Дороти Макардл - Тайна «Утеса»

Да она просто смехотворна — взять хотя бы ее лживые уловки со стаканом во время сеанса и все эти ее ночные явления перед нами! Жалкий несчастный призрак — что знала она в жизни? Ничего — ни радостей, ни счастья, ни упоения безрассудной любовью!

Светясь и колыхаясь, Мери возвышалась передо мной на площадке, а я, шаг за шагом, подтягивался по перилам все выше, обливая грозный призрак ядовитым презрением:

— Ты, мерзкая интриганка! Твои козни разоблачены! Мы вывели тебя на чистую воду! Конец твоим маскарадам и розыгрышам, жалкая лгунья!

Привидение закачалось и начало съеживаться, его очертания стали расплываться, свечение померкло, еще минута — и вот оно превратилось в серый туманный столб с фосфоресцирующей сердцевиной, столб этот клонился набок. Когда я к нему приблизился, он согнулся пополам. Слова застряли у меня в горле, но мысленно я продолжал бичевать призрак. Я видел, как столб тумана корчился, содрогался, гнулся, словно дым под ветром.

— Ну и что же от тебя осталось, Мери? — издевался я. — Да ровно ничего! Посмешище! Тема для пересудов служанок, им будет над чем похихикать в кухне! Ступай пугать ворон!

К моему горлу подступала тошнота. Я терял сознание. Туман излучал смертельный холод. Но его пылающая сердцевина погасла. Облако сжималось, росло в высоту, медленно отрывалось от пола и словно просачивалось наружу сквозь крышу. Но я уже не в состоянии был продолжать борьбу, силы мои иссякли. Шатаясь, я поднялся на площадку и прислонился к дверям мастерской. Они подались, и я ввалился в комнату. Холод и темнота оглушили меня, и я потерял сознание.

Наверно, я был в обмороке всего несколько минут. От треска пламени я словно по мановению волшебной палочки поднялся на ноги. Вместе со Стеллой я принялся забрасывать огонь подушками, чтобы не дать ему распространиться, а на площадке лестницы Памела орудовала маленьким огнетушителем, отчего вокруг со свистом поднимался пар.

Ковер на площадке пылал. Занялся и наличник двери. Я содрал матрас с одной из кроватей и прижал его к горящей створке. Стелла стащила другой матрас, и мы вдвоем перекинули его Памеле, а та набросила его на горящую керосиновую лужу. В основном пожар удалось притушить, правда то тут, то там вспыхивали язычки пламени да выскакивали фонтанчики искр. Памела подкидывала мне мокрые полотенца и одеяла, а я бросался с ними на каждую новую вспышку. Будто сумасшедшие, мы плясали и топтались на матрасах в густом удушливом дыму.

Памела вдруг крикнула:

— Вылезайте на крышу!

Стелла давилась дымом и кашляла, я потянул ее к себе и заставил пригнуться к полу. Окно заело, но наконец мне удалось его открыть, и мы высунулись наружу, жадно глотая свежий воздух.

Правда, я тут же вернулся обратно на поле битвы. От ветра заполыхал тлевший до этого край матраса. Памела поливала его водой, и пламя со злобным шипением гасло.

— Кажется, погасили! — крикнула Памела.

— С тобой все в порядке?

— Да, только не вздумай сюда шагнуть — может быть, тут прогорело насквозь. Сейчас я принесу стремянку.

Я услышал, как она побежала вниз.

Стелла громко звала меня из комнаты. В густом дыму мы не видели друг друга, но я нашел ее руку, и мы выбрались на плоскую крышу первого этажа. Стелла, уцепившись за меня, задыхалась и кашляла, от испуга она совсем потеряла присутствие духа и льнула ко мне.

Здесь, на крыше, свирепствовал ветер, он уносил с собой клубы дыма. Я поставил Стеллу к самой стене, стараясь заслонить ее от ветра, и теперь, когда необходимость бороться с огнем отпала, она перестала сдерживаться.

— О, как вы решились? Как вы могли? — плакала она. — Мери была такая страшная, а вы все шли и шли ей навстречу. Я даже крикнуть не смела. А потом вы вдруг рухнули на пол, и я никак не могла привести вас в чувство, а кругом огонь, дым!

Я, как мог, успокаивал ее. Не знаю, сколько мы так простояли, корчась от хлеставшего нас ветра, как вдруг снизу донесся голос Памелы:

— Не могу вытащить стремянку, слишком тяжелая! — кричала она.

Мы вернулись в комнату, дым в ней почти рассеялся. Огонь не нанес большого ущерба, но нижняя половина двери почернела и облезла, порог и ряд половиц на площадке лестницы прогорели насквозь и обнажили поддерживающие их балки, тоже успевшие почернеть. Однако через эти дыры вполне можно было перепрыгнуть. Мы сбежали вниз, в кухню, и столкнулись с Памелой, она была вся в саже, как трубочист. Взглянув на нас, она закатилась смехом. Испуг Стеллы сразу прошел, и, поглядев на меня, она тоже рассмеялась, хотя и сама порядком подкоптилась. По очереди мы отмывались над раковиной для мытья посуды.

— Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, что произошло? — воскликнул я. — Я что, наткнулся на печь и опрокинул ее?

— Нет, по-моему, ее опрокинул не ты, — заявила Стелла. — Конечно, сегодня ты превзошел себя, но печка упала не по твоей вине. Ох, Родди! Как страшно было наблюдать за тобой! Я уж думала, не помешались ли мы все. Но надо же! Невозможно поверить, однако твое геройство возымело действие. Я уверена — больше Мери сюда не вернется. Завтра мы сами уже не сможем поверить, что все это было. Мы ее высмеяли и выжгли! Жаль, у нас нет шампанского!

Радость победы пьянила меня и Памелу, и головы наши кружились от возбуждения, как обычно бывает после удачной борьбы с пожаром, но Стелла, совершенно измученная, бессильно лежала в кресле Лиззи.

— Нам испортили ужин! — возмутилась Памела. — Придется снова варить яйца.

Виски приветливо принял гостей, ввалившихся к нему в столь неурочный час. Ласково и громко мурлыча, он потерся о каждого из нас по очереди, а потом улегся на коленях у Стеллы и начал лизать ей руку — высшее проявление благосклонности. Стелла ухитрялась гладить его и одновременно справляться с ужином, стоявшим перед ней на подносе.

— В этот раз Лиззи уж точно решит, что здесь побывал дьявол, и не ошибется, — заметила Памела. — Подумай, Родди, все твои одеяла сгорели, и коврик у камина, и наш чудесный ковер на лестнице. Ну и напасть!

— Неважно, — отмахнулся я. — Все это застраховано.

Памела хмыкнула:

— Страховка не предусматривает оплату умышленно нанесенного ущерба, а я могу поклясться — тут был умысел.

— Ты хочешь сказать — прощальный привет от Мери? Пусть кто-нибудь попробует это доказать!

— Без Ингрема не докажут!

— Да, кстати, — вспомнил я, подвигая Памеле чашку, чтобы она налила мне еще чаю. — Теперь Ингрем может приехать сюда на Рождество!

Струйка чая потекла мимо чашки на блюдце. Памела опустила чайник на стол и уставилась на меня:

— Ингрем? На Рождество? О чем ты говоришь? Ничего не понимаю.

— Разве я тебе не рассказывал?

— Нет!

— Неужели? Не говорил, как он напрашивался, чтобы мы пригласили его зимой, если еще будем здесь? Ловко это у него получилось!

— В первый раз слышу.

— Господи! Может, я не сказал тебе и о том, что он зовет тебя лететь с ним в Ирландию?

— Правда?

— Ей-богу!

— Лететь? Вместе с ним? В Ирландию? Ну, знаешь, ты просто негодяй! Даже словечком не обмолвился! Не передал приглашение!

— Да это еще не приглашение! — Я пытался оправдаться тем, что не придал значения выдумке Ингрема, так как был уверен, что для Памелы это совершенно неважно.

— Да, ты прав. Совершенно неважно, — согласилась Памела. — Хочешь еще бутерброд?

Она поднялась и нацарапала Лиззи записку: «Все благополучно, но не будите никого, пока кто-нибудь из нас не позвонит».

— Пусть не поднимает нас раньше времени, вот это действительно важно, — сказала Памела, чем-то необычайно обрадованная.

Я повернулся к Стелле и увидел, что она крепко спит в кресле.

В верхних комнатах было еще полно дыма. Мы перенесли вниз наши вещи, постелили Стелле на кушетке в гостиной, а Памеле расставили тут же походную кровать, причем сестра заметила, что способна заснуть, даже если ее прицепят к бельевой веревке. Стелла так и не проснулась окончательно, когда мы переводили ее из кухни в гостиную. Я спал в детской, и, что бывает со мной нечасто, мне приснился необыкновенный сон. Мне снилось, будто я купаюсь в светящемся море.

Меня разбудил кот. Мягко, но увесисто он переступал лапами по одеялу у меня на груди. Самодовольно уставившись мне в лицо круглыми глазами, он замурлыкал и помахал золотистым хвостом. Глядя на него, я старался сообразить, действительно ли произошло все то, что всплывает в моей памяти? Но не зря же я сплю в детской, не зря здесь оказался излучающий благополучие кот, который раньше чурался этой комнаты, а вот и моя одежда, покрытая копотью. Значит, все правда — и Кармел, и Мери, и пожар, и то, что Стелла меня поцеловала.

Я соскочил с кровати, чтобы при дневном свете посмотреть на последствия пожара, вышел на лестницу в сопровождении кота и увидел Лиззи, хлопотавшую с ведром и щеткой. У нее по щекам катились слезы. Однако при виде Виски скорбь на ее лице мгновенно сменилась ликованием.

— Мне и в голову не могло прийти, что он у вас! — воскликнула Лиззи. — Я думала, он со страху вовсе удрал из этого дома, и я никогда больше его не увижу. — Она медленно выпрямилась и прижала кота к груди. — Да я его и ругать бы не стала, — заявила она. — Здесь ни одна христианская душа не выдержит, не то что кот. А где мисс Памела? Что тут у вас стряслось?

— Лиззи! Более благочестивого дома, чем наш, вам не сыскать во всем христианском мире! — торжественно заверил я ее и отправился в ванную.

Пока я одевался, я слышал, как встают Памела и Стелла. Меня снова охватило ощущение, что всего этого просто не может быть. Я выглянул в окно на сверкающий, омытый дождем мир. Сквозь рассеянные ветром клочки туч светило солнце. В комнату ворвался запах вереска и звонкое пение жаворонков. Спасшее Стеллу дерево тихо покачивало ветвями — какое оно дружелюбное! Я вспомнил, как весело начиналась здесь наша жизнь, как потом над нами нависла мрачная тень, и подумал о новых надеждах, таких ослепительных, что я даже не смел в них верить. Вскоре ко мне постучалась Памела.