С яхты спустили трап, и герцог увидел одного из своих курьеров, который спешил по причалу им навстречу. Герцог приказал ему достать для них с Анной тройку, и спустя несколько минут она подкатила к причалу.

Разукрашенная резная карета действительно была запряжена тремя лошадьми.

На козлах сидел длинноволосый усатый и бородатый ямщик. Он сорвал со своей головы картуз и жестом пригласил господ занять места в экипаже. Анна по-русски сказала ему, куда они хотят отправиться.

Анна не стала переводить герцогу то, что она приказала ямщику, но, когда лошади рванули вперед, положила ладонь на руку мужа и шепотом произнесла:

— Я даже не смела мечтать, что такое когда-нибудь случится.

— Не думала, что когда-то сможешь вернуться сюда? — спросил герцог.

— Что смогу возвратиться сюда без опаски.

— Без опаски? — переспросил он.

— Никто не сможет причинить мне зла, поскольку я твоя жена, правда?

— Никто! — решительно подтвердил герцог.

Он прикрыл руку Анны своей ладонью и твердо сказал:

— Когда мы прошлой ночью любили друг друга, я понял, что буду защищать тебя и сражаться за тебя и не позволю впредь никому и ничему напугать тебя.

— Я верю тебе, — просто сказала она. — И благодаря этому чувствую себя здесь защищенной, а не испуганной, как раньше.

Герцог не стал добиваться разъяснений.

Тройка поднималась из нижней части города, где находилась гавань, по скалистому склону, на вершине которого стояли красивые дома, построенные князем Воронцовым.

Они миновали дворец, а затем подъехали еще к одному очень красивому строению — по выражению лица Анны герцог догадался, что это место имеет для нее особое значение.

Тройка остановилась, и они сошли на землю.

Герцог думал, что Анна пойдет к парадному входу, но она свернула вбок и пошла к маленькой пристройке, которая, как догадался герцог, была часовней.

Часовня была резной, окрашенной яркими красками, с небольшим позолоченным куполом, сверкавшим на ярком солнце.

Герцог открыл дверь, и изнутри часовни пахнуло ладаном. Войдя внутрь, герцог увидел, что часовня хотя и небольшая, но очень красивая.

Стены увешаны иконами, с потолка свисают позолоченные светильники, повсюду цветы и свечи. В часовне царила непередаваемая атмосфера близости к Богу.

Анна прошла вперед, герцог последовал за нею. Они подошли к молящемуся на коленях перед алтарем священнику.

Священник был глубоко погружен в молитву. Анна застыла, не шевелясь, ожидая, когда он обратит на нее внимание. Неподвижно стоял и герцог, наблюдая за ними.

Наконец священник поднялся на ноги и повернулся.

Секунду Анна стояла неподвижно, потом рванулась вперед и упала перед священником на колени.

Священник заговорил, и герцог догадался, что тот спрашивает у Анны, что ей нужно.

Она посмотрела на священника снизу вверх и ответила по-русски:

— Вы не узнали меня, отче, что неудивительно.

Священник оглянулся по сторонам, и теперь герцог рассмотрел, что он очень стар. Волосы священника были белыми как снег, и герцог подумал о том, что он, возможно, плохо видит.

Но священник воскликнул — вначале по-русски, затем по-французски, — и в его голосе было узнавание.

— Этого не может быть, но… Анна! Неужели это в самом деле ты?

— Да, это я, отче, и я привела с собой мужа, которого хочу познакомить с вами.

— Твоего мужа! — удивленно воскликнул священник.

Анна поднялась на ноги, а когда герцог приблизился к ним, сказала:

— Это отец Алексей, когда я родилась, он крестил меня, а позже был моим учителем и наставником до тех пор, пока я не попала в монастырь.

— Я — герцог Равенсток, святой отец, — склонив голову, представился герцог. — И, как уже сказала Анна, я ее муж.

— Молюсь о том, чтобы вы оба были счастливы, — ответил священник. — Нам о многом нужно поговорить, дети мои. Идите за мной.

Из часовни он поманил их в крытую галерею, где было несколько дверей. Открыв одну из них, священник провел их в свою келью.

Келья была маленькой, скудно обставленной мебелью, но вместе с тем красивой, с развешанными по стенам старинными иконами.

Анна восхищенно вздохнула.

— Сюда я приходила на занятия! Отец Алексей, вы были прекрасным учителем.

— Очень приятно слышать это, — с улыбкой ответил священник, — но дай-ка мне как следует рассмотреть тебя, Анна. Что ж, ты была прелестным ребенком, а теперь превратилась в очаровательную женщину.

Анна не ответила. Она просто смотрела на священника, словно ждала, что он скажет что-то еще, и, словно прочитав ее мысли, отец Алексей добавил:

— И ты стала очень похожа на свою мать.

— Вот это я и хотела услышать! — воскликнула Анна. — Но, полагаю, что-то от папы во мне тоже есть?

— Как же ты можешь быть не похожа на них обоих, когда они так сильно любили друг друга! — сказал священник. — Однако ты должна присесть.

Отец Алексей указал рукой на два стоящих рядом стула, а когда они уселись, сказал:

— Я не удивлен, что ты вышла замуж. Я всегда чувствовал, что ты не станешь монахиней и, если будет на то воля Божья, он пошлет тебе иную жизнь, совершенно не похожую на монастырскую.

— Господь был очень, очень добр ко мне, — ответила Анна. — А теперь я хочу попросить вас, отче. Все эти годы я хранила в тайне имена моих родителей. Пожалуйста, расскажите моему мужу о том, что произошло, поскольку, сами понимаете, он сгорает от любопытства.

— Что вовсе не удивительно, — улыбнулся священник. — Хотя ты очень молода, Анна, но мудра и осторожна не по годам. Я знаю, что за все это время ты не предала своего отца и не сделала ничего, что могло бы представлять для него опасность.

— До тех пор, пока я не вышла замуж, хранить тайну мне было нетрудно.

При этом она с улыбкой посмотрела на герцога, и он ей ободряюще кивнул.

— С нетерпением ожидаю разгадки этой тайны.

— Тогда позвольте мне приступить с самого начала, — сказал священник. — Мать Анны родилась в 1830 году и была племянницей государя императора Николая.

— Его племянницей? — пробормотал герцог, моментально оценив высоту происхождения Анны.

— Ее светлость великая княжна Наталья, — продолжил священник, — выросла в богатстве и любви, которые, уверен, мне нет надобности описывать вашей милости.

Герцог в знак согласия наклонил голову, и отец Алексей продолжил:

— По мере того, как великая княжна подрастала, она все сильнее начинала выделяться среди привыкших к роскоши петербургских придворных. Когда Наталье исполнилось двадцать, было решено выдать ее замуж за человека, выбранного без ее согласия. Вы знаете, ваша милость, что такое принято в высшем свете сплошь и рядом.

— Разумеется, — согласился герцог.

— Сама же княжна ужасалась страданиям крепостных и бедняков Санкт-Петербурга, терпеть не могла человека, выбранного ей в мужья, и потому решила отречься от мира и уйти в монастырь.

Герцог напряженно слушал не перебивая, а священник между тем продолжал:

— Зная, что никто не станет ее слушать, пока она остается при дворе, великая княжна бежала из столицы и, прежде чем кто-нибудь успел остановить ее, добралась до Одессы, где у отца Натальи был дворец, в котором он никогда не жил. С годами дворец обветшал и пришел в беспорядок.

Когда княжна приехала сюда, она была такой юной, такой красивой, что я счел своим долгом сказать ей, что считаю ошибкой ее желание отречься от мира. Я призвал Наталью еще раз хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение.

Священник улыбнулся Анне.

— Как ты, наверное, помнишь, дочь моя, твоя мать была женщиной непреклонной, и она заявила мне, что все уже решила. Я думаю, больше всего она опасалась того, что, если не поспешит, царь вернет ее назад в Санкт-Петербург.

— А правил в то время император Николай Павлович, — заметил герцог.

— Совершенно верно, ваша милость, правил тогда Николай — он был царем жестким и властным.

Произнося эти слова, отец Алексей осенил себя крестным знамением и продолжил:

— Царь послал в Одессу агентов тайной полиции, но к тому времени, когда они приехали, княжна уже дала обет в маленькой общине работающих монахинь, и мне удалось отправить агентов восвояси, объяснив, что великая княжна принадлежит отныне Богу и даже сам царь не властен над нею. Правда, слова мои, да простит меня Господь, были не вполне верны. Принимая великую княжну в монахини, я сделал для нее исключение, оговорив, что она при желании в любой момент может отказаться от данного ею обета и возвратиться в мир.

— Но царь, конечно, об этом не знал?

— Об этом никто не знал, кроме меня, — ответил священник. — Ну, и княжны, разумеется.

Он ненадолго замолчал, погрузившись мыслями в прошлое.

Затем отец Алексей вновь заговорил:

— Через несколько лет небольшая община монахинь перебралась из своего неудобного и не приспособленного для зимних холодов монастырского дома во дворец. Это произошло после того, как скончался отец великой княжны и дворец перешел к ней по завещанию.

— Таким образом, дворец превратился в монастырь? — спросил герцог.

— Совершенно верно, — подтвердил священник. — И так было намного удобнее и для монахинь, и для меня. Кроме того, после переезда у нас появилась возможность открыть больницу, под нее мы отвели целое крыло дворца.

— Те монахини были еще и сестрами милосердия?

— Да, причем все без исключения. Замечу, что это были единственные сестры милосердия на всю южную Россию. Доктора были очень рады помощи наших монахинь, можете мне поверить.

Герцог знал, что сестер милосердия действительно очень мало и в мирное, и в военное время. Он служил в армии и своими глазами видел, насколько слабо обучены военные доктора и невежественны санитары-медбратья. В результате солдаты чаще умирали не от рук своих врагов, а от плохого ухода и недостатка внимания.