Девушка кивнула.

– Мой брат Гуннар… Мы долгое время были с ним очень дружны, но потом поссорились. Знаю, что он тоже погиб.

Голос ее неожиданно стал срываться, и Стрелок поспешил жене на выручку.

– Лучше меня спроси, пресветлый ярл, – произнес он, отвлекая внимание от Светы. – Ибо тогда я служил в хирде Гуннара Карисона и знаю, как он сложил буйну голову. Его, как некогда и Кари Неспокойного, поразила стрела. Я сам… видел это.[39]

Аудун медленно огладил большой рукой роскошную светлую бороду.

– Что ж, каждый по-своему находит свой путь в чертоги Валгаллы.[40] Однако сдается мне, что я был не очень учтив, разволновал тебя, солнечная липа пряжи.[41] Вижу, воспоминания о тех трагических событиях растревожили тебя. Да и не гостеприимно так долго утруждать вас расспросами, учитывая, что вы с дороги, а время уже позднее.

После этого он поднялся и сказал, что пора готовиться ко сну.

Все стали расходиться. Заботливая Гуннхильд повела гостей к боковуше, отодвинула заслонку и, откинув шерстяной полог, указала, какая удобная и мягкая постель их ждет. После этого она пошла вслед за отцом, который прощался с гостями. Посадник Путята уезжал со своими людьми, а Нечай оставался на ночь с женой. Но Усмар, который, как надеялась Асгерд, тоже останется, неожиданно заявил жене, что не станет спать с ней, пока она не смирится и не поедет в их общий дом.

– Сдается мне, – тихо произнесла молодая женщина, – что ты больше почета проявляешь ко мне, когда я под отеческим кровом, а не в твоем богатом доме.

– Ты вольна выбирать, – ответил Усмар и, направившись к двери, накинул на плечи свою большую соболью шубу.

Он оглянулся всего лишь раз, но не на Асгерд, а в сторону боковуши, где укрылась с мужем приезжая красавица. И от этого на сердце Асгерд стало совсем плохо.

Гуннхильд украдкой наблюдала за ней. Потом взяла ее за руку и отвела в сторону.

– Хочешь, я скажу отцу, чтобы он освободил тебя от постылого брака?

Асгерд опустила глаза и отрицательно покачала головой.

– Нет. Я люблю своего мужа, я сама его выбрала. И я жду от него ребенка.

Гуннхильд вздохнула. Что ж, красавицу Асгерд не единожды упреждали, что Усмар будет неподходящим для нее супругом. Но та хотела только его.

Вскоре в большом доме стало относительно тихо. Относительно, если учесть, сколько домочадцев улеглось тут на лавках, стоявших вдоль стен, и в задвинутых заслонками боковушах. В ночном сумраке то и дело слышались вздохи, какая-то возня, шорохи, порой негромкое хихиканье или кашель.

Стрелок раскинулся на покрытом шкурами ложе и силился разглядеть отодвинувшуюся к стене Свету. Она лежала тихо-тихо, но по ее дыханию он понимал, что она не спит. Медленно протянув во тьме руку, Стрелок погладил волосы жены. Очень мягкие и шелковистые, они так и заструились под его рукой. Тогда он придвинулся, обнял ее, легонько поцеловал в плечо.

– Ладо мое, княжна Светорада.

Только наедине, когда их не могли слышать, он решался назвать жену ее настоящим именем. Ибо на самом деле она была дочерью могущественного смоленского князя Эгиля Золото, просватанной невестой Игоря Киевского. Стрелок похитил красавицу Светораду с ее согласия прошлой осенью и прожил с ней в ладу и согласии эти полгода, пока они скитались по дальним пределам, уезжая все дальше и дальше, чтобы никто не признал в его прекрасной жене смоленскую княжну. Узнай их кто – и это повлекло бы за собой разлуку, а возможно, и гибель. Ибо они совершили неслыханное, сбежав из Киевских земель, из-под власти самого Олега Вещего и его воспитанника, молодого князя Игоря.

Светорада едва слышно всхлипнула, повернулась к мужу и обняла.

– Когда о родне расспрашивали… я так испугалась…

– Да ну? А я думал, моя Светка ничего не страшится. Ведь ты прекрасно справилась, даже мавка[42] лесная не смогла бы так сплести правду и ложь, чтобы все выглядело былиной, а не сказом надуманным.

– В самом деле? – встрепенулась Светорада, и по ее голосу он понял, что жена улыбается.

– Ты моя разумница. И то, что назвала своим отцом ярла Кари Неспокойного, тоже верно. Кто знает, где носило этого оглашенного по Руси, мало ли с кем он мог соединить свою судьбу. А Гуннар…

– Пожалуйста, Стемид… – тихо взмолилась Светорада Смоленская, тоже назвав мужа его прежним, настоящим, именем. – Пожалуйста, милый, не говори о нем.

Стемид, или, как его называли раньше, Стема Стрелок, промолчал. Он сжимал Светораду в объятиях, держа у груди свое самое ценное сокровище, и чувствовал, как гулко бьется ее сердце. Ему надо было успокоить жену, отвлечь от горестных дум, и он, не зная, как лучше это сделать, начал целовать ее. Светорада поначалу никак не отвечала на его ласки. Ее губы послушно и бестрепетно раскрылись навстречу его губам, она спокойно ощутила, как его рука скользнула по ее щеке и стала опускаться по шее, тут же зацепившись за тонкую золотую цепочку с кулоном.

– Ой, порвешь…

Стема засмеялся в темноте. Княжна очень дорожила этим украшением, по сути, последним, что осталось от ее некогда неслыханного богатства самой завидной невесты на Руси. Светорада считала, что это ее оберег, и никогда не расставалась с граненой каплей яркого рубина в оправе из искусно сделанных лепестков. Она прятала его под одеждой, ибо жене простого воина подобную роскошь носить не пристало. Хотя… чего там! Русские воины любили украшать своих жен. Но Светорада все равно прятала ото всех этот давний подарок, словно он мог выдать, с каких вершин она сошла ради свободы и любви.

– Княжна моя, – прошептал Стема у самых ее губ и поцеловал – сперва легко и медленно, потом все более настойчиво.

Он часто задышал, проникая языком в ее рот, и Светорада вздрогнула, сама обняла его, прижалась всем телом.

От нее пахло березой, мятой и теплом, ее кожа была как шелк, а волосы рассыпались, скользя по обнаженному телу. Стема упивался ее нежностью, ее пробуждавшейся страстью. О, она умела уступать!.. Он это знал и распалялся до дрожи. Но он никогда не брал ее с поспешностью. Даже когда скучал по ней. Вот и теперь он уже успел соскучиться. Дорога через лес, волнение, примут ли их в Ростове, суета, незнакомые лица, расспросы… От всего этого можно было уйти только к ней, только в нее…

Он нежно целовал жену, легко касаясь губами ее подбородка и спускаясь по нежной шее до ключицы. Светорада дышала все глубже, откинув голову; ее руки лохматили ему волосы, порхали по спине, ощущая игру его сильных мышц. Он чувствовал жар прильнувшего к его груди тела и твердость ее сосков. Когда он склонился к одному из них и сомкнул губы вокруг этого нежного бутона, Светорада не смогла сдержать стон и тут же зажала ладошкой рот, пугаясь, что их услышат. Но Стема лишь негромко засмеялся, вновь целуя ее. Он знал, что в любви Светорада несдержанна, но ему сейчас не было дела до того, прознает ли кто, чем они занимаются… В такие мгновения Светорада заслоняла собой весь мир, а он любил ее, испытывая только одно желание – довести ее до нетерпения и неразумности, чтобы она уже не могла ждать…

Ласкавшие его руки жены стали настойчивее и нетерпеливее – теперь они не порхали, а впивались в него, сжимая сильное тело мужа. Задыхаясь, она придвинулась вплотную, словно хотела протиснуться под него. Стема понял: она готова принять его. Они слились и замерли на какой-то миг, наслаждаясь испытанным ими чувством единения.

– Ты со мной, Стема…

– Я твой. Я люблю тебя, Светка.

Их движения сперва были медленными, плавными и глубокими. А потом пошло нарастание. Света выгибалась и тянула его на себя, а он яростно напирал, погружаясь в ее жаркое податливое лоно. Приподнявшись на локтях, Стема словно хотел разглядеть ее в темноте – растрепанную, слабую и горячечную одновременно. Он знал, какая она шальная и нетерпеливая, когда бьется под ним.

А потом, когда Светорада выгнулась в его руках, напрягшись в яростном порыве сближения, Стема лишь успел прижать ее голову к своему плечу. Она невольно вскрикнула и, судорожно вздохнув, затрепетала под ним. У него больше не было сил сдерживать себя, его сознание затуманилось, и он унесся за ней в слепящий мир радости, который они так щедро дарили друг другу.

Потом они лежали, с трудом переводя дыхание, и улыбались друг другу в темноте.

– Мы никого не разбудили? – хихикнув, спросила княжна.

– Нет, конечно.

Света смущенно вздохнула, а Стема перевернулся на спину, протянув руку, чтобы она могла положить ему на плечо свою головку, устроиться подле него, под его защитой, в его близости. Ему так нравилось оберегать и согревать ее, а она побила ощущение надежности рядом с ним. Пусть они жили в постоянной опасности быть раскрытыми, пусть им пришлось терпеть лишения и неудобства, однако они были друг у друга, а это так много! До бесконечности много…

Дыхание Светорады вскоре успокоилось, стало ровным. Она уснула. Стемиду было приятно ощущать тяжесть ее головки на своем сильном плече. Он тоже мог уснуть, утомленный и счастливый. Однако через миг Стема открыл глаза, стал смотреть во мрак.

Может, его обеспокоили вопросы варяга Аудуна? Или вынуждала задуматься о дальнейшем новизна места? Так или иначе, но сон ушел. Вместо него пришли воспоминания…

Казалось, это было в какой-то иной жизни. Светорада – в сиянии блеска, богатства и своего знатного положения – стояла на высоком крыльце смоленского терема, и сам Олег Вещий соединял ее руку с рукой своего воспитанника Игоря. Стемка же был далеко от них, сидел за длинным пиршественным столом и не испытывал к заносчивой Светораде ничего, кроме неприязни… Однако, глядя на нее, он чувствовал в себе неясное томление и неожиданное для него самого восхищение. В то время отношения этих двоих были настолько непросты, что порой казалось, будто их нарочно путали вещие вилы,[43] прядущие людские судьбы.

Это был сложный период для Светорады и Стемида. Но, видимо, сама Лада[44] поворожила над ними, раз, несмотря на ссоры и перепалки, неожиданно стал разгораться жар, который однажды бросил их в объятия друг другу. А до этого были ошибки и предательство, непонимание и обида. Стема не догадывался, что княжна думала о нем больше, чем о своем прославленном женихе, хотя ни для кого не было секретом, что такие ладные и пригожие молодые люди, как Игорь и Светорада, попросту не могут ни на чем сойтись, что их отношения становятся все тягостнее. Казалось, они были устремлены не друг к другу, к чему обязывало их обручение, а в разные стороны. Игорь при первой же возможности покинул Смоленск, и оба были только рады этой разлуке перед свадебным пиром. Потом Светорада осиротела, и, пользуясь смятением смолян, оставшихся сразу без князя и княгини, юную княжну похитил воспитанник ее отца, Гуннар Карисон, которого сегодня она так смело назвала своим братом. Причем помог ему в этом именно Стема, мечтавший тогда вступить в дружину викингов и уплыть с ними за моря, что и было ему обещано за помощь в похищении. А потом… Потом Стема понял свою ошибку и убил Гуннара. А прибывший за невестой Игорь увез княжну в Клев.