— Какую? — оживилась я. — Из того, что вы сами прочли?

— Ваш покорный слуга начал и сам писать, — ответил он, слегка кланяясь. — В прошлом году мой перевод одной французской оперы на итальянский поставили на сцене в Дрездене.

— Ничего себе! — воскликнула я, всплеснув руками.

— Хвастаться нечем, — с серьезным лицом ответил он. — Кажется, он понравился только моей матушке.

— О… — протянула я, одновременно веселясь и смущаясь из-за его театрального провала. — Уверена, вы талантливый писатель. Может быть, музыка была плоха.

— Вы просто восхитительны, мой ангел, — вздохнул он, казалось, даже жалея об этом. Он вновь сел рядом, взял меня за руку. — Завидую тому мужчине, которому суждено стать вашим супругом.

Раздался звон металла: у сидящей в соседней комнате мамы из рук выпали ножницы? Я отстранилась.

— Не стоит, — виновато прошептала я.

— Я все понимаю, — ответил он и глубоко вздохнул. Провел рукой по тщательно уложенным волосам, сбрызнутым духами с запахом жасмина. — Конечно же, вы правы. Не следовало мне приходить, но я не мог удержаться.

От этих слов любовных жар из моей души растекся по всему телу, лицу.

— Вы еще придете меня навестить? — спросила я. — Мне так одиноко… а вы так поднимаете мне настроение. — Я дерзнула коснуться его предплечья.

Он переложил мою руку себе на грудь, где я услышала, как бешено колотится его сердце, а под тонкой рубашкой ощутила его теплую кожу.

— Обязательно, — пообещал он, вставая и глядя на меня глазами, в которых, казалось, зрело решение. — Не должен приходить, Катерина. Но обязательно приду.

Глава 5

— Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь надолго увлечь его?

Пьетрантонио вел со мной беседу, когда мы несколько недель спустя шли к Кампо Санта Маргарита. Мы сказали маме, что вместе отправляемся на мессу, она поверила и поцеловала нас в щеки на прощание.

— Почему? — стала спорить я с братом. — Кажется, Джакомо очень увлечен мною.

— Он привык к более интимным отношениям. — Пьетрантонио скосил на меня лукавый взгляд. — А не к четырнадцатилетней девчонке, которая до сих пор молится перед сном.

— Откуда ты знаешь? — вспылила я, видя, что он складывает ладоши, показывая, как я пылко молюсь.

— Не пойми меня превратно… — засмеялся он. — Мне очень хотелось бы, чтобы он в тебя влюбился. Это еще больше укрепило бы наши деловые связи. Но… особых надежд не питаю.

Я густо покраснела, смутившись его намеков.

— Мы все можем измениться в лучшую сторону, — напомнила я, повторив фразу, которую часто говорит наш приходской священник, отец Людовико.

— Все можем изменить, да? — передразнил меня Пьетрантонио. — Ну-ну, говори дальше… раз ты так хорошо разбираешься в мужчинах.

Оставшуюся часть пути я предпочла молчать.

Через несколько минут мы подошли к таверне. Мне всегда было интересно, где Пьетрантонио проводит время, и теперь я могла убедиться в этом воочию. Мои глаза привыкли к полутьме внутри, куда свет проникал лишь через пару полузакрытых ставнями окон. Все воняло сладковатым дешевым вином с запахом абрикос и фиг. Потрепанные мужчины и пара явно вульгарных женщин сидели за столом и играли в карты. Я чувствовала себя не в своей тарелке, неуютно, но, кажется, никто не обратил на меня никакого внимания. Взгляды собравшихся были прикованы к поблескивающей серебром горстке цехинов.

Пьетрантонио провел меня к перегородке, отделяющей часть помещения. За ней меня ждал Джакомо.

Он тут же вскочил, когда увидел меня.

— Ну, наконец-то! — Он покрыл мою руку поцелуями. Я тут же расслабилась, ничуть не жалея о своем решении прийти сюда.

Подняв голову, я с досадой заметила присутствующую здесь синьору Кастелло. Любовницу моего брата. Возлежа на диване, стоящем у боковой стены, она послала мне воздушный поцелуй. Я не стала обращать внимание на эту мерзкую женщину. Она была замужем за каким-то несчастным, который был, видимо, настолько плох, что она предпочла ему моего брата.

Пьетрантонио подошел к своей любовнице. Ее платье было высоко задрано, он приветствовал ее, положив руку ей на голое бедро, выше чулок и подвязок.

— Я купил тебе подарок, — сказал Джакомо, пытаясь отвлечь меня от такого отталкивающего зрелища. И подарил мне пару длинных кожаных перчаток. Ярко-синего цвета с черным геометрическим рисунком. Мне их носить было не с чем, особенно они не подходили к цветному индийскому хлопчатобумажному платью, которое было на мне в тот день. К узору в мелкую веточку и цветочки. Я даже задумалась — после неприятного разговора с братом, — не купил ли он эти перчатки для кого-то другого, а потом решил отдать их мне.

— Какие… необычные! — запнулась я, примеряя подарок. Перчатки оказались как раз впору.

— Этот цвет напомнил мне о прекрасной птичке в клетке, — ответил Джакомо, взял меня за руку в перчатке и поцеловал запястье. Его губы с наслаждением скользили вверх и вниз по моей руке: от внутреннего изгиба обнаженного локтя до кончиков замерших в ожидании пальцев.

Я зарделась от удовольствия. Какие же ядовитые у меня мысли! Эти перчатки явно предназначались мне. Я поклялась себе, что стану именно такой женщиной, которой пристало носить подобные перчатки: красивой, живой и необычной.

— Не останавливайся! — поддразнил нас с дивана мой брат. — Она ждет настоящего поцелуя! — Пьетрантонио стал щупать синьору Кастелло, а потом подарил ей поцелуй, о котором только что говорил. Она в ответ толкнула его на спину и взгромоздилась сверху. Он вытащил ее груди из сорочки и обхватил каждую ладонью. Женщина стала расстегивать пуговицы на его бриджах, жадно пытаясь пробраться внутрь.

Я отвернулась к стене, испугавшись того, что происходило на моих глазах. Но на стене оказалось огромное зеркало в позолоченной раме. Я все прекрасно видела и слышала, как мой брат что-то бормотал от удовольствия.

Лицо мое горело, и мне кажется, что я сказала в стену какую-то глупость о своих новых перчатках.

Следующее, что мне запомнилось, как Джакомо развернул меня к себе лицом, закрыв своим телом происходящее. И заставил меня забыть все то, что я только что видела, думать исключительно о нем. Помнить, что я выше всего этого.

Он целовал мои черные локоны и белое напудренное лицо и говорил мне, что я его ангел.

Глава 6

— Быть такого не может!

— Нет, может!

— Твой брат занимался любовью с женщиной в твоем присутствии, в одной комнате?

От такой новости моя кузина Джульетта в изумлении открыла свой розовый ротик. Она была похожа на рыбу — и я невольно захихикала.

— Что здесь смешного, Катерина! Это… ужасно! — Джульетта взяла красный мелок, которым рисовала с натуры срезанный нами в саду букет лилий. Мы сидели в pòrtego в моем доме, возле окна, где было хорошее освещение.

— Да… это ужасно, но неужели ты не видишь, каким внимательным оказался ко мне Джакомо? Он закрыл их от меня собственным телом!

— Тот лишь факт, что Пьетрантонио развратный тип, не делает синьора Казанову белым и пушистым, — заметила кузина, откладывая мелок.

Я нахмурилась. Джульетта была моей кузиной и самой близкой подругой. Но ей было уже шестнадцать, и она полагала, что эти два года дают ей право учить меня, как жить.

— Катерина, почему ты так себя ведешь? — Она встревоженно смотрела на меня, под ее глазами темно-медового цвета залегли едва заметные тени. Пара аккуратно завитых золотисто-каштановых локонов обрамляла ее личико в форме сердечка.

— Как?

— Ты такая своенравная. Тебе прекрасно известно, что ждет тебя в будущем. — Она разгладила красно-розовую, расшитую красной нитью юбку, убедившись, что все складочки на месте. — Однажды ты выйдешь замуж за успешного торговца и будешь вести добродетельную, спокойную жизнь.

— Может быть, ты и права, но пока я немного поиграю. — Я подмигнула ей, но кузине было невесело.

Она понизила голос до шепота:

— Зачем ты идешь на такой риск за спиной своего отца? Я уверена, что он… он выберет для тебя, когда придет время, достойного, подходящего человека. — Но Джульетта при этом опустила глаза, словно сама не до конца верила в то, что говорила.

— «Подходящего» для меня? — резко ответила я. — Готова спорить, что он выберет какого-то старика и сделает меня несчастной. — Я чувствовала себя в западне! Сначала мой отец… а теперь даже Джульетта.

Кузина грустно мне улыбнулась. Думаю, она поняла, почему я противилась. Она тоже не любила моего отца. Честно говоря, мы его боялись. В детстве, едва заслышав его шаги на лестнице, мы прятались в пустой сундук для белья.

— Джакомо — идеальный выбор, — продолжала я, ощутив, как изменилось настроение Джульетты. — Он обходительный… учтивый…

— И красивый! — прервала меня Джульетта, качая головой, но я заметила, что она сдерживает улыбку.

— И красивый! — радостно защебетала я. Схватила с дивана подушку и крепко ее обняла.

Джульетта продолжила заниматься своей работой. Она была старательной художницей: каждую деталь следовало подметить и точно передать на рисунке.

— Будь осторожна, Катерина, — через пару минут предупредила она. — Я по-настоящему тревожусь: что в действительности нужно от тебя синьору Казанове?

— Со мной все будет в порядке, — поспешно заверила я, не раздумывая. Я ступила на новую тропинку, направляясь к неизведанной земле. Никто меня не удержит. Даже кузина и ближайшая подруга, которая любит меня больше всех.