Дождь немного стих, когда она добралась до дома. Быстро скинув насквозь мокрые шарфик и плащ, Тереза заспешила наверх, в спальню. Там она заперла письмо в ящике своего стола. Нельзя же было все время ходить с ним по дому! Но Тереза боялась выпустить письмо из поля зрения хотя бы даже на час. Оно было адресовано Жюлю Скаррону от его богатого приятеля, живущего в Америке, и в письме Адель Скаррон приглашалась поселиться за океаном, в Новом Свете. Но Жюль Скаррон уже умер. И теперь умирает Адель.

Тереза спрятала ключ от ящика за корсаж и быстро сбежала вниз по лестнице. В спальне на первом этаже она сказала сиделке, присматривавшей за Аделью:

— Иди отдохни. А я посижу с ней.

Сиделка взяла поднос с чашкой бульона, к которому Адель так и не прикоснулась, и ушла.

— Папа! — позвала шепотом Адель. Лицо ее горело. Голова беспомощно моталась по подушке. Тереза потрогала лоб Адели.

— Отошел на Небеса, Господь с ним.

— Я должна была быть там вместо него.

— Вы еще очень слабы. Вам нужно отдыхать. Хотите попить что-нибудь?

— Да, пожалуйста.

Тереза аккуратно приподняла Адель, взбила подушки, потом посадила ее и поднесла к ее губам бокал. В дверь тихонько постучали. Вошла сиделка.

— Посетитель. Спрашивает мадемуазель Скаррон. Она протянула Терезе визитную карточку.

— Что ты ему сказала?

— Ничего, — сухо ответила сиделка. — Не мое это дело — обсуждать с посторонними здоровье мадемуазель Скаррон.

Тереза с облегчением вздохнула. Потом убрала карточку в карман.

— Я сама его встречу. Посиди здесь.

Сиделка устроилась на стуле. Она уже достаточно пережила за последний месяц, чтобы понять, что ничего больше не остается делать, кроме как молиться за бедную чистую душу, готовую переселиться в мир иной.

Тереза поспешно взбежала по лестнице наверх в свою комнату, с быстротой молнии скинула с себя одежду и натянула одно из лучших черных платьев Адели. Потом подошла к зеркалу и пригладила волосы, а затем осторожно спустилась вниз. Дом был пуст — слуг отпустили пораньше в этот день, однако некоторые из них могли вернуться домой рано. Но пока еще никого не было. Тереза немного постояла перед дверьми в гостиную, переводя дух, затем сделала шаг вперед.

— Месье де Монтень. Люсьен слегка поклонился.

— Я к вашим услугам. Адель Скаррон. Как мило с вашей стороны навестить нас.

Люсьен посмотрел на ее черное облачение и спросил:

— Ваш отец?

— Мы похоронили его сегодня утром, — прошептала Тереза. — Скарлатина.

— Дорогая мадемуазель Скаррон, — ответил Люсьен, придвигая к ней стул, — я…

— У меня была скарлатина в детстве, — перебила его Тереза, — легкая форма. Но бедный папа… И вам следует возвращаться прямо в Париж, когда вы покинете этот дом, месье де Монтень. Не оставайтесь на обед в этой деревне.

Она смущенно улыбнулась и добавила:

— Боюсь, что я даже не смогу предложить вам поесть. Лучше вам ехать голодным, чем заразиться здесь. Моя бедная кузина тоже больна, она наверху.

Тереза опустила глаза, чувствуя, что Люсьен изучает ее.

«Достаточно симпатичная девушка», — подумал он.

Ее темные волосы были аккуратно убраны в узел на затылке, а карие, с золотистыми точками, глаза говорили о том, что она вовсе не была так наивна, как ожидал Люсьен от встречи с провинциальной дочкой деревенского педанта. Черты лица девушки были тонкими, изящными, и выглядела она чуть старше двадцати, но Люсьен подумал, что это, пожалуй, из-за траура, который был ей не слишком лицу.

— Ваш отец говорил с вами о письме, которое прислал ему мой отец?

Тереза кивнула.

— Он говорил мне, что я должна ехать в Америку.

— Очень хорошо. Значит, мне не придется объяснять вам все сначала, — с облегчением сказал Люсьен.

— Я очень благодарна вашему батюшке за его доброту, — ответила Тереза. — Видите ли, месье де Монтень, наследства, которое я получу, далеко не достаточно, чтобы жить в нормальных условиях. К тому же я осталась совсем одна. — Тут голос ее задрожал.

— Ну, теперь-то, мадемуазель Скаррон, вам не стоит плакать. Ваш отец, упокой его душу Господи, увидит, что о вас позаботятся. И, если вы будете жить в «Прекрасной Марии», то ни в коем случае не будете одинокой. Можете быть уверенной в этом.

Дьявол, девчонка определенно собиралась разрыдаться. Люсьен беспомощно оглянулся, пытаясь найти что-нибудь более подходящее, чем кусочек черного кружева, который Тереза сжимала в руках, и неохотно отдал ей свой носовой платок.

— Я еще не успел заказать вам билет, но мы отплывем сразу же, как только вы закончите сборы.

Тереза промокнула глаза платочком.

— Вы очень добры. И ваш папенька не мог лучше утешить меня.

Вдруг она опустила платок и посмотрела на Люсьена суровым взглядом.

— Но я не могу оставить Терезу.

— Кто это?

— Моя кузина, я уже говорила вам о ней, месье де Монтень. Она умирает.

— Я думал, у вас нет других родственников.

Откуда, черт побери, взялась эта кузина? Люсьен начал раздражаться.

— Тереза Д’Обер. Очень дальняя родственница с материнской стороны. Моя компаньонка. Она заразилась скарлатиной, ухаживая за отцом. Я не могу бросить ее.

— Очень похвально.

Тереза вдруг сама почувствовала, как это благородно с ее стороны. Ведь бедняжка Адель в своем завещании даже не вспомнила о Терезе. Все свои деньги она оставила церкви, на нужды сиротских приютов. «Они нуждаются в этом, Тереза, — сказала она ей тогда, — а ты всегда сможешь худо-бедно устроить свою жизнь».

— Это не продлится долго, — сказала Тереза Люсьену, — возвращайтесь в Париж, месье де Монтень, а я смогу присоединиться к вам, вероятно, через неделю.

Когда Люсьен ушел, Тереза от радости захлопала в ладоши и уселась перед камином. Она подумала, что в конце концов все это не так уж сложно, и самый трудный момент позади — вряд ли Люсьен де Монтень еще раз приедет сюда. Ведь в деревне эпидемия скарлатины.


— И да простит тебе Боже наш всемогущий и милосердный грехи, тобой совершенные.

— Аминь, — еле слышно прошептала Адель.

Тереза, сиделка и все домашние перебирали четки, пока святой отец исповедовал и причащал Адель. Терезе вдруг стало холодно. Мурашки побежали по ее телу, когда она подумала, что это ведь как бы ее смерть, ее самой. Завтра она похоронит Терезу, хороня тело Адели Скаррон.

— Я есть воскрешение и жизнь, и всякий, кто истинно поверит в меня, не умрет, но будет жить вечно…


Все еще шел дождь. Возле могилы Жюля Скаррона была вырыта еще одна, и свежая земля, намокая, становилась черной. Цветы на могиле Скаррона уже начали блекнуть от сырости.

— Упокой, Господи, ее душу…

Гроб опустили в могилу. По его крышке застучали мягкие комья мокрой земли. Тереза в который раз ощупывала пальцами письмо. Ее письмо. Она постояла немного возле могилы. К Терезе повернулся адвокат и душеприказчик Адели и взглянул на нее с сочувствием и симпатией.

— Вам не следует так сильно горевать.

— О, уверяю вас, я не стану этого делать.

Адвокат вздохнул.

— И вам не стоит сердиться. Она поступила так, как велела ей совесть.

Тереза спокойно посмотрела на него.

— Она сказала, что я всегда смогу найти место в жизни. И я надеюсь, что уже нашла его. Всего доброго.

И она направилась к дому вниз по холму в сопровождении слуг Скарронов.

— И куда вы теперь поедете? — спросила Терезу экономка, даже не потрудившись прибавить «мадемуазель».

— Меня ждут. Я нашла место, — кратко ответила Тереза.

Экономка фыркнула.

— Прошу меня извинить, — заявила Тереза, которой не терпелось отвязаться от экономки, — но я должна собирать вещи. Завтра придет адвокат и даст распоряжения по имуществу.

Когда собрав свой скарб, слуги разошлись, Тереза прошла наверх. В комнате Адели она взломала замок верхнего ящичка бюро. Там лежало несколько монет, и Тереза забрала их себе. Коробка с драгоценностями была заперта, но у нее имелся ключ, который она спрятала от адвоката. Тереза некоторое время размышляла. Если она возьмет что-нибудь очень ценное, поднимется шум, и у нее могут возникнуть проблемы, но оставались еще разные мелочи и безделушки, не названные в завещании: маленькое кольцо с рубином, медальон с топазами, несколько дешевеньких золотых браслетов. Тереза собрала все это и сунула в карман. Из гостиной она прихватила маленькую вазочку и серебряную табакерку, позолоченную рамку для картины, где раньше был портрет Жюля Скаррона, позолоченный нож для разрезания бумаги. В секретере библиотеки тоже было немного денег, и Тереза забрала большую их часть, оставив лишь несколько франков. Все деньги забирать было нельзя, чтобы не вызвать подозрения адвоката.

Вернувшись в свою комнату, она засунула все это в свой чемодан, аккуратно упакованный преимущественно платьями Адели. Адвокат сам заставил ее взять их, так как знал, что сиротским приютам они ни к чему.

Тереза вытащила чемодан, коробки и другую ручную кладь в прихожую и в ожидании заказанного фаэтона стала надевать шляпку. Шляпку Адели. Завязав черные ленты бантом под подбородком, она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Потом кокетливо улыбнулась, покивала головой. Вполне сойдет за двадцатилетнюю…

Послышался стук колес по каменному тротуару. Фаэтон прибыл. Тереза Д’Обер села в фаэтон, а в Париже из него вышла Адель Скаррон.


— Посев закончен, — довольно сказал Дэнис. — В этом году мы сделали его как раз вовремя.

Февральское солнце пробивалось сквозь низко стелющийся туман и золотило свежевспаханную землю. Сеятели, чернокожие рабы, следовавшие за плугом, работали быстро, бросая семена в борозды уверенными движениями. Это было самое легкое и приятное время года, после утомительной вырубки старого тростника и круглосуточной изнурительной помолки и выпаривания прошлогодних стеблей.

Дэнис наблюдал за посевом, поглаживая холку своей лошади.