– Варвара Петровна, это я! Прямо с самолета, – прокричала Мила и вошла в квартиру.

Варвара Петровна сидела на своем любимом месте – в старом продырявленном кресле. В доме, как всегда, царил порядок. Мила вдруг обратила внимание, что провода больше не свисают с потолка, и плинтус прибит к полу, и кран на кухне не капает.

– Что это? Неужели из ЖЭКа приходили и все сделали? – удивилась Мила.

– Да, вы же, Милочка, нажаловались там. Вот они и пришли.

– Долго тянули, но слава богу, что все сделали. А я устала – дорога у меня была длинная. – Мила разделась, прошла в комнату и села на диван.

– Отдыхай. Тебе надо было сначала к себе, выспаться, а потом ко мне, – проговорила Варвара Петровна, но Мила видела, что это лукавство.

– Нет, нет, дела важнее! – Мила достала из сумки большую папку. – Вот давайте с вами во всем разберемся. Это – чеки, квитанции и расписки. Надо сказать, что расписки еле выпросила у них – там это не очень распространено. Нотариус мне помог. Он объяснил, что это для отчетности. Варвара Петровна, я продала все, включая дом. Даже сама не ожидала, что из меня торгаш получится. Вот договор о купле-продаже. Он подписан мной на основании доверенности, которую вы мне оформили. На ваш счет деньги поступят через несколько дней. Счет в договоре мы указали ваш, сбербанковский. Налоги вам придется платить – все-таки это наследство. Но все равно сумма выйдет приличная. Варвара Петровна, если захотите, вы сможете сделать ремонт в квартире хороший. Чтобы все удобно было. И все равно деньги еще останутся. – Мила перевела дух.

– Спасибо тебе, Мила. Спасибо. – Варвара Петровна перебирала бумаги, которые ей отдала Мила.

– А вот это наличные. – Мила положила на стол пачку купюр. Это деньги, вырученные за мебель, картины, статуэтки, лампы. Я бы ничего из этого не довезла в Москву. Вадим Сорокко оставил все бумаги в прекрасном состоянии, поэтому с наследством не возникло никаких вопросов.

– Узнаю Вадима. – Варвара Петровна улыбнулась. – Он всегда был таким. Все учитывал, все просчитывал. Он, с одной стороны, был сомневающимся… а с другой – все делал правильно, очень четко. Его беда в этом и была – он очень долго все обдумывал.

Мила промолчала. Она понимала, что сейчас не надо ничего говорить – пусть выскажется Варвара Петровна.

– Мила, а как у него в доме? – спросила она. – И вообще какой это был дом? Ты говоришь, сад был? Жаль, что я этого не увидела. Мне очень интересно, как он жил.

– Дом хороший. Маленький и уютный. Он жил в нем один. – Мила улыбнулась.

Она вдруг представила, что чувствует сейчас эта женщина. Умер человек, который был в нее долгое время влюблен. Они не виделись много лет, они проживали свои жизни вдалеке друг от друга, даже не мечтая о встрече.

– Я подумала, что вам будет это интересно, я сфотографировала дом. Вот, смотрите. Это прихожая. Это гостиная, это кухня. Я еще сфотографировала лестницу, винтовую. Она ведет на второй этаж – там была спальня. Она вся бело-голубая – и ковер на полу, и покрывало, и подушки. Варвара Петровна, берите эти снимки – вы сможете их разглядеть не торопясь.

– Спасибо. – Варвара Петровна, нацепив на нос очки, не отрывалась от фотографий.

– Не за что. Еще я вам привезла вещи, которые он не велел продавать, а просил оставить вам. Вот здесь его письма. Я их прочитала – иначе было непонятно, что с ними делать. Мне было не очень удобно, но меня извиняет то, что ни одно из писем не было отправлено. Словно он писал сам себе.

– Такое бывает. И со мной это происходило тоже. Однажды. Потом как-то я сама все перечитала, порвала и выбросила.

– Отчего же порвали?

– Неудобно стало. Подумала, вдруг, кто найдет. Не поймут.

– Жалеете?

– Иногда.

– Еще здесь в пакете разные мелочи. Они лежали в его письменном столе, и была записка «Передать наследникам». Я не очень понимаю, что это. Может, вам будет ясно.

Мила положила на колени Варвары Петровны пакет, в котором были брелок с мягкой игрушкой, старый браслет из витой медной проволочки, книжка о собаках и еще пара каких-то пустяков.

Варвара Петровна улыбнулась:

– Я-то знаю, что это такое, – это все оттуда, из тех времен. Когда мы были даже не молодыми, а маленькими. Мне сейчас кажется, что все это было сто лет назад.

– Послушайте, почему же вы не переписывались хотя бы?! Ведь все это можно было делать еще с конца девяностых. И поехать к нему можно было! Почему вы так расстались?!

– Смысла нет пояснять, – коротко ответила Варвара Петровна.

– Варвара Петровна, тут еще есть дневник. Большая толстая тетрадь. Я ее тоже привезла. Куда положить?

– Давай сюда. Неужели это его дневник? – Варвара Петровна удивилась. – Как это не похоже на него.

– Он жил в другой стране. Может, возникла необходимость. – Мила пожала плечами. – Варвара Петровна, я поеду к себе. Мне выспаться надо. Если что – звоните.

Мила оделась, подхватила чемодан и вышла из квартиры.


Проснулась она от звонка. Ей показалось, что все происходит во сне – и настойчивый звонок, и ее промедление, нежелание ответить. Наконец она пересилила себя:

– Да, Варвара Петровна, слушаю!

Но на том конце мужской голос произнес:

– Это совсем не Варвара Петровна, это – Илья!

– Ох, прости! – Вот теперь Мила проснулась окончательно. – Здравствуй! Я только вчера прилетела. Я думала, ты дождешься меня. Я очень соскучилась и хочу встретиться.

– Я тоже… – ответил Илья.

Мила повесила трубку и стала быстро собираться. Она отсутствовала довольно долго и так глубоко вникла в чужие жизни, что совсем забыла про свою. Мила вдруг ощутила прилив радости – у нее в жизни все очень ясно. У нее нет сложностей, угрызений совести, и ни перед кем не надо виниться. Глядя в зеркало и причесываясь, Мила улыбнулась сама себе: «А главное, у меня есть Илья!» Они встретились с Ильей у ее подъезда, и он довез ее до метро. У них было полтора часа на то, чтобы выяснить отношения и понять, что они нужны друг другу. Однако Илья сказал, что сегодня вечером еще не сможет к ней приехать. Через пару дней, когда он сумеет подготовить мать.


На работе Милу встретили с радостью. Мила с удовольствием окунулась в дела, по которым за время путешествия в Амстердам очень соскучилась. «Как хорошо! Хорошо заниматься тем, что любишь, что умеешь! Как хорошо, когда вокруг простые и ясные отношения!» В этот первый после отпуска рабочий день она вернулась домой поздно и свалилась замертво: накопившееся напряжение, усталость от дороги и вопросы, к которым пришлось вернуться на работе, – все это ее вымотало. Утро следующего дня началось точно в такой же суете сборов. Мила выскочила из дома и уже добежала до метро, когда вдруг вспомнила, что Варвара Петровна не звонила ей ни вчера вечером, ни сегодня утром, хотя это и входило в число ее привычек. «Что это значит? Может, плохо себя чувствует? Может, мне надо было зайти к ней?» Мила остановилась прямо у входа в метро, перегораживая путь спешащим пассажирам. Ее толкнули, потом закрутили на месте, она поддалась общему потоку и спустилась под землю. Там уже почти машинально она добралась до работы. Этот день не был таким безоблачным и радостным – что бы Мила ни делала, из головы не выходила Варвара Петровна. К тому же ее домашний телефон не отвечал.

– Я уйду сегодня пораньше. – К четырем часам Мила не выдержала. Ей уже мерещились кошмары – сердечный приступ, обмороки, «Скорая помощь».

Остаток пути до дома Варвары Петровны Мила преодолела бегом. Дверь она по привычке толкнула – закрывать ее на замок хозяйка квартиры упрямо отказывалась.

– Варвара Петровна! Вы где?! Почему у вас телефон не отвечает? Я не смогла вчера к вам зайти, работы было много! – Мила, не снимая плаща, вбежала в комнату. Она что-то еще хотела сказать, но не смогла – она увидела Варвару Петровну, сидящую в том самом кресле, голова ее была опущена, втянута в плечи, а покрасневшие глаза смотрели в одну точку. Мила на миг растерялась, а потом заметила на полу лежащий дневник Сорокко. Дневник, по всей видимости, Варвара Петровна пыталась разорвать, но ей не хватило сил. В этой некогда аккуратной, а теперь разоренной вещи Мила увидела жест отчаяния. И было в этом жесте что-то не жалкое, но жалобное. Мила перевела взгляд на Варвару Петровну, и вдруг в ее душу закралось сомнение – эту ли женщину любил Вадим Сорокко? Из-за этой ли женщины он прожил всю свою жизнь в одиночестве, перед ней ли он испытывал чувство вины? Мила вдруг усомнилась в том, что эта маленькая женщина с невзрачной внешностью могла быть объектом такой сильной любви. Мила захотела увидеть фотографии, убедиться, что никакой ошибки, никакой мистификации здесь нет. Ей захотелось увидеть и тех, кто был рядом и составлял этот причудливый кружок. Она с новой силой осознала, что за все время работы с наследством Вадима Сорокко ни разу не встретила ни одной фотографии ни его самого, ни его знакомых или родственников. Попадались лишь виды Голландии, групповые фото с коллегами, где люди имели одинаковые выражения лиц, а потому казались почти близнецами. Еще были те странные фото, где на одном снимке были одновременно запечатлены пустые разоренные комнаты и радостные оживленные улицы. Те самые фотографии, которые она тоже привезла Варваре Петровне.

Мила все еще стояла в нерешительности, когда женщина произнесла:

– Ты читала дневник? – Варвара Петровна посмотрела на нее своими бледными глазами. Они почему-то почти не имели цвета. То ли голубые, то ли светло-зеленые, то ли какие-то другие, не поддающиеся определению.

– Нет. Постеснялась.

– Это ты зря. Надо было прочитать.

– Что в нем? Что-то такое, что вам неприятно? Но ведь прошло время! Уже и его нет в живых. Стоит ли обращать внимание! Он прожил долгую и, как я поняла, сложную жизнь и в дневнике писал то, чем не мог ни с кем поделиться. И потом, не всегда в дневниках пишут правду. Иногда что-то преувеличивают, что-то приукрашивают, о чем-то умалчивают вовсе. Мне иногда кажется, что дневник – это место случайностей, сомнений и невероятностей.