— Я вижу только одно, — что самый лучший урожай, какой был у нас за много лет, пропадет.

— Пропадет?

— Как переправить хлопок в Англию? Ты же знаешь, что вокруг нас Федеральная блокада. О да, несколько человек, такие, как капитан Стивенс, время от времени прорываются, но янки все время сжимают ее. Ты все это знаешь.

— Хорейс Гульд, где же твоя вера?

— Не знаю. Если бы я сказал, что знаю, это была бы ложь. Может быть, если бы я знал, что Всемогущий думает о нас — о Севере и о Юге — я бы мог ответить.

— Ну, а я могу тебе сказать.

— Можешь?

— Всемогущий на стороне Конфедерации! Он не мог бы быть на стороне янки, зная, как они относятся к нам. Поразмысли хорошенько, брат.

— Факты все говорят против тебя, Мэри — независимо от Бога. Даже негры чувствуют это. У этих Людей тонкое ощущение истории. Они знают, что на самом деле весь спор идет из-за рабства, они уже чувствуют грядущую свободу.

Она засмеялась.

— Ты слишком даешь волю воображению. Я не вижу разницы в их поведении, хотя бы в выражении глаз. Да, ведь, Хорейс, они не умеют читать. Откуда они могли бы узнать обо всем этом?

— Я научил Адама и Джули читать, и я даю им газеты.

— Я бы сказала, что ты поступил очень глупо, если бы Адам и Джули не были такими надежными. О, брат, неужели ты не с нами? Неужели ты не убежден, что право на нашей стороне? — Она заставила его посмотреть на нее. — Если бы ты был моложе и мог бы идти на войну, ты бы пошел, не правда ли?

— Ты знаешь мой ответ. Я хотел зачислиться как только был обстрелян Самтер.

— Так почему же я чувствую, что я далеко от тебя? Как будто ты не со мной — не с нами?

— Потому что я по-прежнему люблю Союз и верю в него.

— Не может быть — теперь!

— Нет, может. Слушай, Мэри, любой уважающий себя человек будет насмерть драться, чтобы защитить свою семью, и свою землю, и свой штат. Мне для этого нет надобности верить в то дело, ради которого идет война. Генерал Роберт Ли возглавил армию Конфедератов, хотя к причине войны он относится не с большим энтузиазмом, чем я. Но он будет драться, чтобы защитить то, что ему принадлежит. Так же буду и я. Когда настанет время старшему поколению идти в армию, я буду готов.

— О, так долго это не будет продолжаться.

— Может быть.

— Во всяком случае, это все, что мне надо было знать. — Она села на ручку его кресла, положив руку ему на плечо. Они долго смотрели в окно. Лес позади двора был неподвижен, косое осеннее солнце пробивалось светлыми полосами от верхушек деревьев до земли, покрытой ковром из коричневых сосновых иголок. — Мне стыдно, что я насильно заставила тебя объясниться, Хорейс. Уж если кто знает, что ты будешь драться, чтобы защитить Блэк-Бэнкс, — так это я.

Она вздохнула.

— У тебя самые красивые леса на всем Сент-Саймонсе. И вдруг показалось, что война очень далеко, не правда ли?

* * *

— Опасное это дело, капитан, — прорываться через блокаду, — сказал Хорейс своему другу на следующий день в Джорджии. — Я не прошу никаких одолжений, мне нужен совет. Мне надо переслать мой хлопок в Ливерпуль. Деньги сейчас нужны более, чем когда-либо.

— Прорываться через блокаду опасно, но и прибыльно, Гульд. Но если я смогу провезти твой хлопок, я обещаю, что ты мне заплатишь столько же, сколько платил раньше.

— Ты настоящий друг. А что ты думаешь обо всем этом?

Капитан Чарльз погладил свою бородку и посмотрел искоса на спокойную воду.

— Я думаю, у нас впереди долгая и кровавая война.

— Мне хотелось бы что-то делать тоже. Ты хоть можешь иногда прорываться через блокаду.

— Ты очень скоро будешь сражаться, Гульд. Возрастной предел будет поднят — и меньше, чем через два месяца всех штатских белых эвакуируют с этого острова.

Хорейс удивленно посмотрел на него.

— Ты правда веришь этому?

— Я знаю это. Я уеду. Я слышу многое. Сент-Саймонс — одно из наиболее стратегически важных мест на южном побережье. Наши поля и амбары с большими запасами могут обеспечить пищей большое количество солдат. Остров — прекрасная база для деятельности и укрытия судов для прорыва блокады и внезапного нападения. Сент-Саймонс господствует над входом в Брансуикскую гавань, — самую крупную на побережье Джорджии к югу от Саванны. О, Гульд, если у Конфедератов есть хоть какая-то возможность удержать эту часть побережья, то Сент-Саймонс — ключевая позиция для этого. Поверь мне, через два месяца на острове не останется никого, кроме солдат и негров. Так что будь готов. Мы провели последнее Рождество на нашем прелестном острове, и это на очень долгое время.

Капитан Стивенс был прав. В декабре 1861 года, когда восьмому ребенку Деборы, Хелен, исполнилось всего несколько месяцев, офицеры армии Конфедератов из укреплений, построенных на плантации Убежища, объехали дома на всем Сент-Саймонсе с приказом всем штатским белым эвакуироваться в течение недели.

— Вы будете нужны не только у себя в имении, чтобы помочь им уехать, Гульд, — сказал Хорейсу молодой лейтенант. Большинство здоровых мужчин в армии. Капитан Стивенс будет поблизости, чтобы помочь, и мы попросили его нанять сколько возможно плоскодонок. Конечно, каждая семья сама оплачивает стоимость аренды. Как скоро вы сможете быть готовы?

— Нам должно хватить трех дней, — сказал Хорейс. — Капитан Стивенс предупредил меня. Я ожидал этого.

Лейтенант засмеялся.

— Вы, безусловно, единственный такой разумный человек из всех.

— Это будет надолго, лейтенант?

— Не более шести месяцев, может быть и меньше. Мы их быстренько побьем. Главное — эвакуироваться срочно и спокойно. — Он повернул лошадь. — Мне очень грустно, что вы все уедете, сэр. За последние несколько месяцев было несколько приятных вечерних встреч в Убежище Кингов. А вот такое лишает войну всякого интереса, не правда ли?

Дебора сидела на большом бревне и рассказывала детям ирландскую сказку о «маленьком народце», когда Хорейс сказал, что им пора. Лиззи, одиннадцати лет, Хорейс, девяти лет, Мэри Фрэнсис, семи, Анна, шести и Джимми, двух лет весело взволнованные побежали во двор и вскарабкались в старый фургон, нагруженный уже теми немногими вещами, которые они везли с собой. Ка грустно стояла рядом с Деборой, держа на руках новорожденную Хелен.

— Мы готовы, мистер Гульд, дорогой. Насколько вообще мы можем быть готовы уехать из этого благословенного места.

Хорейс обнял ее, и смог сказать только:

— Я горжусь тобой. Я люблю тебя.

Она прижалась к нему, потому повернулась к Ка, улыбаясь, хотя по щекам у нее катились слезы.

— Меня тут некоторое время не будет, никто не будет тебе говорить, что надо делать. Последнее — снеси беби в фургон, пожалуйста.

Ка тоже плакала.

— Дебора, — сказал Хорейс, — ты уверена, что нам не надо взять с собой Ка для помощи тебе?

— Мистер Гульд, дорогой, у Ка здесь дети и внуки. Я бы не простила себе, если бы мы заставили ее расстаться с ними. Нехорошо и то, что мы берем с собой Адама, но у него с Миной хоть детей нет. А я отлично управляюсь с помощью Адама.

Она побежала к фургону, где ждали остальные дети, которые громко прощались с неграми, стоявшими кругом, и многие из них плакали.

— Ну, хорошо, дети, все сели? — Дебора заставила себя весело улыбнуться и обошла быстро, с чувством глубокого горя, всех стоявших, пожав руки всем и целуя детей, которые были скорее испуганы, чем опечалены, она повторяла: — Мы недолго будем отсутствовать. Будьте здоровы и присмотрите за нашим домом, ждите нас. Мы ненадолго уезжаем.

Хорейс тоже обошел всех, и последний, кому он пожал руку, был Джули.

— Ты свободен, Джули, — шепнул он своему старому другу. Тебе не обязательно оставаться здесь.

— Да, сэр, масса Хорейс, знаю. Но я буду здесь, когда вы вернетесь. Не возьмут они наш дом, сэр, если я могу их остановить.

Хорейс схватил обеими руками руку Джули, поспешил к фургону и поднял Дебору на сиденье рядом с собой. Ка подала ей ребенка и они медленно поехали по тряской дороге из Блэк-Бэнкса, а вслед им все кричали слова прощания, махали и плакали.

Когда они доехали до поворота к Нью-Сент-Клэр, Адам ждал в другом фургоне, груженном свиньями и цыплятами. Льюк и тетя Каролина сидели одни в гульдовском экипаже, не было видно ни Мэри, ни мамы Ларней, ни Джона.

— Твоя сестра отказалась ехать, — сказала Каролина, ломая руки. — Я все средства испробовала, Хорейс, даже стыдила ее за то, что она причиняет тебе еще больше забот в такое время, но ее ничем не пронять. Уверяет, что может справиться с янки, что она изменила решение.

Хорейс побежал по дороге к Нью-Сент-Клэр, дав знак Льюку следовать за ним с экипажем. Мэри стояла между мамой Ларней и Джоном в черном шелковом платье, в котором она собиралась ехать на материк, и распоряжалась, как в обычный день. Если тете Каролине не удалось уговорить ее, ему не было смысла пробовать.

— Что там копают около источника? — спросил он почти небрежно.

— Я остаюсь здесь, но мы не собираемся рисковать с этими янки, — заявила она. — Мы упаковали серебро и хороший фарфор нашей матери и собираемся зарыть это так глубоко, что даже их длинные носы не найдут.

— Хорошая мысль, — ответил Хорейс, затем поднял ее и снес к экипажу, не взирая на то, что она сопротивлялась и колотила его по плечам, сел рядом с ней, помог Ларни и Джону влезть и велел Льюку ехать назад, туда, где их ожидали остальные.

На полпути через пролив Баттермильк плоскодонка, на которой находились негры, свиньи, цыплята и немногочисленные предметы меблировки оторвалась от ведущего судна капитана Стивенса и перевернулась, среди криков ужаса, кудахтания и визга. Негры и свиньи, и цыплята, а также большая часть мебели оказались в холодной воде. Спасти удалось только негров, — мокрых, перепуганных их вытащили через борт сохранившейся плоскодонки. Мэри помогла спасти маму Ларней, но все еще ни с кем не разговаривала.