И вот он опускается рядом с ней на скамью, обнадеженный ее приветливой улыбкой, чувствуя ее близость каждым обнаженным нервом.

Она молчала, но он знал все ее мысли, читая их в глубине ее глаз. Она испытывала страх. Она была одинока. Ей были необходимы поддержка, близость другого человеческого существа. Она хотела его. Он пугал ее.

— Сара…

Под его пристальным взглядом она медленно качнула головой.

— Нет, я не могу, мне страшно. Я боюсь…

— Меня?

— Да.

— Я не причиню тебе вреда, — сказал он, клянясь самому себе, что так и будет.

— Но я совсем не знаю тебя, — возразила она, испытывая раздражение оттого, что он снова заставлял ее жить и желать мужчину, в то время как ее Дэвид был мертв.

Но он понял это, глядя в пустоту ее глаз. И увидел, что душа ее старше тела. Это было узнавание. Она вернулась к нему. Это она, пусть это и кажется невозможным. Глаза у нее теперь карие, хотя раньше были голубыми. У нее был другой мужчина. Но сердце ее и душа остались прежними.

Сара-Джейн.

Осознание этого поразило его.

— Что-нибудь не так? — встрепенулась Сара под его напряженным взглядом. Очень медленно он качнул головой:

— Нет, ничего…

— Ты напугал меня.

— Сара… — Губы его произнесли ее имя с благоговейным страхом. А затем он упал на колени перед ней, зарываясь головой в ее колени.

— Габриель…

— Не надо вопросов, — пробормотал он. — Умоляю, только держи меня, прикасайся ко мне.

Сара уставилась на его склоненную голову, слова эхом отдавались в ее памяти, она слышала их прошлой ночью во сне. Да, но ведь там была другая женщина, проводившая пальцами по его волосам…

Холод внезапно пронизал ее, и она поспешно отняла свою руку. «Что все это значит?»

Руки его замкнулись на ее талии.

— Не надо бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого, клянусь. Умоляю, не отталкивай меня, дай мне побыть с тобой хотя бы минуту.

Он был счастлив, вновь ощутив ее руки на своих волосах. «Ах, это прикосновение человеческой руки, теплой, страждущей полной жизни!» Это была рука его Сары, такая желанная, такая знакомая.

«Сара, Сара, неужели это и в самом деле ты?»

Слезы стояли у нее в глазах, когда она проводила по его волосам, затылку, щеке. Он весь дрожал или это дрожала она сама?

Он поднял голову, заглядывая ей в глаза, и в глубине его темно-серых глаз она прочла такой смертельный голод, что сердце ее пронзила острая боль.

Почти не сознавая, что делает, Сара склонилась и поцеловала его.

Время словно остановилось, пока она вглядывалась в глубину его глаз, но потом веки его упали, и он поцеловал ее со всем долгим томлением полувековой разлуки, со всей своей любовью, принадлежавшей ей, и только ей одной.

Желание охватило ее, заставив вдруг запылать подобно пламени, сжигая малейшие сомнения. Она помнила лишь о том, что должна утешить этого человека, вобрать в себя его боль, прогнать пустоту из его сердца и души. Она хотела прижать его к своей груди, баюкая и убеждая, что все исправится и будет очень хорошо, что он никогда больше не будет так безысходно и страшно одинок. И в каком-то отдаленном уголке ее сознания возникло чувство уверенности, будто она уже пробовала утешать его однажды.

Прошла вечность, прежде чем он отстранился.

— Прости меня.

— Тут не за что прощать, — мирно сказала она.

Глаза его были глубокими, потемневшими от старости. Она подумала, что уже видела когда-то эти глаза, устремленные на нее с тем же выражением, чувствовала на себе их магнетическую власть.

— Сара, идем ко мне.

Она хотела отказаться, сердясь на то что он мог принять ее за женщину, готовую отдаться едва знакомому мужчине. Хотя Габриель и не просил ее ни о чем таком, она знала чего он хочет.

Потому что тоже хотела этого.

Он встал, прожигая ее взглядом, с выражением лица почти наглым, но она уже знала как он раним и одинок. Знала, как он умеет страдать. И в этот миг Сара поняла, что он не может унизить ее, что он не из тех мужчин которые добиваются близости женщины не любя ее. Нет… это невозможно… С чего бы ему любить ее? С чего бы ей любить его?

Он протянул ей руку с молчаливым приглашением.

Она встала и вложила свою руку в его И он почувствовал, как мрак уходит из его души.

И она поняла, что больше не одинока

Слова были не нужны. С приглушенным стоном он поднял ее на руки и понес к себе

«Это невозможно», — думала Сара. Она не была близка ни с одним мужчиной, кроме Дэвида, выйдя за него, едва выпорхнув из средней школы. Он был первым и единственным, кого она знала и хотела. Только он один. До сегодняшней ночи.

Странно, но она не ощущала ни вины, ни сомнений, когда Габриель нес ее по винтовой лестнице и дальше в бледно-розовую спальню

Очень нежно он поставил ее на ноги и поцеловал, потом еще и еще. Она вздрогнула, чувствуя его руки на плечах, спине. Язык его скользил по ее нижней губе, и она, неожиданно для себя, ответила ему, встречая его язык своим и ощущая вкус вина. Это показалось ей знакомым, равно как и опьянение от его поцелуев.

Не разнимая губ, они разделись, он помогал ей, она — ему. Затем, подняв Сару на руки, он перенес ее на кровать. Она тут же притянула его к себе, не желая быть одной ни единого мига. Кожа его была упругой и прохладной, рот, зарывавшийся в ней, обжигал ее. Он издал низкий, мучительный стон, скользя языком по ее шее, задерживаясь в ямочке с бьющимся пульсом у горла.

— Габриель… Габриель… — Имя его как стон срывалось с ее губ, пока он ласкал, заставляя оживать и отдаваться страсти ее тело. Он был необходим ей, она хотела его как никого на свете.

Руки ее блуждали по его спине, груди, проверяя каждый мускул и удивляясь силе, притихшей под кончиками ее пальцев. Он сдерживался, боясь напугать ее, сделать ей больно.

Но желание уже захватило ее целиком, ; и она поторапливала его, лаская руками и покусывая мочку уха. Всем своим телом она говорила, что хочет его.

И он взял ее. Навис над ней, подобно черному ангелу с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Он содрогался всем телом, обладая ею.

Она чуть не задохнулась, когда их плоть стала единой. Дэвид всегда был очень нежным любовником, чаще даже медлительным. В нем не было той силы, что в Габриеле. С Дэвидом она не переставала чувствовать себя скованной, а Габриель заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она должна принадлежать ему, раствориться в нем… Он брал ее так, словно она была лишь его, словно только он имел на нее право. И… он был таким искусным любовником. Никогда раньше она не ощущала себя столь хрупкой и женственной, столь желанной.

Она закрыла глаза, растворяясь в наслаждении. Ее сердце и душа неразрывно принадлежали ему…

Она лежала в голубой спальне на постели с розово-голубым покрывалом. Тяжелые бледно-голубые шторы висели на окнах, на стенах поблескивали подсвечники. И Габриель склонялся над ней, шепча разные ласковые французские и итальянские словечки. Это был он там, в той комнате. Она слышал его голос, прикасалась к нему, вдыхала запах разгоряченных тел. Волосы Габриеля окружали его лицо подобно черному облаку, глаза набухали свинцом, как небо перед грозой.

Его глаза… Возможно, в этом был виноват блеск свечей, но они полыхнули вдруг кроваво-красным пламенем…

Сара приоткрыла веки, напуганная своими видениями. Габриель склонялся над ней, и его серые глаза полыхали, как раскаленные угли. Нет, это точно игра света, решила она, и у нее не осталось больше времени думать об этом. Наслаждение пронизало ее тело, и в экстазе она выкрикнула его имя, впиваясь ногтями ему в спину и плечи. Слияние их было полным. И он, и она изнемогали от удовольствия.

Габриель отвернулся, не желая, чтобы она увидела жажду крови в его полыхавших огнем глазах. Ему понадобилось собрать всю волю, чтобы удержаться от своей нечистой жажды, подавить в себе чудовище. Вожделение возобладало над голодом.

Но это не было простым вожделением. Он любил эту женщину. Ту, которая ушла, он снова любил теперь в ее новой жизни. И уже никогда не отпустит ее.

— Габриель?

Глубоко вдохнув, он повернулся, вновь приника к ней, обнимая ее властно, как если бы она принадлежала ему безраздельно.

— Дорогая?

«Дорогая». Так он говорил девушке в голубой комнате. Той, чьи желания Сара чувствовала так, словно они были ее собственными.

Габриель заглянул ей в глаза.

— Все в порядке?

— Не знаю. Я…

— Что такое?

— Я не знаю, как это объяснить, — сказала она, нахмурившись. — Но сейчас, когда мы были близки, у меня возникло чувство, будто это не я, а кто-то другой… будто мы… другие… Габриель незаметно выругался. На какое-то время он провалился в прошлое и представил в своих объятиях прежнюю Сару-Джейн. Но как это могло передаться теперешней Саре?

Мускул дрогнул на скуле Габриеля.

— И кто же с тобой был вместо меня?

— Ты был со мной, но… я не знаю… Ты был каким-то другим. Твои глаза… — Она приподнялась, опираясь на локоть, и внимательно всмотрелась в его лицо, а затем качнула головой. — Давай забудем об этом.

Очень нежно он отвел прядь волос с ее лица и потянул за локоть, заставив снова лечь рядом.

— Габриель?

— М-м… да?..

— Боюсь, я влюбилась в тебя. — Она прикусила губу, не получив ответа. — Ты о чем-то задумался?

— Нет, Сара, я не задумался.

Она ждала, надеясь услышать, что он тоже любит ее, или, на худой конец, что она ему не безразлична, но Габриель лишь смотрел на нее своими серыми глазами, в которых читалось желание. Однако оно показалось ей лишь поверхностным фоном, в глубине его глаз она заметила нечто иное, чему не могла дать определения.

Ей не пришлось слишком долго думать об эгом, потому что он уже снова овладел ею. Его любовь поднимала ее до неизведанных высот, опускала в бездны, о которых она не подозревала, доводя до немыслимого экстаза.