя в нее, он словно успокоился. Стал мягче, нежнее, словно всем своим существом старался доставить ей наслаждение. Твердая плоть в бархатной перчатке, густая поросль, тершаяся о соски, запах и вкус — все пьянило Аннабел.

Пораженная столь сокрушительной близостью, Аннабел ощутила, как выступили на глаза слезы, и Саймон бормотал что-то утешительное, вонзаясь все глубже, беря больше, чем, по ее убеждению, она была способна дать. Он вбирал губами каждый ее вздох, и мощные выпады заставляли ее мышцы напрягаться и растягиваться. Она всхлипывала в его губы, безмолвно умоляя дать ей облегчение. Сдавшись, он ускорил темп, доводя ее до пронзительного наслаждения, и сам последовал за ней.

Такое они испытали впервые. И это пугало.

Чуть погодя Аннабел бессильно лежала в его объятиях, уткнувшись головой в плечо и пытаясь разобраться в смятенных чувствах. Каждый нерв в ее теле пульсировал блаженством. И все же она ощущала, что в их отношениях что-то изменилось… так и не достигнутые высоты, маячившие совсем близко, нереализованные возможности, чуть превышавшие то, что они только что испытали… Ощущения… желание… искусительное нечто, чему не было названия…