Нервно сглотнув, осторожно, будто опасаясь, что это диво не состоится, Ипатий присел подле нее на ложе. И когда он протянул руку, когда нежно коснулся ее щеки…

– Я ваша, – тихо шепнула Светорада, словно подбадривая его.

Глаза ее блеснули.

Она уже привыкла, что мужчины берут ее с жадностью и властностью. Но Ипатий был не таков. Он медлил, и это стало раздражать ее. К чему эта робость, если он владеет ею? И она почти резко взяла его руку и прижала к своей груди.

Его прикосновение… Она почувствовала, как он нежно притронулся к ней, и это неожиданно взволновало ее. Самыми кончиками пальцев он касался ее соска, ласково ощупывая. И от этой его нежности она ощутила, как по только что полному напряжения телу растекается слабая нега. Дыхание Ипатия в полутьме стало учащенным, и Светорада заметила, что дышит так же. Это смутило ее, и она отвернулась, но колдовство его ласковых прикосновений продолжало завораживать княжну. Она опустила отяжелевшие веки, прислушиваясь только к своим ощущениям, которые волновали и радовали ее. Она уже забыла, что ласки мужчины могут быть столь приятными, сжилась с мыслью, что ее просто берут, как сладкий плод, проглатывают залпом, не ощущая ее вкуса, заботясь только о собственном насыщении.

– Ипатий, – тихо произнесла Светорада, сама еще не зная, что собирается сказать.

Да и надо ли что-либо говорить?

Почувствовала, как он нежно обнял ее, прижал так бережно, как будто она была соткана не из плоти и крови, а из видений его мечты, как будто он опасался, что она исчезнет из его объятий подобно сладкому сну. Осторожно коснулся губами ее чела и прошептал:

– Самая желанная… – Поцеловал в висок и добавил: – Прекраснейшая… любимая…

У Светорады гулко застучало сердце. Ей захотелось обнять его, но она смущалась проявить ответную нежность. Он ее любит, а вот любит ли она его… Отчего-то у княжны было ощущение, что только любовь может подарить ей то ослепительное счастье, какое она некогда познала в объятиях Стемы, а потом и с Овадией, когда решила, что любит хазарина. А вот Ипатий… Она перестала думать о чувствах, вслушиваясь только в то, что творилось с ее телом, так негаданно и благодарно наполнявшимся негой в ответ на ласки византийца.

Его губы провели дорожку от ее скулы к уху, и она отклонила голову, когда он стал целовать ее шею, медленно, нежно, возбуждающе… И когда он нашел ее рот, уста Светорады сами непроизвольно раскрылись ему навстречу. Она была готова к требовательному и страстному нажиму, но вместо этого Ипатий только чуть коснулся ее приоткрытых губ скорее успокаивающим, нерешительным поцелуем. А ведь она уже хотела чего-то более страстного… Ее сердце бешено билось, тело охватила мелкая дрожь. И он ощутил ее желание. Давление его губ – мягких, теплых, нежных – заметно усилилось, его язык осторожно скользнул ей в рот. Его пальцы зарылись в волосы на ее затылке, продолжая прижимать ее лицо к своим губам. Он целовал ее жарким исступленным поцелуем, а Светорада сама уже обнимала его, страстно отвечая на лобзание.

Византийский поцелуй… Искушенные губы завладевают ртом, языки сплетаются, уста скользят по устам… Когда Стема впервые поцеловал ее этим заморским приятным поцелуем, она в единый миг научилась целоваться. Потом… Овадия целовал ее более жадно, с покоряющей страстью. Другие… Светораде казалось, что у нее не было больше никаких других. То была не любовь, а подчинение, рабство. И вот… наконец-то… Она и не предполагала, насколько соскучилась по нежности… страсти…

Светорада и не заметила, когда Ипатий разделся и оказался в ее ложе, но ощущать рядом его худощавое крепкое тело было удивительно приятно. А его ласки… Он исследовал ее легкими касаниями или, наоборот, жадными поглаживаниями, покрывал жаркими поцелуями, лизал и покусывал ее соски, сполз, не прекращая целовать, по подрагивающему нежному животу… Она кожей чувствовала каждый его поцелуй, понимая, как он желает ее…

– О нет, – даже испугалась она, когда голова этого купившего ее на рынке рабов знатного человека скользнула между ее бедер. Казалось, он желал одного – поклоняться ей и доставить немыслимую отраду…

– О да! – через миг уже выгибалась она, вцепившись в его жесткие курчавые волосы. И почти закричала: – Возьми же меня!

Но Ипатий не спешил, шептал, какая она сладкая, медовая, нежная…

– Я больше не вынесу, – стонала Светорада. Она и забыла, что тело может испытывать столь сильные ощущения. Она вся пылала, горела, взлетала…

Когда, наконец, пришло долгожданное облегчение, она расплакалась. Ипатий лег рядом, и она обняла его, прижалась, покрывая его лицо и шею поцелуями. Он дышал сильно и глубоко, продолжая ласкать ее рукой. Он словно хотел этим шквалом нежных и искусных ласк заставить ее забыть свое унижение и одиночество, заставить поверить, сколько еще наслаждения сможет дать ей.

Второй раз он довел ее до сладостных судорог при помощи пальцев и запястья. Светорада металась у него в руках, а он не сводил с нее счастливого горящего взгляда, хотя желание овладеть ее податливым раскрывшимся телом пронзало его, как копьем. И только после того, как она вновь опустилась на землю, когда с ее губ сорвался счастливый крик, а потом через невообразимо долгое, как ему показалось, время она опять потянулась к нему, только тогда он все же лег на нее, замер на миг, ощущая, какая она маленькая, горячая и влажная. Но долго оставаться без движения он не мог, ибо сама Светорада подалась ему навстречу, обхватила его руками и ногами, сама пошла в наступление, двигаясь волнообразно. И он ответил ей медленными, глубокими выпадами, заставляя двигаться вместе с ним, погружаясь в нее, отступая, чувствуя, насколько ее тело, горячее и полное желания, согласно с ним. Она хотела его, его небесная мечта, его звезда… его Светлая Радость, которая ослепила и увлекла за собой в сверкающий водоворот. И когда он уже не смог сдерживаться, она приказала: – Ну же, давай!

Ответом на ее воркующий шепот был его громкий голос, и он, охваченный невероятной страстью, забыл обо всем на свете.

Потом Ипатий сдувал с ее лица влажные пряди, мягко целовал в прикрытые глаза. Она была совсем обессилена, когда он уложил ее голову себе на плечо и в слабом свете вливавшегося в полукруглое окошко лунного сияния увидел, что на ее запекшихся от поцелуев губах играет улыбка.

– Тебе было хорошо, моя княжна?

– М-мм…

Ее голос был расслабленным и удовлетворенным. Ипатий чуть коснулся губами ее лба, лежал, поглаживая обнимавшую его руку княжны.

Когда он думал, что она уже спит, Светорада вдруг негромко произнесла:

– Я буду тебе хорошей женой, Ипатий Малеил.

И нежно потерлась щекой о его плечо.

Потом она уснула. Он же не мог спать. Слишком долгожданной и изумительной была для него эта ночь, и сейчас ему было почти больно от счастья. Умиротворенный и расслабленный, он лежал, наслаждаясь покоем, и смотрел, как тускнеет за окном свет луны. Эта ночь многое изменит в его жизни, теперь ему будет для кого жить. Всю свою жизнь он посвятит этой молодой женщине, сделает все, чтобы у нее не было причин для горестей, она станет его женой, уважаемой и почитаемой, и у нее будет все, что она только пожелает.

На следующий день он явился в город только ближе к полудню. Выглядел веселым, был со всеми приветлив. Подле его большого губернаторского дома с портиком и колоннадой уже собралась внушительная толпа: местные и иноземные торговцы, священнослужители в долгополых темных одеждах, военные в чешуйчатых панцирях и золоченых шлемах. Тут же суетились писцы с подвешенными к поясу чернильницами и досками для письма. И все эти люди, едва появился стратиг, поспешили к нему, обступили, стараясь обратить на себя его внимание. Получалось, что без него здесь ничего толком и свершиться не может. Катепан Прокл Пакиан первый сказал об этом:

– Смотри, как твой преемник за дело берется: еще ничего не решил, а людей успел обозлить, намекает, чтобы ему уже сейчас давали подачки. Хо-хо, то ли еще будет, когда ты уедешь!

С надушенным, как блудница, Феофилактом Заутца Ипатий едва не поругался. Оказывается, тот, наплевав на все пояснения Ипатия, просто болтал с пригожей женой городского судьи, а самого Ипатия стал упрекать, что тот, дескать, скинул на него целую гору дел, а сам только и думает, что об отъезде. Или о своей славянской любовнице, добавил он, недобро прищурившись. Ипатий, сдержав негодование, вновь усадил подле себя Феофилакта, велел входить людям, торговцам, священникам, нотариям с их списками срочных дел, вновь объяснял, как и что делается в Херсонесе, чтобы не перепутались дела, чтобы все было подчинено строгой, уже отработанной системе.

Весь в заботах, он провел несколько напряженных часов. Когда вошел слуга и сообщил, что стратига дожидается госпожа, Ипатий даже не сразу понял, о ком речь. Потом резко сорвался с места, на ходу повелел Феофилакту продолжать прием посетителей.

– Как же, так я и закусил удила, – проворчал ему вслед новый стратиг. И велел тут же закрыть дверь в приемную, заявив, что ему требуется отдохнуть и подкрепиться. Отдавая наказы слугам, чтобы ему принесли поесть, увидел в открытое окно разговаривающего во дворе со своей славянкой Ипатия. Тот просто сиял, удерживая в руках ее руку, потом вместе с ней вышел из ворот.

«Надо будет написать в Священный Палатий, как Ипатий Малеил беспечно относится к передаче дел, – потирая пухлые руки, подумал Феофилакт. – Он готов бросить меня из-за любой потаскушки, а я… Подумать только: из самого Палатия – и в Херсонес! Нет, родня не оставит меня тут надолго, главное все время напоминать им о себе. Да и наш мудрый базилевс Лев Философ не забудет родича своей любимой жены. Мир ее праху». – Новый стратиг перекрестился, закатив глаза.

Тем временем Ипатий вел Светораду к ювелиру.

– Я хочу богато одарить вас, Светорада. Здесь вполне можно купить дивные украшения, причем дешевле, чем в Константинополе, однако это нужно сделать именно сейчас, чтобы в богом хранимую столицу Византии вы прибыли во всем блеске своего нового положения. Итак, вы сами выберете гарнитуры, или позволите мне дать вам несколько советов?