Шон запутался. Сейчас ему в принципе было наплевать и на те деньги, и на чье-то мнение, да и на всю ситуацию в целом. Да, поначалу он не хотел видеть Еву рядом: тут и память, и накаляла она его жутко, да и Натана взяла в оборот. Потом он не хотел, чтобы она встречалась с братом уже по другой причине. Шон убеждал себя, что противится их роману исключительно из-за того, что подозревает Еву в какой-то коварной и эффектной пакости – это в ее стиле. Но все было намного очевидней: он сам на нее запал. Лучше бы она реально задумала какую-то гадость.

Заснуть он так и не смог. Очень долго думал о словах Кевина. Шон сам, приезжая в Принстон, не часто виделся с бывшими приятелями и о Еве никогда не спрашивал. С глаз долой, как говорится. Он и забыл про нее, признаться. А вот когда Джуди неожиданно позвонила, раздобыв его номер где-то, согласился заглянуть к ним – он как раз к деду по работе приезжал, подпись главного бенефициара нужна была. Отчего бы старых знакомых не навестить? Там он снова встретил Еву. И на него по новой нахлынуло. Будь она серой и уставшей, с мешками под глазами и располневшими бедрами, со стыдливо опущенными глазами и кроткими извинениями. Тогда он, возможно, даже пожалел бы ее и простил полностью. Но Еве все же было двадцать шесть и, судя по внешности ее матери, гены у нее отличные. Она не превратилась в искаженную временем тухлую версию себя. Ева была красивой, сексуальной и дерзкой. Она больше не была симпатичной восемнадцатилетней девочкой, строившей ему глазки и заглядывавшей в рот. Он стала красивой женщиной с просто умопомрачительными ногами. А как отбрила его на крыльце Нортонов! Он даже сукой ее обозвал. На него это вообще не похоже. Ева не выглядела, как человек, который подвергся буллингу. Шону было сложно сопоставить образ уверенной женщины, хлесткой и умной, талантливой и находчивой, с обликом забитой девочки, которая могла бы вырасти из нее. Хотя что он знал о травле и всеобщем презрении? Ничего. Шон всегда был лидером. Популярным, успешным, уважаемым. И он не прикладывал к этому много усилий – так просто было. От младшей школы до нынешнего времени. Ему не приходилось восставать из пепла, и он был очень рад, что Ева стала именно такой, какая есть. Сейчас не хотелось оценивать, насколько она виновата в том, как обернулось дело. Виновата ли вообще? И кто виноват еще? Тут все хороши: и сам Шон, и мама ее, и дедушка. Чего Шон точно хотел, так это поговорить с ней. Ему очень нужно увидеть ее: обсудить и извиниться.

Ночь, как назло, не заканчивалась долго. Он с трудом дождался утра, чтобы рвануть к Еве, но и тут засада: когда спустился, то его взяла в оборот бабушка и пока не накормила завтраком, отпускать не хотела. За это время подтянулись все домочадцы: Эмили была как-то подозрительно задумчива, но Шон решил, что с проблемами будет разбираться в порядке очереди. Натан тоже вопросительно смотрел – любопытный какой! – но поднимать тему вчерашних событий при свидетелях боялся.

– Спасибо, бабуль! – Шон поцеловал ее в напудренную щеку. – Все было очень вкусно. – Ему кусок в горло не лез, но он запихнул в себя завтрак. – Мне нужно съездить кое-куда, – теперь он прикоснулся губами к макушке Эмили. – Я быстро.

Как итог, к дому Евы подъехал к десяти утра. Время самое подходящее, но почему же такое странное чувство пустоты и одиночества, словно Шон опоздал? Будто не успел на самый главный праздник в жизни? Он поднялся на крыльцо, с интересом разглядывая место, где выросла Ева. Уютно и приятно. Затем постучал. Дверь открыли не сразу, но открыли.

– Вы?!

Мать Евы Шон узнал сразу. Невысокая, моложавая брюнетка, достаточно привлекательная для своего возраста. И если в первую встречу она выглядела, как разъяренная тигрица, то сейчас была скорее раздосадована, ну и смотрела строго из-под темных изящных бровей. Все-таки гены у Евы отличные.

– Миссис Кьяри, могу я увидеть Еву?

Джемма Кьяри какое-то время молча сверлила его взглядом, потом распахнула дверь, приглашая войти.

Гостиная была небольшой, но светлой и милой. Шон даже тихо хмыкнул, заметив на креслах чехлы: насыщенного мятного цвета с пестрыми бабочками по всему периметру – такие же он видел у Евы в квартире. Тогда подумал, что это чересчур броско и вызывающе. Сейчас понимал, что она сама очень броская и вызывающая, но в том смысле, что не каждый сможет этот вызов принять и удержаться рядом.

– Евы нет, – нарушила молчание миссис Кьяри, когда Шон достаточно осмотрелся и принялся поглядывать на лестницу, ведущую на второй этаж. – Она уехала рано утром.

Черт, все-таки опоздал!

– Хотите чего-нибудь?

Шон вскинул голову, встречаясь с темными глазами. А вот у Евы они светло-голубые, почти прозрачные. Интересно, в кого такой цвет? Но поражало не только это, но и то, что мать Евы была удивительно спокойна. С чего бы?

Да, Джемма не была зла и рассержена. Шон ведь не мог знать, что она полночи разговаривала с дочерью: многое поняла и приняла. Злости к этому мужчине она больше не испытывала, но очень четко понимала, что дорожки Шона и Евы никогда не пересекутся, поэтому надо помочь им разрубить гордиев узел.

– Нет, спасибо, я просто хотел увидеть Еву.

– Она вчера была очень расстроена, и я думаю, что вам не нужно встречаться, – Джемма была очень корректна.

– Мисс Кьяри, я хотел объясниться…

– Оставьте ее, – долго Джемма не могла быть доброй и милой с людьми, которые хоть и косвенно, но причинили боль ее ребенку.

– Миссис Кьяри, вы не понимаете…

– Это вы не понимаете! Моя дочь – хороший человек, не надо ее преследовать! Что она лично вам сделала? – Джемма начала напирать. – Как вы пострадали? Финансово?

– Миссис Кьяри… – Шон не хотел говорить о деньгах.

– Эти деньги я вернула вашему деду ровно на следующий день. Не знаю, зачем взяла, – она даже смутилась. – Бес попутал.

– Что? – ошарашенно оборонил он. Как так?! Почему ему никто не рассказал? Ведь он же… Черт! Дед не сказал, потому что не знал, что Шон слышал их разговор. Так же, как и не знал, какие страсти разгорелись из-за этой, по сути, несуществующей сделки.

– Вы ведь скоро женитесь? – резко сменила тему Джемма Кьяри. – Так будьте счастливы и идите своей дорогой, а мою девочку оставьте в покое.

Шон ничего не ответил: слишком много мыслей, слишком много открытий.

– Всего доброго, – произнесла Джемма, заканчивая разговор. Она надеялась, что они поняли друг друга. Зря, потому что Шон не мог понять ничего, даже себя.

Он приехал домой в каком-то странном отрешенном состоянии: нельзя сказать, что его картина мира треснула, и вообще не ясно, как жить дальше, но почва под ногами пошатнулась неслабо. Нет, отношение к Еве изменилось не сегодня и не вчера, но к гамме чувств, испытываемых к ней, прибавилось еще и острое чувство вины. Нападки, критика, необоснованные претензии и оскорбления. Ева отбивалась от него, дерзила и гордо вздергивала подбородок. Ей было плевать, что он думает! Она не собиралась переубеждать его или что-то доказывать.

– Что с тобой? – пытливо посмотрел дед. – Все в порядке?

Шон оторвался от телефона: он звонил Еве уже в течении получаса, но она была недоступна. Только не понятно: для него недоступна, или это из-за дороги?

– Нет… – Шон задумался, прежде чем попросить: – Мы можем поговорить? – До отъезда еще час, поэтому можно и душу излить. Ему срочно нужно поделиться с кем-нибудь, и дед единственный, с кем можно обсудить и кто не осудит.

– Помнишь, когда мать Евы пришла и начала обвинять меня в совращении?

– Помню, конечно! Как она кричала!

– Я тогда слышал, как ты предложил ей деньги, а она взяла.

Доминик покачал головой – подслушивать нехорошо.

– Она вернула деньги, да?

– Вернула на следующий день и кричала еще пуще! Я, видите ли, заболтал ее!

– Я ведь не знал, – произнес Шон. – И я нарисовал себе очень неприятную картинку: вроде как Ева специально все подстроила ради денег. И я часто и много обижал ее. С момента нашего повторного знакомства я вел себя… – «Как мудак!» – мысленно сказал он, а вслух: – Не как джентльмен.

Доминик Пристли тяжело вздохнул. Молодежь!

– Шон, я думаю, все не так страшно. Ева мне показалась девушкой не злой и отходчивой. Уверен, она простит тебя, если все еще не простила.

– А как мне простить себя?

– Со временем все пройдет, – Доминик это точно знал: сколько лет живет! – Я ведь знаю, что ты тоже не со зла.

Шон скептически хмыкнул. Нет, ему поможет не время, а Ева. Ему просто нужно увидеть ее, а дальше они решат, что делать.

– Шон! – повторил дед во второй раз. Внук мысленно явно уже был не в кабинете. – Это все, что тебя беспокоит? – Вот лично у него, Доминика, появились некоторые подозрения, но обличать их в слова он не будет. Пусть дети сами к этому придут.

– Нет, не все, – честно признался Шон. – Но с этим я справлюсь сам. Я должен разобраться сам.

Шон поднялся. Полдень. Пора в Нью-Йорк возвращаться.

Доминик провожал внука задумчивым взглядом. Было у него ощущение, что, возможно, они с Джеммой Кьяри еще общих внуков нянчить будут. И отцом этих детей если и станет кто-то из братьев Пристли, то определенно не Натан.

***

Ева приехала домой еще до одиннадцати часов, но телефон не включала до вечера: ей необходимо было подумать без давления из внешнего мира. А когда все же соизволила появиться в сети, оказалось, что ей не позвонил только ленивый. Сара – ленивая задница! А в остальном – от Аляски до Пхеньяна. Точнее, от мамы до начальницы. Этим двум решено было перезвонить в первую очередь. От матери получила нагоняй за молчание – она же волнуется, переживает, не случилось ли чего в дороге. Рина, хвала богу, претензий не имела, а просто спешила поделиться помолвкой очередного денежного туза с Уолл-Стрит. Агентство просто обязано заполучить эту свадьбу. Ева не стала говорить, что, скорее всего, этот проект пройдет без нее – о таком лучше при личной встрече, тем более они с Рафом Симонсом еще по рукам не ударили.