Мэдлин Бейкер - Свет во тьме

Свободной рукой Габриель сорвал распятие с цепочки на груди Мориса и швырнул его через комнату, потирая обожженную освященным серебром ладонь.

— Неужели ты надеялся убить меня так легко! — вскричал он, швыряя вслед за распятием крест с заостренным основанием.

Морис не мог отвечать. Холодный пот струился по его лбу и спине при виде ужасного монстра, небрежно развалившегося перед ним на постели.

Голос Сары, ее крики и мольбы нарушили тишину.

— Что ты сделал с ней? — спросил Габриель угрожающе вкрадчивым тоном.

Морис открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова. Не переставая дрожать, он бесстрашно тряхнул головой, но тут же скорчился, когда Габриель крепче сжал его руку.

— Глупец, — сказал Габриель. — Ничтожный смертный, ты и в самом деле решил, что я легкая добыча? Запомни, я жил на этом свете триста и пятьдесят лет, человечишка.

— Но… — Слова замерли на губах Мориса.

— Ты думал застать меня беспомощным? — спросил Габриель. — Не стоило слишком полагаться на глупые сказки о вампирах. Только очень юные вампиры бывают полностью беспомощны днем. — Кривая усмешка исказила его губы. — Так же беспомощны, как ты теперь.

— Умоляю…

Габриель изогнул бровь:

— Ты не хочешь умереть?

— Нет.

— Я тоже.

Морис облизнул пересохшие губы. Габриель играл с ним, как кошка с мышкой, перед тем как убить. Он хотел отвернуться от уставившихся на него кроваво-красных глаз, но не мог и пальцем пошевелить.

Притянув Мориса к себе, Габриель свободной рукой стиснул его горло, чувствуя ток крови, струящийся по венам человека, и оглушающий запах страха, исходящий из каждой его поры. Он не пил крови уже несколько дней…

— Ты никогда не думал, что можешь стать для кого-нибудь ужином? — вкрадчиво спросил Габриель.

Морис покачал головой, желудок его выворачивало при мысли о Габриеле, насыщающемся его кровью.

Габриель благодушно усмехнулся:

— А ты никогда не подумывал о том, чтобы сделаться вампиром? Ты ведь знаешь, я мог бы помочь тебе.

— Нет!

— Потише, человечек, ты не в том положении, чтобы наступать на меня.

Морис взглянул на него, и глаза его наполнились страхом и отчаянием.

— Смелей, вперед! Убей меня, ублюдок, и покончим с этим.

Габриель внимательно разглядывал Делакруа, удивленный его внезапной вспышкой смелости.

— Я не собираюсь убивать тебя, — ответил наконец он, ослабляя зажим на его горле. Ужас потускнел в глазах Мориса.

— Может быть, ты хочешь превратить меня в себе подобного? — недоверчиво спросил он. — Я предпочел бы умереть.

— Слушай меня, Делакруа, — сказал Габриель. — Слушай внимательно. Жизнь Сары в опасности.Он остановился, пораженный ненавистью в глазах Мориса. — Я тут ни при чем, опасность исходит от другого вампира, очень древнего и мстительного.

— Я не понимаю.

— Тебе и не нужно понимать. Довольно того, что ты знаешь, — ей угрожает опасность, и я боюсь за нее…

— За нее?

Габриель кивнул.

— Ты боишься за нее? — недоверчиво переспросил Морис, не в силах поверить, что Габриель может за кого-нибудь бояться.

— Женщины нашей природы всегда более опасны и способны причинить больше зла. Нина слишком озлоблена на меня и намерена расквитаться со мной через Сару. Она может подослать к ней кого-то и днем, когда я бессилен,

— Но что я могу против вампира?

— Днем Нина беспомощна, но она может подчинить кого-нибудь своей воле и заставить действовать вместо себя. А я не могу защитить Сару днем. И тут пригодишься ты.

Я позволю тебе жить, чтобы ты мог защищать Сару, пока я отдыхаю.

— Я понял. — Морис проглотил тяжелый комок, вставший в горле. — А когда опасность для Сары минует, что будет со мной? Ты убьешь меня за то, что я попытался сделать сегодня?

— Только, если ты предпримешь новую попытку.

— А что будет с Сарой?

— А что с ней может быть?

— Ты не намерен… не сделаешь…

— Превратить ее в вампира? Нет, я никогда не сделаю этого. — Вздохнув, Габриель отпустил руку Мориса. — Уходи. И забери свой крест. Он еще может тебе понадобиться.

Кивнув, Морис подобрал маленькое серебряное распятие и деревянный крест и покинул комнату. Закрыв за собой дверь, он соскользнул по ней спиной, опускаясь на пол и сжимая в руке маленький крестик. Никогда еще не было ему так страшно, и никогда еще он не был так близко к смерти или даже худшему, чем смерть…

Постепенно до него стали доноситься крики Сары, и, поднявшись, нетвердыми шагами он двинулся к комнатке Бабетты и повернул ключ.

Сара вгляделась в лицо Мориса, сердце ее гулко билось в груди.

— Ты… убил?

— Нет.

— О, благодарение Богу, — пробормотала Сара.

Она переступила порог и шагнула мимо него, но тут Морис схватил ее за руку.

— Я думал, он убьет меня. Глаза Сары расширились.

— Что случилось?

— Он пробудился, когда я приставил кол к его сердцу. — Морис вздрогнул, вспомнив об этом. — Я не видел ничего ужаснее его взгляда, горящего кроваво-красным огнем.

Сара кивнула. Ей хорошо был знаком этот взгляд, пробиравший насквозь.

— Он чуть не убил меня, — продолжал Морис, — и освободил лишь ради тебя.

Держа Сару за руку, Морис повел ее в гостиную и усадил на диван.

— Он рассказал мне о Нине и просил, чтобы я охранял тебя днем. — Морис помолчал, стараясь подавить дрожь в руках, но страх слишком сильно впился в него. — Что же нам делать, Сара-Джейн?

— Я не знаю.

Морис огляделся в комнате, пропитанной запахом чеснока, развешенного на окнах и двери.

— Неужели ты думаешь, такая ерунда отпугнет ее?

— Надеюсь, хотя, по его словам, Нина сильнее его. И, скорее всего, такая заурядная вещь, как чеснок, не подействует на нее. Но я еще побрызгала окна святой водой, и, думаю, это должно помочь — как бы ни была она сильна, это отпугнет ее.

— А если не отпугнет?

— Не знаю. — Вскочив, Сара начала расхаживать по комнате. — Мне страшно не меньше твоего.

Эти слова были для Мориса как пощечина. Расправив плечи, он встал и привлек Сару к себе.

— Если понадобится, я отдам свою жизнь, лишь бы защитить тебя, Сара-Джейн, — спокойно сказал он. — Клянусь жизнью матери.

Нина стояла в темноте через дорогу напротив театра. Вся в черном, она растворялась во мраке. Нина наблюдала за Джованни.

«Он ждет, — думала она, — ждет свою балеринку».

Она чувствовала его возбуждение и нетерпение, его радость от предвкушения встречи.

Нина улыбнулась. Неужели он и вправду верит в то, что может уберечь от нее эту маленькую смертную женщину.

Она снова улыбнулась, но улыбка замерла на ее губах при воспоминании об их последней встрече. Как же он упорствовал, как заносчив был в своем отказе! Единственная ночь за сотню лет. Ни один мужчина не мог бы похвастаться, что отказал ей, потому что она просто не оставила бы его в живых.

Но она не станет убивать Джанни, гораздо приятнее убить его женщину.

Так она уговаривала себя, отказываясь признать, что не может убить его просто потому, что даже теперь, после его наглой выходки, он оставался единственным, кто по-настоящему был интересен ей. И вот он не хочет ее из-за другой женщины.

Ревность закипела в ней черной желчью. Это немыслимо! Ведь он любил и обожал ее когда-то, а теперь отказывает в единственной ночи ради этой самочки с невинными голубыми глазами и светло-желтыми волосами.

Сузив глаза, Нина следила за Джованни, ненавидя его в этот момент так же сильно, как любила когда-то.

За свое тысячелетие она желала и познала многих мужчин, но не любила никого из них. Она была слишком эгоистичной, чтобы подарить кому-то часть себя. Это казалось злой иронией судьбы — единственный, кому она готова была отдать свою любовь, не желал ее даже на миг.

И за его пренебрежение заплатит эта балеринка.

Но Джованни не захочет, чтобы платила она, а значит, заплатит сам; он отдаст ей наконец и ночь, и себя…

«Но не слишком скоро, — думала она, отодвигаясь в тень, — до этого он должен настрадаться как следует. Я подожду, потому что сейчас нельзя спешить…»

Габриель шел за Сарой и Морисом, внимательно следя за каждой тенью и шорохом. Его чувства подсказывали ему, что он не один следует за ними. Он ощущал присутствие другого нечеловеческого существа, Нины, хотя она и никак не давала о себе знать.

Он неприязненно глядел в спину Морису, думая, что должен будет убить его, когда минует опасность для Сары. Если он не сделает этого, Морис убьет его.

Он чувствовал, что Морис ненавидит его, питая к нему отвращение и не доверяя ему. Но ревность Мориса была сильнее этих чувств.

Однако сильнее Мориса его внимание привлекала Сара. Она двигалась с такой естественной грацией, юбка порхала вокруг ее лодыжек, свет луны блестел на волосах. Он хотел бы разлюбить ее, убраться из ее жизни, но не мог. А теперь знал, что не только не уйдет сам, но и никогда не позволит уйти ей. Да, он сказал, что решать ей-уходить или остаться. Но если бы она решила уйти, он бы не позволил ей этого. Правдой или не правдой, желая того или нет, но она останется с ним навсегда, пока жива.

Сара открыла дверь и остановилась с Морисом на пороге, дожидаясь, пока Габриель не проверит, все ли в порядке в доме.

Вскоре он подал им знак заходить.

Сара прошла по комнатам, зажигая свет, затем вернулась в гостиную. Морис сидел на диване, Габриель стоял перед камином. Она сразу ощутила напряжение, повисшее между ними.

— Не желает ли кто-нибудь… — дрожащим голосом начала она и закончила, глупо уставившись на Габриеля, — чашечку чаю?

— Я хочу чай, — отозвался Морис.

— Габриель, может, бокал вина?

— Нет.

Она переводила взгляд с одного на другого, думая, не лучше ли оставить их наедине, и, пожав плечами, пошла в кухню, чтобы поставить чайник.