— Так и есть, — ответила Гретна. — У меня нет ни пенни. Поэтому я и собралась в Лондон.

— Что вы умеете делать? — спросил он. — Что есть в Лондоне, чем вы могли бы заняться?

— Пока не знаю, — ответила Гретна. — Может, я могла бы стать компаньонкой для пожилой дамы, возможно, могла бы учить детей…

Девушка представила, как страшно войти в незнакомый дом, выполнять чьи-то приказы.

Маркиз, наблюдавший за ней, подумал, что вряд ли любая разумная женщина наняла бы такую привлекательную девушку гувернанткой. Что касается компаньонки, то что за судьба — Нимфе Весны ухаживать за старой и ворчливой Зимой?

— Думаю, вы слишком молоды для такого рода занятий, — наконец произнес он.

— О нет, — возразила Гретна. — Мне будет восемнадцать в октябре. Я знаю других девушек, которые начали гораздо раньше зарабатывать на жизнь.

Маркиз, казалось, что-то обдумывает, наблюдая за ней, но после короткой паузы он встал и предложил пойти в гостиную. Гретна в замешательстве поднялась.

— О Господи! — воскликнула она. — Должна ли я согласиться? Мама говорила мне, как следует вести себя дамам на приеме. Боюсь, я забыла. Мы никогда дома не пили портвейн так поздно. Папа любил это, но доктор запретил ему после того, как он заболел.

Маркиз, недоумевая, пытался представить, что это за фермер, который любил выпить бокал портвейна за ужином.

Но ничего не сказал, только последовал за Гретной, плывущей в облаке муслина, в салон. Слуга тем временем провел ее не в большой зал, где она сидела после приезда, а в комнату поменьше — удобную и уютную, с гобеленами на стенах.

Гретна вскрикнула в восторге, увидев двух черно-белых спаниелей, лежащих перед камином. Они позволили ей погладить себя, тычась холодными носами в ее маленькие ручки.

— Не поощряйте их, — сказал маркиз. — Они неисправимо сентиментальны и всегда ждут ответной реакции.

— А мы не такие? — спросила Гретна, улыбнувшись. Она даже не думала, как выглядит, сидя на корточках на коврике перед камином, со спаниелями у ног. Ее золотистые локоны рассыпались по плечам и касались обитого рубиновым бархатом кресла.

Маркиз мгновение стоял, не отрывая от нее глаз, потом опустился в кресло с другой стороны камина.

— Я думаю, что станет с вами, — произнес он.

— Я сама часто думаю об этом, — искренне ответила Гретна. — Говоря честно, я немного боюсь. Лондон кажется таким большим, пугающим, когда думаешь о нем. Но я буду с моей подругой. Уверена, она предложит мне остаться с ней, пока я не найду место.

— Вы давно ее знаете?

— С рождения, — ответила Гретна.

— Может, вы позволите мне навестить вас как-нибудь?

Он заметил, что девушка колеблется и отводит глаза, словно увлекшись одним из спаниелей. Гретна подумала, что может возникнуть неловкость, ибо, согласно ее положению, она не должна была обедать с ним наедине, и Гретна решила сменить тему.

— Как думаете, доктор пришел? — спросила девушка, беспокоясь о миссис Мерривезер.

— Я проверю, — ответил маркиз.

Он позвонил в колокольчик и приказал слуге все узнать.

Вскоре появился дворецкий и доложил:

— Доктор только что ушел, мой господин. Он просил сообщить вам, ваша светлость, что у дамы ушибы и шок, но ни одна кость не сломана. Он дал ей снотворное, и она сможет отправиться в дорогу уже завтра утром.

— Замечательные новости, — вскрикнула Гретна.

Дворецкий вышел, и маркиз сказал:

— Я рад, что вашей тете не хуже, но сожалею, что теперь мне никак не убедить вас остаться немного подольше. Возможно, утром вы рассмотрите приглашение провести здесь еще день или два.

— Я бы хотела этого больше всего на свете, — произнесла Гретна. — Этот дом такой красивый! Но меня ждут в Лондоне!

— В таком случае я не должен пытаться нарушить ваши планы, — согласился маркиз.

«В его голосе прозвучало облегчение, — подумала девушка. — А вдруг он пригласил нас импульсивно, а потом пожалел об этом?» Она взглянула на него из-под ресниц. Какой он мрачный и непримиримый, когда молчит, будто в нем уживаются два разных человека. Вдруг маркиз улыбнулся ей и сказал:

— Я все еще пытаюсь придумать, как могу помочь вам. Вспоминаю, есть ли среди моих многочисленных родственников кто-то, кто может предложить вам что-то более подходящее, чем место гувернантки или компаньонки. Проблема в том, моя дорогая, что вы слишком красивы.

— Слишком красива! — повторила Гретна, и ее глаза засияли. — Вы, правда, так думаете? Никто не говорил мне этого — кроме папы. Задолго до того, как он заболел, он называл меня своим солнечным лучиком. Но ведь все отцы таковы?

— Нет, не все.

— Вы думаете, если бы у меня была красивая одежда, волосы уложены по последней моде, я бы выглядела как одна из светских дам, о которых я столько слышала?

— Упаси вас Боже от этого! — мрачно сказал маркиз. — Оставайтесь такой, какая вы есть, — естественной, неиспорченной тем, что вы называете обществом!.. Не играйте с огнем! Светский мир не для вас. Возвращайтесь домой и сделайте счастливым какого-нибудь фермера.

Гретна опустила голову, чтобы скрыть огорчение. Она чувствовала себя так, словно ее ударили, надсмеялись над ее надеждами, мечтами, выставив их глупыми сказками.

Потом маркиз, словно справившись со своей злостью, протянул ей руку:

— Подойдите сюда, дитя.

Она потянулась, чтобы выполнить просьбу, коснулась своими маленькими пальчиками его руки и почувствовала неожиданное тепло и силу в рукопожатии маркиза. Он потянул ее к себе немного поближе, и теперь Гретна стояла возле него, слегка присев ему на колени, повернув к нему лицо.

— Гретна! Думаю, это судьба, что мы сегодня встретились. Вы тоже это чувствуете?

— Я… я не знаю, — пробормотала Гретна.

— Вы так молоды и беспомощны, — почти бесшумно выдохнул он. — Что Лондон сделает для вас? Разумно ли с моей стороны позволить вам уехать туда?

— Позволить мне? — удивленно переспросила Гретна.

— Возможно, у меня есть другое предложение для вас, — сказал маркиз. — Может, я сам предполагаю позаботиться о вас?

— Но… я не… понимаю, — смутилась Гретна.

— Мне объяснить? — спросил маркиз, глядя ей в глаза.

Он все еще сжимал ее руку, не отводя от нее глаз. Она почувствовала, как будто между ними пробежало что-то, и ощутила внезапную дрожь. Гретна не знала, что это было, но это нечто пронзило все ее тело, заставив чаще дышать. Ее бледные щеки очень медленно начали розоветь.

Гретна не знала, что ей делать. Она уже задыхалась от волнения, как вдруг открылась дверь. В комнату вошел дворецкий, и маркиз отпустил руку Гретны. Она опустилась на колени, обняв спаниелей и зарывшись лицом в их мягкую шелковистую шерстку.

— Что случилось? — резко спросил маркиз.

— Мой господин, вас зовет лорд Роксхолл.

— Лорд Роксхолл?

— Да, мой господин. Он желает поговорить с вашей светлостью. Я проводил его в гостиную.

— Очень хорошо. Я присоединюсь к нему.

Маркиз встал. На мгновение взглянул на Гретну, но ее лица не было видно.

— Подождите здесь, — сказал он. — Я недолго.

Он вышел, но не через дверь, в которую вошел дворецкий, а через маленькую, спрятанную в углу, заметную только при внимательном осмотре. Маркиз закрыл за собой дверь, и теперь, убедившись, что он ушел, Гретна подняла голову. Очень медленно поднесла руки к щекам. Что за странное воздействие оказывал на нее маркиз? Она боялась его и в то же время, так ей казалось, доверяла ему. «Когда он вернется, я расскажу ему правду о себе», — решила девушка. Что он имел в виду, говоря о своем предложении? Он лично найдет ей место? Может, он имел в виду здесь, в Стейд-Холле?

Девушка почувствовала движение позади себя и увидела, что один спаниель поднялся и смотрит в направлении, куда ушел его хозяин, потом побежал к двери. Обнаружив, что дверь закрыта, пес заскулил и еще раз ткнулся в нее. Дверь, должно быть, не сильно захлопнули, и она со скрипом отворилась. Спаниель сначала просунул в щель нос, потом весь протиснулся в дверь. Гретна услышала голос маркиза. Какое-то время до нее доносился просто его голос, она слышала его интонации, но слов не различала. Потом раздался голос другого мужчины. Он растягивал слова, и было в его голосе что-то масляное, тягучее.

— Принцу не верится, что вы вернулись и не повидали его.

— Я вернулся в Англию только на три недели, и мне очень многое надо сделать здесь.

— Ваши друзья в Лондоне расстроены вашим нежеланием встретиться с ними.

— Если и так, меня это не волнует.

— В самом деле, Джулиан, — воскликнул лорд Роксхолл. — Вы не можете позволить себе такие чувства, если все еще страдаете по Элоизе. Бакхарст остается ее покровителем, как вы знаете.

— Жизнь Элоизы и ее друзей не волнует меня, — ледяным тоном отрезал маркиз.

Лорд Роксхолл рассмеялся.

— Вы обижены, Джулиан, да? Мы все знаем, что вы наверняка взбесились, потому что Элоиза не отправилась с вами в изгнание. Эти женщины все одинаковы.

— Вы правы, — согласился маркиз. — Но вы недостаточно глубоко взглянули на этот вопрос. Все женщины одинаковы — эгоистичные и жадные.

— И все же мир был бы неинтересен без них, — вставил лорд Роксхолл. — И принц, конечно, думает так же.

— Скажите, как его королевское высочество? — спросил маркиз.

— Довольно здоров, но такой же легкомысленный и вспыльчивый, каким и был. Вы ведь слышали о его последних подвигах?

— Нет, я ничего не слышал, — ответил маркиз. — Немного странно, но в Венгрии, где я был, скандалы бомонда не на первом месте.

— О дьявол, о чем же вы говорили тогда?

— В основном о лошадях, — ответил маркиз, — а иногда о более серьезных предметах. Но они не заинтересуют ни вас, лорд Роксхолл, ни бомонд.