Анна Рэндол - Тайна ее поцелуя

Она снова дрожащими пальцами раскрыла книгу и прижала ее к груди. Затем вновь принялась читать. Минуту спустя провела пальцем по размазанным чернилам и вздохнула.

Оказалось, что Беннет писал не так, как она ожидала, — не аккуратными ровными строчками. Почерку него был размашистый, с наклоном; причем многие слова были зачеркнуты, безжалостно уничтожены темными полосками чернил.

И это была не просто поэма — ее писал человек, спасавший знамя своего полка. А слова о том, как невыносимо держать руку умирающего юноши, были переделаны множество раз, и все сентиментальное или слишком трогательное было выброшено. Возможно, кто-нибудь мог бы увидеть в поэме майора оду чувству долга, но на самом деле это была мучительная мольба о прощении.

Мари всхлипнула и прошептала:

— Ах, не следует это читать…

И тут же, перевернув страницу, она опять погрузилась в чтение.

Беннет готовился постучать в дверь, но задержался — позади него послышались торопливые шаги. И он взялся за рукоятку кинжала.

— А, майор… Вы что-то рано, — раздался голос с легким акцентом.

Беннет опустил руку. Это был дворецкий Селим. Причем лицо у него раскраснелось, а тюрбан съехал набок.

— Простите, что встретил вас не так, как положено, майор. Я занимался подбором нового слуги. И предполагал, что буду на месте до вашего приезда.

Селим поклонился и ввел его в комнату.

— Я сейчас сообщу о вашем прибытии. Пожалуйста, присядьте пока.

Беннет кивнул и оглядел центральную комнату. В отличие от резиденции посла почти все в доме Мари было устроено по местным обычаям. У стен стояли низкие кушетки с грудами бархатных подушек, а вот кресел и стульев в этой комнате не было. И Беннет долго не мог сообразить, как же ему тут устроиться, чтобы это не выглядело смешно.

В конце концов он решил проблему, прислонившись к мраморной колонне.

Вскоре в комнату вошел сэр Реджинальд. Вечерний костюм свободно висел на нем, как будто хозяин дома значительно потерял в весе.

— Рад вас видеть, майор! Хотя вам не обязательно было приезжать. Я и сам мог бы сопровождать свою дочь, а вам не пришлось бы томиться в душной карете — именно в ней следует ехать к резиденции посла.

Беннет вежливо поклонился.

— Чем меньше времени тратишь на подобные церемонии, тем лучше.

Но он не мог отказаться от этой поездки, так как очень беспокоился за Мари.

Сэр Реджинальд усмехнулся:

— Это правда. Я укроюсь в комнате для игр, как только сумею.

Оставить Мари одну?.. Именно поэтому он не мог доверить ее отцу. И даже если бы жизнь девушки не была в опасности, все равно не следовало оставлять ее одну. В резиденции посла было слишком много уединенных уголков, и мужчина вполне мог заманить туда женщину ненадолго. А если она без сопровождающего, то и надолго.

Тут послышались легкие шаги, и в дверях комнаты появилась Мари. На ней было малиново-красное платье, прекрасно обрисовывавшее ее стройную фигуру. Как и большинство английских вечерних платьев, оно облегало грудь, но на этом сходство заканчивалось. На нем не было падавших от высокой талии до пола складок; оно было сшито так, что подчеркивало талию клиньями — как и в национальной одежде, — собранными пышными складками на бедрах, и, конечно же, платье закрывало ноги, ниспадая к полу.

Сэр Реджинальд улыбнулся дочери:

— Сегодня вечером ты выглядишь очень мило, моя дорогая.

«Неужели этот человек слеп?! Почему он не заставляет ее, переодеться?» — недоумевал Беннет. Вот и еще одна причина, по которой он не мог полагаться на суждения этого человека.

Мари улыбнулась:

— Спасибо, отец.

Она прошла через комнату, и при каждом шаге ее бедра соблазнительно покачивались, как у танцовщицы.

О, будь он проклят! У нее сейчас даже волосы были распущены. И не было никаких намеков на прическу — только два украшенных драгоценными камнями гребня не давали волосам упасть на лицо.

— Беннет… — Вежливо кивнув, она протянула ему руку.

Хорошо еще, что на ней были перчатки — атласные, безукоризненно белые и очень красивые, они доходили ей до локтей.

Беннет поднес руку девушки к губам. Когда же он выпрямился, взгляды их встретились, и тотчас же его словно окатила жаркая волна.

Смутившись, Беннет отступил на шаг.

— Мари, вы…

Он пытался вспомнить какой-нибудь комплимент, но так ничего и не вспомнил — сейчас он думал совсем о другом, думал о том, как снять это платье с восхитительного тела Мари.

Сэр Реджинальд похлопал его по спине.

— При виде моей Хелены другие тоже теряли дар речи.

Беннет откашлялся и предложил девушке руку.

— Нам пора, Мари.

Атласная ткань перчатки прошуршала по рукаву его мундира.

— Вы ведь хотели, чтобы я убедила их, что мы влюблены, не так ли? — прошептала она.

Беннет промолчал; близость Мари причиняла ему почти физическую боль.

Они приблизились к выходу, и Селим распахнул перед ними дверь.

— В последние дни я мало тебя видел, Мари. Ты была занята в своем саду? — спросил сэр Реджинальд.

Пальцы Мари, лежавшие на рукаве Беннета, дрожали, но голос ее прозвучал спокойно:

— Нет, отец. Я уезжала на несколько дней, чтобы порисовать.

Сэр Реджинальд нахмурился.

— В самом деле? Тебе следовало бы сообщать мне о таких вещах.

Мари сжала руку Беннета.

— На прошлой неделе я упомянула об этом на обеде в день моего рождения.

Отец усмехнулся:

— День рождения?.. О, я постоянно забываю о нем… А я… сделал что-нибудь для тебя?

— Нет, отец. Думаю, это уже в прошлом.

Он похлопал дочь по плечу.

— Зато я знаю, что вырастил рассудительную дочь.

Мог ли этот человек не услышать равнодушие в голосе дочери? Беннет накрыл ладонью руку девушки, и, к его удивлению, она снова сжала другую его руку. «Сколько же дней ее рождения прошли для отца незамеченными?» — думал Беннет.

Тут старик вновь заговорил:

— И еще одно достоинство моей дочери… Она — выгодная невеста, майор. Она не из тех, кто постоянно требует разных дорогих безделушек, как другие молодые леди.

Беннет пожалел, что не догадался принести ей в этот вечер какой-нибудь пустяк — цветы или веер, или что-то подобное. Ведь предполагалось, что он ухаживал за ней…

— Может быть, мне придется найти для вас какой-нибудь подарок, — прошептал Беннет.

Покосившись на него, Мари улыбнулась, и ее глаза насмешливо блеснули. Беннет приободрился. И вдруг понял, что улыбается ей в ответ.

Ему ужасно хотелось узнать, играла ли она сейчас свою роль, или все это — нечто большее. Но даже если последнее, то что это ему давало?

Они подошли к огромной карете — ее одолжил им посол на этот вечер. Грум помог Мари сесть в экипаж. Отец же устроился напротив дочери, оставив свободное место рядом с ней. И Беннет, конечно же, занял это место, усевшись вплотную к девушке.

— Тут так тесно… — пробормотал он.

Она с удивлением взглянула на него — карета была весьма просторная.

Разгладив платье, Мари как бы невзначай провела ладонью по ноге майора, и он скорее почувствовал, чем услышал ее тихий смешок.

«Кокетка…» — подумал Беннет, нахмурившись. И вдруг почувствовал, как легко стало у него на сердце.

А Мари, чуть повернув голову, на одном дыхании прошептала:

— Я упорно тружусь над своей ролью.

— Большего труда и не требуется, — шепнул Беннет в ответ.

— Нет-нет, позвольте Мари продолжать работу. Она опытный натуралист, — заявил сэр Реджинальд.

Беннет с трудом удержался от смеха. Мари же тихонько прыснула.

— Я только имел в виду, что ей не требуется работать. Я вполне смогу содержать свою жену.

Сэр Реджинальд с подозрением посмотрел на молодых людей. Казалось, он наконец сообразил, что, возможно, не уловил какого-то скрытого смысла их беседы.

— Так, значит, вы собираетесь остаться в армии?

— По крайней мере на некоторое время, — уклончиво ответил майор. — Но у меня еще есть небольшое поместье.

— Вы скучаете по нему? — спросила Мари.

Беннет не знал, как ответить. Когда Наполеона свергли в первый раз, он твердо решил, что не продаст поместье. Тогда он мечтал о том времени, когда сможет уйти в отставку и, удалившись к себе в поместье, будет писать стихи. Но, вернувшись домой, он понял, что стихи не приходят в голову. Бесчисленные вечера просидел он у горящего камина, мучаясь своими жалкими попытками… Известие о том, что Наполеон бежал с Эльбы, пришло как освобождение. И вот теперь, когда от грязи с бесконечных рядов могил у Ватерлоо, казалось, почернела и его душа, он уже не знал, чем станет заниматься.

— Поместье — мой дом, — ответил он наконец.

Мари о чем-то задумалась и, отвернувшись, стала смотреть в окно.

Колеса кареты застучали по булыжной мостовой; они в веренице других экипажей медленно продвигались к резиденции посла.

Сэр Реджинальд вздохнул и пробормотал:

— А я так скучаю по доброй старой Англии.

— Думаете, что вернетесь? — спросил Беннет.

Если бы он мог уговорить их вернуться в Англию, Мари была бы далеко от интриг. И в безопасности.

— Увы, работа приводит меня сюда снова и снова.

Беннет погладил Мари по руке.

— А вы?.. Вы хотели бы вернуться?

Она отодвинулась от него и прижалась к стенке кареты.

— Нет, никогда.

Тут карета остановилась у резиденции посла, и Беннет помог выйти Мари, а затем — ее отцу.

У входа их приветствовал сам посол:

— Добрый вечер, Прествуд, сэр Реджинальд, мисс Синклер… — Он чуть наклонил голову. — Я рад, что вы будете с нами.