— Да особенно и нечего рассказывать. Мэтт коснулся ее щеки, глядя прямо в глаза.

— Пожалуйста.

Миранда могла не уступить настойчивому требованию. Этому она научилась много лет назад. Но устоять перед просьбой, прозвучавшей в его голосе и подкрепленной ласковым жестом, было выше ее сил. Миранда со вздохом сдалась.

— Это не очень интересно, — последний раз предупредила она.

— Судя по виду этих кастрюлек, у нас есть несколько минут. Пока ты будешь рассказывать, мы можем попробовать вино. — Он поднял бутылку. — Принеси бокалы, а я открою.

Миранда отошла за бокалами.

— Я мало говорю о своих родных, — начала она, радуясь, что стоит к нему спиной.

— Ты вообще мало говоришь, — иронически поправил он. — Никогда не встречал такой тихони.

Она состроила гримасу, но спорить не стала.

— Мне нужно знать, почему ты такая. Иначе я могу невольно причинить тебе боль.

Миранда обернулась и встретила его взгляд. Никто еще не смотрел на нее с такой глубокой нежностью.

— Моя семья жила в ужасной нищете, — начала она. — Куча детишек, а заработка почти никакого. Отец был сезонным рабочим по уборке овощей, мать подрабатывала стиркой и глажкой. Однажды летом мы приехали в Грейсонвилл. Первое, что я увидела, это большой белый дом с восемью огромными колоннами и необъятной верандой. Он возвышался на холме в окружении магнолий. В воздухе стояла прозрачная дымка, и мне показалось, что передо мной волшебный замок из детских сказок. Я влюбилась в этот дом.

Мэтт взял бокалы у нее из рук, понимая, что она с головой ушла в прошлое.

— Усадьба называлась «На холмах», в ней жило уже третье поколение Грейсонов. Они были первыми поселенцами в тех краях. Держали плантацию и доки. Потом на этом месте вырос город, названный в честь своих основателей. А Грейсоны продолжали заправлять всей округой, как в прежние времена.

Миранда сделала паузу, и Мэтт терпеливо ждал продолжения ее рассказа.

— Хозяйкой дома была Кларисса Грейсон, мать Тома. Она дала объявление, что требуются прислуга и садовник. Мои родители пошли наниматься, и мы получили работу, даже я. Мне тогда было семь лет. После школы я отправлялась на кухню, полировала столовое серебро, чистила картошку, была на побегушках. «На холмах» казался мне волшебной страной. Это была мечта, нечто настолько прекрасное и совершенное, что сделалось навязчивой идеей. Мне хотелось избавиться от своего ужасного акцента — этой «визитной карточки» белых люмпенов. Хотелось красиво одеваться, ходить в школу в новых платьях, а не в тех, что мать перешивала из старой одежды, или еще того хуже — в чужих обносках, которые доставались нам из милости.

Она тряхнула головой при воспоминании о своих детских мечтах.

Мэтт сунул бутылку под мышку и, взяв Миранду за руку, увлек ее в гостиную. Она села на диван. Мэтт налил в бокалы вина, но она едва ли это заметила.

— Продолжай, — попросил он, усаживаясь рядом. — Я весь внимание.

— Отец умер, когда мне было десять лет. Нелепый несчастный случай. Его задавило трактором. Мать на похоронах рыдала в три ручья, а я не могла выдавить ни слезинки. Для отца я и две мои младшие сестры всегда были нежеланной обузой. Его интересовали только сыновья. У меня было два старших брата, которые заняли место отца в усадьбе. Как и отец, они ни во что не ставили женщин. Мать перебралась в дом Грейсонов. Кларисса хотела постоянно иметь ее под рукой, да и для нас это обходилось дешевле, тем более что мы с сестрами подрастали и нам требовалось то одно, то другое. К пятнадцати годам я стала обращать внимание на мальчиков, и мальчики тоже меня замечали. Братьям это было поперек горла, и они отшивали каждого, кто осмеливался на меня взглянуть, но тогда я этого не знала. Я никогда не ходила на свидания. К тому же там был Том. Сын Клариссы, внук родоначальника семьи. Прекрасный, как сказочный принц. Золотые волосы, голубые глаза. Он был всеобщим любимцем. А мне казался богом.

Миранда помедлила и горько рассмеялась. Наивная дурочка! Ее идол оказался высокомерным озверелым подонком.

— Однажды он удостоил меня взглядом — и ослепил. Мои братья наконец-то нарвались на человека, который оказался им не по зубам. Том впервые пригласил меня на свидание, и я была невероятно счастлива.

Она судорожно всхлипнула и, повернув голову, поймала сочувственный взгляд Мэтта.

— Итак, наивная и романтичная девушка встретила местного Дон Жуана, — пробормотал он.

— А после свадьбы чары рассеялись, — вырвалось у нее.

— Почему вы поженились?

Миранда хотела уклониться от ответа, но она зашла уже слишком далеко, чтобы отступать.

— Я забеременела. Мать и братья узнали об этом. До сих пор не знаю, каким образом. Мать пошла к Клариссе. Та хотела откупиться от меня или — еще хуже — заставить сделать аборт. Я была в ужасе, не знала, что делать. Но тут вмешался Том и заставил свою мать пойти на попятный. Мы поженились. Для Клариссы этот брак был ножом в сердце, но она ничего не могла поделать — разве что отречься от единственного сына. Мне тогда было девятнадцать. Через два месяца я потеряла ребенка.

Ее глаза наполнились слезами. Зачав случайно, она успела полюбить этого неродившегося ребенка, как когда-то любила его отца.

Мягко отобрав пустой бокал, Мэтт привлек ее к себе и обнял, давая выплакаться у него на груди. Зарывшись лицом в пушистые рыжеватые волосы, он мучительно переживал ее разочарование и боль, тесно вплетавшиеся в канву рассказа.

Миранда уткнулась в широкую грудь, забыв все на свете от горя. Восемь лет минуло с тех пор, как у нее украли эту едва зародившуюся жизнь, а казалось, будто все случилось вчера. Никто не оплакивал ее ребенка — ни мать, ни братья, ни Том. Кларисса не скрывала радости, надеясь, что выкидыш станет прелюдией к разводу и Том сможет найти более подходящую партию.

— Сначала я испугалась беременности, но это был мой ребенок — часть меня, плод нашей любви. Тогда мне казалось, мы с. Томом любим друг друга, — всхлипнула она. — Том был первым, кто заступился за меня. Я любила его. — Миранда подняла голову, желая убедиться, что Мэтт понимает ее чувства.

Мэтт взял ее лицо в ладони.

— Что он сделал, Миранда? Он обнимал тебя, когда ты так плакала? Утешал?

— Нет, — прошептала она прерывающимся голосом. — Он был рад тому, что случилось. Сказал, что с животом я стала бы безобразной. Что ему не нравится заниматься любовью с подушкой.

Мэтт с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Все мышцы свело судорогой. Черт бы побрал этого остряка! Он был настоящим садистом.

— Я был бы счастлив видеть, как ты вынашиваешь моего ребенка. — Он медленно опустил руку и положил на ее плоский живот. — Ты и тогда была бы красивая, ничуть не хуже, чем сейчас. Вовсе не толстая и ничуть не похожа на подушку. Твой муж был слепец и вдобавок кретин. Он не понимал, каким сокровищем обладает.

— Я поймала его в западню, — возразила Миранда безжизненным голосом.

— Это он так сказал? — уточнил Мэтт, закипая от гнева.

— Да.

— Но ведь это он заставил свою мать уступить. Не ты. Если кто и подстроил западню, так это он.

Миранда пристально вглядывалась в его лицо.

— Все в городе считали, что я вышла замуж по расчету. Даже мои родные.

— Значит, они тоже кретины, — с едва сдерживаемым бешенством прошипел Мэтт. — Ты вышла замуж, потому что любила. Иначе ты не отдалась бы ему.

— Откуда ты знаешь? — Она обхватила его запястья и почувствовала, как учащенно бьется его пульс.

Мэтт заглянул ей в глаза и прочел в них то, что для него уже не требовало доказательств. Эта женщина настоящее сокровище.

— Просто знаю, и все. А я не ошибаюсь.

— Ошибаешься. Я его ненавидела. Под конец я его возненавидела, — выпалила она, закрывая глаза, чтобы не увидеть отвращение на его лице.

Мэтт не отводил глаз, чувствуя, как ее тело напряглось, словно в ожидании удара. Пальцы намертво вцепились в его рубашку, хотя вряд ли она это сознавала.

— Посмотри на меня, Миранда. Я не убегаю. Не осуждаю тебя. Что бы ни было в конце, в начале была любовь. Ненависть появляется, когда любовь подвергают слишком жестоким испытаниям, когда ее топчут ногами. Твой муж не переживал из-за ребенка. Первая трещина. Его мать хотела от тебя отделаться. Он упрекал тебя, говорил, что ты подстроила ему западню. Эта была намеренная ложь — он хотел причинить тебе боль. Но было и еще что-то. Что?

Миранду затрясло. Преследовавший ее кошмар вдруг обрел реальность, сосредоточившись в этом негромком вопросе.

— Не спрашивай.

— Расскажи мне, позволь разделить твою беду. — Мэтт гладил ее плечи, чувствуя, как сопротивление ослабевает.

— Прошлое нельзя переделать.

— Но можно от него освободиться, чтобы жить настоящим и строить будущее, — возразил он. — Не позволяй, чтобы этот кретин продолжал тебя мучить, он исчез из твоей жизни. — Мэтт легонько встряхнул ее. — Ты больше не ребенок. Ты — женщина. Сильная, умная, чуткая. Постарайся увидеть себя настоящую и перестань без конца вспоминать бредовые иллюзии, которые тебе вбили в голову.

Его слова проникали в самую душу, вскрывая глубокие раны, которые, казалось, давным-давно зарубцевались. Внезапно Миранде захотелось вытащить свои ночные кошмары на свет Божий. Покончить с ними и обрести наконец свободу. Свобода. Ее цель, ее наваждение, ее мечта. Мэтт предлагал ей помощь — свое сильное плечо, на которое она могла опереться. Он верил в нее так, как она сама в себя не верила. Миранда не понимала истоков этой веры, но не могла усомниться в его искренности.

— Том никогда меня не любил. Он женился на мне назло матери, и я стала для него козлом отпущения. Красивой игрушкой, которую он выставлял напоказ, чтобы похвалиться перед всеми. На людях он всегда был подчеркнуто нежен и заботлив ко мне. Никто бы не поверил, в каком аду я жила. У него был неуравновешенный характер, он впадал в приступы ревности, устраивал дикие сцены, так что я стала бояться оставаться с ним наедине. Я никогда не знала, что Том выкинет в следующий момент. Его излюбленной привычкой было дождаться, пока я засну, а потом ворваться в спальню и закатить скандал. До сих пор не могу входить в темную комнату или спать без света.